Ханнес Ростам - …Ваш маньяк, Томас Квик Страница 29

Вернувшись из отпуска, Чель Перссон снова вернулся к терапии и позднее записал в карточке Квика:

«Далее выяснились исключительно тяжелые воспоминания нескольких эпизодов из детства пациента, когда его, судя по всему, чуть не убила собственная мать. Самым серьезным из них является попытка утопления зимой в озере Рунн. Наиболее травматические события в жизни пациента, похоже, происходили с ним в возрасте 3–5 лет — впрочем, сексуальное насилие продолжалось и после этого возраста, хотя и с меньшей интенсивностью».

То, что теперь сделало Квика бесценным сокровищем клиники, были не сами факты насилия, а их связь с его собственными преступлениями во взрослом возрасте. По теории объективных отношений, насильственные преступления, совершенные взрослым Стюре, являлись воплощением того сексуального насилия, которому Стюре подвергался в детстве, или, как записал в карточке Перссон:

«Параллельно с пробуждением этих жутких воспоминаний, которые временами предстают кристально ясными, все четче прорисовываются картины убийства Юхана Асплунда. Воспоминания об этом деянии поначалу имели форму фантазий, похожих на сон, но постепенно превращались в отчетливые отдельные картины. По мере того, как пациент перерабатывал эти образы сексуального насилия и убийства Юхана Асплунда, они сплетались в его сознании со страшными картинами из собственного детства — и деяние стало представляться как психологическое воплощение пережитого трудного детства, которое можно рассматривать с различных позиций».

В один прекрасный день в феврале 1993 года Йоран Франссон постучал в комнату Томаса Квика и вошел к нему. Он хотел узнать, как Квик относится к своим признаниям. Квик ответил, что его чувства сегодня совсем не так отчетливы, какими они были раньше, и что он во всем сомневается.

— Я хочу дать тебе шанс самому обратиться в полицию. Если в течение двух недель ты не обратишься туда лично, я вынужден буду составить заявление, — объяснил Франссон.

Квик понял, что полицию придется проинформировать, но сказал, что совершенно не уверен, сможет ли он сообщить достаточно сведений об убийстве Юхана.

— Ты должен письменно подготовиться к допросу, — посоветовал Франссон. — И, конечно же, мы пошлем с тобой нашего сотрудника, который будет присутствовать при допросе.

Идя навстречу пожеланиям Франссона, Квик постарался как можно больше поведать об убийстве Юхана Асплунда. Он тут же убедился, что это совсем не то же самое, что делиться воспоминаниями на психотерапевтической беседе с Челем Перссоном. Франссон отметил это событие в карточке:

«Он описывает это скорее как фантазии, и он не уверен, имело ли все это место на самом деле, однако теперь его фантазии получили подтверждение в ходе продолжающейся психотерапии. Я напрямую напомнил ему, что он на прошлой неделе дважды отвечал уклончиво на мой прямой вопрос, были ли у него еще такие случаи. Лично мне представляется странным, что между этими преступлениями прошло 13 лет. Тогда он ответил мне, что у него есть смутные представления или фантазии по поводу еще двоих, одного из них звали Петер, а другого — Микаэль. Порядок указывает на хронологическую последовательность. Однако он не уверен, действительно ли эти двое пали от его рук».

Стюре поведал мне, какие мучения он пережил в те две недели, которые дал ему на размышления Йоран Франссон. Если он признается, что солгал во время терапии, возможно, ему удастся выбраться из затруднительной ситуации. Но поверят ли ему? Что скажет Чель Перссон? И Франссон? Он обдумывал несколько возможных выходов из ситуации, но ни один не показался ему реалистичным. В конце концов он связался с Франссоном и попросил его обратиться в полицию. А дальше — будь что будет.

Младший инспектор полиции Йорген Перссон приезжает в Сэтерскую больницу около одиннадцати часов утра в понедельник 1 марта 1993 года. Спустя полчаса он обустроился со своим магнитофоном в помещении, временно выделенном для допроса, и поприветствовал подозреваемого. Чель Перссон выступает в качестве свидетеля при допросе. Убедившись, что магнитофон работает, Йорген Перссон усаживается в кресле поудобнее.

— Ну что ж, Стюре. Тогда давай потихоньку начнем разговаривать. Стало быть, я представляю полицию Борленге, и на самом деле мне ничего не известно — помимо того, что ты здесь, в Сэтерской больнице, начал рассказывать некоторые вещи, о которых хотел бы поговорить со мной. Так что я ничего не знаю о прошлых расследованиях и все такое, разве что читал что-то в прессе. То есть я совершенно, так сказать, не подготовлен.

