Юрий Мамлеев - Россия вечная Страница 29

Отсюда уже на высше-метафизическом уровне становится понятным утверждение России как Великого Посредника между Абсолютом (как источником Бытия) и Бездной «вне» Его. Более того, сам Посредник (то есть Вечная Россия и ее воплощения) в этой цепи Абсолют и Запредельная Бездна приобретает фундаментальное значение третьего метафизического Начала — Начала основополагающего, как и первые два, ибо «соединяя несоединимое», Россия приобретает особые качества, которые, отличая ее и от Абсолюта и от Запредельной Бездны, определяют ее бытие в качестве третьего метафизического Начала.

О тех концентрах, суть которых довольно ясна, — не будем повторять здесь то, что на принципиальном уровне уже было сказано нами о них.

Но относительно некоторых концентр — уже в плане исторической России — необходимы некоторые дополнительные разъяснения.

Наибольшие тонкости и сложности могут возникнуть при понимании «второй реальности». Можно сказать о людях в России, которые более или менее воспринимают черту этой второй реальности (даже не осознавая ее в качестве таковой), что они наряду с обычной жизнью живут еще «второй жизнью». Разумеется, эта вторая жизнь ни в коем случае не означает жизнь в грезах, мечтах, иллюзиях и т. д., такая банальщина нелепа, и как раз такая жизнь в относится к элементам совершенно заурядной обычной жизни. Вторая жизнь означает восприятие второй реальности, которая приходит как бы параллельно явлениям и реалиям обычной жизни, но по своей экзистенции и по смыслу отличается от нее и «выпадает» из нее. Необходимо — и это как раз вполне возможно — более конкретно и полно, на примерах из жизни и из культуры, постичь черты и явления русской второй реальности, в которой — в той или иной степени — мы все живем, независимо от того, насколько мы фиксируем свое внимание на ее отличии от обычной реальности.

Хаос, который, по определению, «таинственный» в силу того, что он скрывает в себе то, что еще не проявлено, — другая концентра, значение которой трудно переоценить. У нас «Хаос» (точнее, отражение его в конкретной жизни) больше проявляется в потоке нашей «повседневности» (и это не особо значимое его проявление) — но даже в таком виде он совершенно ошарашивает людей, привычных к стандартам западного образа жизни (по существу, такие люди, за редкими исключениями, просто не в состоянии жить «русским образом жизни», ибо их химерические жизненные «стандарты» мгновенно разрушаются при этом). В этой ситуации у них три пути — или стать русскими (что на 99 % невозможно для них), или сойти с ума (весьма небольшого, кстати), или уехать. Правда, некоторые представители западной интеллигенции, особенно художественной, могут быть весьма чувствительны к потоку русской жизни, и именно среди них могут быть даже такие, которые хотя бы временно входят в этот неописуемый поток с его внутренними прорывами и не «сходят с ума» при этом, а приобретают нечто, что остается как некое сокровище на всю их жизнь. Однако мы уже не раз отмечали — в смысле присутствия Хаоса — необходимость (ради выживания) баланса: сильного государства в России.

Именно сочетание в России второй реальности и Хаоса (и частично, может быть, той концентры, которую мы назвали «Невидимым древним мировоззрением) заставляет сделать еще один вывод: помимо выходящих за все пределы «Последних отношений», сочетание таких «концентр», с их неразгаданностью, незавершенностью, провалами в Неизвестное, с их невместимостью в рамки истории и т. д. сами по себе являются неизбежными основаниями для выдвижения, как следствия, доктрины о Космологической России, в которой должна продолжаться и реализовываться бесконечность исторической России, разрешаться, незавершенное, раскрываться Неизвестное, то есть то, что помимо «Последних отношений» заложено в Вечной и одновременно в исторической России.

Теперь необходимо сказать несколько слов о концентре «Русская культура». Поскольку концентры, по существу, представляют собой глубочайшие проявленные метафизические начала, определяющие историческую Россию, то спрашивается, при чем здесь культура? Ведь обычно слово «культура» понимается слишком узко, иногда чисто социально. Однако русская культура представляет собой самостоятельную концентру, ибо во-первых, в ней проходит и «обрабатывается» русским самосознанием все, что сосредоточено в других концентрах, во-вторых, русская культура сама по себе, являясь формой откровения русского самосознания, раскрывает и определяет реальности, скрытые в исторической и Вечной России. Русская культура, следовательно — особая концентра, высшая цель которой — познание Вечной России в целом, и которая по отношению к исторической России играет роль ее свободного духовного светильника, не скованного никакими догмами.

Конечно, русская культура содержит в себе и общечеловеческое начало, так же как и сама Россия. Но параллельно с этим существует и ее высший уровень — познание Вечной России, ибо сама идея России, как теперь уже очевидно, выше идеи человечества, хотя на каком-то уровне Россия включает в себя «общечеловеческое».

Понятно, что русские в космическом плане могут быть как людьми будущих манвантар, так и иными существами, чем люди, но заключающими в себе дух Вечной России. Последние по своей сути ближе нам, чем другие люди, живущие сейчас с нами на этой планете.

Как мы уже подчеркивали, в метафизико-космологическом смысле русские, включая и нас, русских в исторической России, образуют особую космологическую иерархию, наряду с другими (богами, ангелами, асурами, человечеством и т. д.), одна из особенностей которой та, что русские не выделены насколько пока известно в какую-то космологически отдельную группу существ (как, например, боги, люди и т. д.), а существуют как вошедшие в некоторые из этих групп и существующие внутри них. Это объясняется тем, что идея Вечной России, особенно «Последних отношений» нуждается в проявлении на разных космологических уровнях бытия.[46] Это не означает, конечно, что русские имеют только облик тех существ, среди которых они воплощены: вне всякого сомнения, им приходится нести и все бремя, и все взлеты этих иерархий. Более того, их «русскость» (например, что касается человечества), определенный период, или просто среди тех или иных индивидуумов, может быть, настолько не проявлена, затемнена, что «общечеловеческое» в них, как это ни печально, может почти полностью вытеснить «Русское».

Только в этом (метафизическом ключе) надо понимать известное выражение, что русские как люди еще далеко не познали собственной Души.

Вместе с тем следует подчеркнуть, что общечеловеческое и «русское» могут вполне нормально сосуществовать и «общечеловеческое» необходимо не только как «база» для проявления «русскости», но и как самостоятельное параллельное начало (на определенном уровне).

Эти же начала (общечеловеческое и русское) сохраняет и русская культура.

Лучший пример этому — великая русская литература, сочетающая в себе два этих начала. Ведомая гением Достоевского,[47] величайшим мировым писателем, она уходит в сферы общечеловеческие тоже, но не исключено, что в будущем появится литературное течение, для которого общечеловеческое явится только опорой для выхода в чистую «русскость».

В будущем для русской культуры, я думаю, очень важно, наряду с литературой и высшей музыкой, создание глубочайшей метафизики и философии, в которой был бы отражен и конкретизирован поиск Вечной России со всеми невероятными сопутствующими этому поиску течениями и практикой. Нам не хватает русского самопознания, которое, естественно, может включать в себя и общечеловеческие аспекты. Россия в будущем может быть понята как «страна» непрерывно расширяющаяся духовно, подобно тому, как ранее она расширялась территориально. Она, по словам Валентина Провоторова, как будто все время меняет кожу. Но даже ее старые формы обладают способностью к расширению или углублению.

Понятно теперь, почему внезапно, даже у русских людей, возникал страх перед Россией, непомерный страх. Это происходило не только по социальным причинам, а гораздо глубже. Действительно, трудно быть русским (в полном смысле этого слова), ибо трудно человеку вместить то, что вмещает Россия. Отсюда этот страх перед русской нирваной, перед русскими просторами (В. Розанов). Страх перед русской «апокалиптичностью», а ее много в России, ибо эта «апокалиптичность» просто фиксирует «разрывы» в русской истории и в русском сознании хаос, выход непредсказуемости на арену истории, тайную подготовку к внезапным переменам, «саморазрушение и самоспасение» (Достоевский), русскую литературу как литературу Конца (но не конца России).

Отметим еще страх перед русской «неподвижностью» и «внезапным динамизмом», страх перед страданием. Все это по-человечески понятно, но не по-русски. По-русски любовь (в данном случае к России) побеждает страх (если он есть). Но чаще всего ведь его нет, а есть любовь и тайное влечение к Безднам России, восхищение ими и головокружение от них. И одна из сторон этой любви — влечение к русскому бытию, к бытию вообще. Это означает не только присущую всем любовь к «жизни» (которая всегда есть процесс, изменение, борьба и как форма бытия может существовать только во времени), но и любовь к тому, что «я есть», любовь к тому, чтобы «бытъ» во всей многозначности и постоянстве, во всех внутренних возможностях, во всей потенции к вечности. Бытие, естественно, выше и шире «жизни», которая есть лишь одно из его проявлений.