Вячеслав Миронов - Я был на этой войне Страница 29

— Что с этими балбесами будет? — спросил Зубастик, тревожно заглядывая мне в глаза, было видно, что жалко ему бойцов.

— Ничего не будет, если язык за зубами будут держать. Да, были обязаны доложить и сдать деньги, а потом бы кто-нибудь в «Северном» или Моздоке присвоил бы их. Научи этих балбесов, чтобы не были такие хлипкие в коленках, разведчики, тоже мне, — насмешливо заметил я, чем задел его самолюбие. — А сейчас вместе с саперами отправь их проверять мины, заминировано ли здание. И потом пусть таскают ящики в машины и разгрузят медикам на КП. Давай иди к ним, а мы сейчас подтянемся.

— Есть! — ответил Зубастик и, развернувшись, бесшумно исчез у меня за спиной.

Я прекрасно понимал, что сейчас командир взвода разобьет морды своим подчиненным. И мне не было их жалко. И будет он их «воспитывать» не за то, что они попытались присвоить деньги и не сдали их в доход государства, а за то, что не доложили командиру, не внесли деньги в общую копилку взвода, роты, затихарили, «закрысили», а также за то, что так быстро «раскололись» при виде штабного начальства, меня то есть. Я нисколько не удивлюсь, когда вернусь и увижу разбитые носы у Бадалова и Пассатижей.

У машин уже кипела обычная суета, бойцы, спрыгнув с брони, заняли круговую оборону, офицеры вошли внутрь бывшей школы, впереди шли присланные саперы.

— Как, Слава, обстановка?

— Вроде все тихо. Охрана не наблюдается. Разведчики целый день просидели и никого не заметили.

— А мины есть? Или какие-нибудь другие «подарки» от братского народа?

— Хрен его знает, разведчики сами не смотрели, оставили эту почетную миссию саперам.

— Охранение оставить у машин?

— Хватит механиков, а остальных давай с нами, надо же ящики таскать.

— Правильно, не на себе же.

Все были спокойны: если не будет мин или других ловушек, то вся операция не представляет особой сложности. Тем временем мы поднялись на второй этаж, и там нас встретили разведчики, вытиравшие кровавые сопли, и Зубастик, потиравший костяшки пальцев. Судя по одинаковым отпечаткам ботинок на животах солдат, был применен коронный удар командира взвода — удар с разворота. А так как бойцы были в бронежилетах, то никакой опасности для их внутренних органов эти смертоносные удары не представляли. Чисто воспитательный процесс. Бойцы, понимая свою вину, не смели поднять глаз на меня. Может, и осуждают, но, скорее всего, нет, просто стыдно за свои действия. Вернее сказать — стыдно, что так просто попались.

Глава 7

— Помощь медицинская кому нужна? — к бойцам подошел доктор, капитан медицинской службы Женя Иванов. Интеллигентнейший парень, умница. Высокий, худощавый. В очках, усатый, бритый череп, очень он напоминал известного певца Розенбаума. Бойцы дернулись, отворачиваясь от врача.

— Ничего не надо! — Пассатижи отстранился, но доктор в присущей всем врачам манере схватил его и развернул к себе:

— Тихо, больной, не дергайся, а то я сам тебе ненароком сломаю что-нибудь. Так, так, кости и перегородка на месте, жить будешь, а если помрешь, то вскрытие покажет причину смерти столь юного и прекрасного создания.

— Пойдем? — спросил Зубастик у окружающих его офицеров.

— Давай.

Я скомандовал и указал пальцем на Бадалова и Пассатижи, а также на саперов:

— Вперед, мы прикрываем, сильно не задерживайтесь, если много мин, с нас достаточно одного прохода, чтобы только войти и выйти. Господа доктора, вы готовы?

— Ес, сэр! — за всех докторов ответил Женя.

Мы двинулись колоной по одному, озираясь и прикрывая спины друг друга, готовые в любой момент рассыпаться и занять круговую оборону. Со стороны оставленной техники никаких звуков, кроме гула работающих двигателей БМП.

— Женя, — догнал я доктора Иванова, — Юрка просил посмотреть таблетки, чтобы не пьянеть.

— Есть одно радикальное средство против опьянения, знаешь, какое?

— Не пить вовсе?

— Точно! Ты знал?

— Нет. Просто угадал.

— Удивительно. Обычно покупаются. Не может быть, что догадался.

— Женя, видишь ли, я такой же, как ты, циник, и так же, как и ты, стараюсь несерьезно относиться к своей жизни, иначе крыша съедет, а все, что произойдет, — на то воля Божья.

— Удивительно, как тебе удается сохранять чувство юмора?

— Все просто, у турок есть чудесное выражение «кысмет», что означает «судьба», вот и я придерживаюсь этого. Судьба есть, и от судьбы, как ты ни вертись, а никуда не денешься. Если тебе на роду написано, что проживешь столько-то и умрешь во столько-то от взрыва гранаты, то, как ты ни крутись, какой бы ни был крутой, какая бы вокруг тебя ни была бы охрана, все равно развесит твои кишки с помощью гранаты. Ну и естественно, что и все остальное так же получается.

— И ты в самом деле веришь, что так оно и есть?

— Да, Женя, верю. А ты разве не встречал в своей жизни, практике таких случаев, когда, например, пациент по всем твоим канонам должен быть мертвым, а он вопреки всем твоим стараниям живет? И как бы ты ни отрицал все законы, но по законам бытия он живет. Было, Женя? Только не надо утверждать, что организм его оказался на чудо силен, и прочую чепуху. Согласись, что есть нечто необъяснимое во многих медицинских случаях.

— Согласен, и особенно много таких случаев проявляется именно здесь, скажем так, в экстремальных ситуациях.

— И много же случаев, когда вокруг гибнут, а он один как заговоренный идет, и ничто его не берет.

— Был у меня такой случай. Помнишь, взвод из первого батальона заблудился, оторвался от наших и попал прямиком в засаду?

— Помню, что не помнить. Их в упор расстреляли.

— Было трое выживших. Двое раненых, а на одном ни царапины, все тогда думали, что он прятался за спинами других. И по горячке чуть не пришибли. Но раненые подтвердили, что спаслись только благодаря ему, это он вытащил подожженную БМП из-под огня, а когда убедился, что остальные погибли, закинул туда раненых и вывез. Так что ты во многом прав. А сам ты не боишься смерти?

— Боюсь, Женя, боюсь. Просто, я, наверное, готов к ней, что ли. Но больше, чем смерти, я боюсь, что стану инвалидом. Обещай, Женя, что если я попаду к тебе на стол без какой-нибудь конечности или еще с чем-нибудь, что сделает меня инвалидом — дай мне шанс уйти из жизни спокойно. Сам, я понимаю, ты не пойдешь на это, но мне самому дай такой шанс.

— Во-первых, по-моему, Слава, у тебя психологический срыв, и у тебя просто шоковое состояние. Я слышал, что было у вас на «Северном» и как ты отказался стрелять в своих. Первым отказался, и что благодаря твоему знакомому коменданту аэропорта наши бывшие союзники также коллегиально приняли решение не расстреливать вас. Так что или напейся, или приди ко мне, я дам тебе таблеток. Кстати, мы сейчас и наберем их. Только не переусердствуй. А насчет смерти, то каждый волен поступать со своей жизнью так, как сочтет нужным. Нет безвыходных ситуаций, всегда есть выбор и выход. Может, этот вариант нас не устраивает, но он всегда есть. Проблемы создают люди, и только люди способны их разрешить.

— Ни хрена, Женя, ты не понял, — я устало махнул на него рукой, — не нервная я институтка, и никакого срыва у меня нет. Тем мужикам на передовой гораздо тяжелее. Я боюсь будущего инвалида. Я уважаю мужиков, которые, подобно Маресьеву, борются за жизнь, несмотря на все козни и препятствия, но не смогу я. Лучше на гранату без чеки пузом, чем жить инвалидом. Ладно, еще накаркаем, тьфу, тьфу, тьфу!

— Глянь, Слава, саперы машут, видимо, уже готово. Пошли, а наш моральный диспут продолжим за партией в карты или бутылкой хорошего коньяку.

— Годится, но все равно — ты так и не дал, подлец, мне обещания. Запомни мою просьбу. Ладно?

— Ладно-ладно, только отвяжись. Любую просьбу я могу выслушать, но совсем не обязан ее выполнять. Ты понял?

— Понял. Ладно, пошли.

— Что-нибудь нашли? — спросил я у саперов, подойдя поближе.

— Ерунда, товарищ капитан. «Лимонка» была привязана за проволоку к двери, и все, больше ничего, — отрапортовали довольные, что так мало работы, саперы.

— Идите, внимательно осмотрите всю территорию складов, а как закончите — приходите, поможете грузить ящики.

Как только бойцы услышали, что им предстоит погрузка ящиков, то их как ветром сдуло, найдешь дурака, и на войне тоже, желающего таскать тяжелые ящики. Пусть даже и во благо большого общего дела.

Я огляделся. Республиканские аптечные склады представляли собой комплекс больших хранилищ, типа ангаров, и два административных одноэтажных здания. Я обратился к медикам:

— Ну, что, господа эскулапы, с чего начнем? Зданий — как грязи. Предлагаю рассыпаться на мелкие группы, а вы смотрите, что брать надо, и вытаскиваем во двор, а затем потащим в машины. Вопросы? Возражения? В письменном виде, пожалуйста, и в трех экземплярах.