Допрос идет вяло, несмотря на все усилия Йоргена Перссона. Наконец он выдавливает простой вопрос, который заводит Квика:

— Так что же все-таки произошло? Что именно ты помнишь, Стюре?

— Я одолжил у знакомого машину, — говорит Квик, — отправился в ночную поездку и постепенно добрался до Сундсвалля. Получается, я отправился из Фалуна в вечерней тьме и добрался до Сундсвалля, когда еще было темно.

— Хорошо, — одобрительно кивает младший инспектор. — А что ты делал потом? Куда ты поехал?

— Это была поездка без плана, просто без всякого… Точнее, у меня не было определенной цели. Но, во всяком случае, я оказался в окрестностях Сундсвалля.

— Кто владелец автомобиля? У кого ты его одолжил?

— Имя я сейчас не вспомню. Зато помню фамилию. Юнгстрём его звали.

— А откуда ты знал этого Юнгстрёма? Это твой родственник? Или знакомый?

— Нет-нет, знакомый. Мы с ним обычно встречались в бассейне «Лугнет».

Квик рассказывает Йоргену Перссону о том, как он в «Вольво» Юнгстрёма прибыл на парковку в жилом квартале Бусведьян к северу от Сундсвалля.

— Ты помнишь, какие там были фасады — какого цвета или из какого материала или что-нибудь такое?

— Тогда, пожалуй, следует сказать, что я с моим свидетелем допроса… мы были там прошлой осенью, так что, может быть, те воспоминания… короче, с воспоминаниями все сложно, — поясняет Квик.

— Ты побывал там и видел это место? Так что ты знаешь, как выглядят дома, — ты это хочешь сказать?

— Да.

Получив эту во всех отношениях специфическую информацию, младший инспектор полиции решает не углубляться в вопрос и продолжает:

— И что ты делал дальше — после того, как приехал на парковку?

— Я постараюсь говорить прямо и использовать ту методику, которую я могу использовать. Я искал мальчика, и я обратил внимание, что там поблизости расположена школа. И вот мимо меня идут два мальчика, но вскоре они расходятся, и я окликаю… в смысле после того, как они разошлись. Не знаю, шли ли они вместе, но, по крайней мере, они появились одновременно. Тот мальчик, который, так сказать, идет мне навстречу, — куртка на нем расстегнута, а я кричу ему, что… короче, прошу его о помощи, говорю, что задавил кошку, и он подходит к машине, я забираю его в машину и уезжаю оттуда, и еду к… Стадсбергет в Сундсвалле и убиваю его там, стало быть. И этот мальчик, стало быть, и есть Юхан Асплунд.

Квик замолкает.

Младший инспектор полиции Перссон, похоже, не знает, что ему делать дальше. В его присутствии только что было сделано полноценное признание в самом сенсационном убийстве последних десятилетий в Сундсвалле — убийстве одиннадцатилетнего мальчика, который пропал 7 ноября 1980 года.

— Так-так, — вздыхает Йорген Перссон. — И все это ты так много лет носил в себе?

— Я носил это в себе все эти годы, но неосознанно, — загадочно отвечает Квик.

Допрос продолжается вопросами об одежде Юхана, но Квик может сказать только то, что на нем была куртка темно-синего цвета.

Внезапно младший инспектор осознает, что допрашивает подозреваемого в убийстве без адвоката. Это очень серьезный момент, и Йорген должен что-то предпринять. Он произносит:

— Послушай, для того, чтобы все было по правилам, я должен тебе сказать, Стюре… Поскольку ты говоришь, что ты его убил, ты становишься подозреваемым в убийстве — ты это понимаешь?

— Конечно, — отвечает Квик.

— Да-да, — продолжает Йорген Перссон. — А как ты относишься к вопросу об адвокате? Я могу продолжать беседовать с тобой, а адвоката мы обсудим потом. Или ты хочешь адвоката? На каком этапе ты хотел бы подключить адвоката?

— Да, вопрос, конечно, непростой, — констатирует Квик. — Об этом мы как-то не подумали.

— Не подумали, — подтверждает свидетель допроса Перссон. — И я ничего не могу сказать по этому поводу.

— Мы ничего не можем сказать, — соглашается Квик.

— А я не адвокат, — говорит Чель Перссон.

— Нет, — кивает Квик. — Мне кажется, если мы хотим соблюсти все формальности, как положено, то он должен присутствовать с самого начала.

Не получив поддержки ни со стороны своего врача, ни со стороны полицейского, Томас продолжает развивать свою мысль: