Василий Ставицкий - Тайные страницы истории Страница 29

В добавление сообщаю, что я действительно сказал Вячеславскому, что могу собрать активную группу из моих товарищей бывших офицеров, что являлось легкомыслием с моей стороны, потому, что я с ними встречался лишь случайно и исполнить мое обещание мне было бы крайне затруднительно. Кроме того, когда мы обсуждали сумму расходов, мы говорили также о миллионе рублей.

Подпись: Н. Гумилев. 18/VIII-21 г. Допросил Якобсон.

Судя по почерку, каким были написаны показания Гумилева, держался он достаточно уверенно и не чувствовал ни своей вины, ни реальной опасности. Однако именно на этом допросе он делает первую роковую ошибку, признавая, хотя и с оговоркой, «что могу собрать активную группу из моих товарищей…». За это откровение подследственного мертвой хваткой цепляется следователь Якобсон и в последующем фактически добивается только одного — подтверждения от Гумилева сказанных им слов о намерениях.

Читая эти трагические справки, я невольно вспомнил август 1991 года, когда меня с группой офицеров КГБ «как пособников ГКЧП» допрашивали на Старой площади, в одном из зданий бывшего ЦК КПСС. С каким рвением и пристрастием следователь, который еще вчера сам служил в советских органах, добивался, чтобы я подписал протокол, в котором бы говорилось, что мы (группа офицеров)

19 августа 1991 года выполняли специальное задание в Литве по указанию руководства КГБ.

Да, действительно, 18 августа 1991 года группа офицеров КГБ вылетела в Вильнюс. Тогда в 1991 году, когда продолжался горбачевский развал страны, нас, как пожарных, постоянно бросали в различные регионы СССР (Армения, Азербайджан, Грузия, Прибалтика и т. д.). Но никто из нас тогда, 18 августа, не знал, что на утро 19 августа готовится «переворот» и что мы якобы должны были играть особую роль в Прибалтийском регионе.

Это главный тезис, признания которого добивался, в частности, от меня следователь. И когда я твердо заявлял, что мы действительно не получали никакого специального задания, следователь топал ногами, уговаривал, угрожал, ссылался на то, что все члены «группы» уже давно признались, что уже 18 августа мы знали о готовившемся «перевороте». Это хорошо известный прием. Но тогда он не сработал…

К сожалению, судьба Гумилева сложилась трагически. Его косвенного признания вины оказалось достаточным, чтобы получить высшую меру.

Дополнительные показания гр. Гумилева Николая Степановича.

Допрошенный следователем Якобсоном я показываю:

Сам подтверждаю, что Вячеславский был у меня один и я, говоря с ним о группе лиц могущих принять участие в восстании, имел ввиду не кого-нибудь определенного, а просто человек десять встречных знакомых из числа бывших офицеров, способных в свою очередь сорганизовать и повести за собою добровольцев, которые по моему мнению не замедлили бы примкнуть к уже составившейся кучке. Я может быть не вполне ясно выразился относительно такого характера этой группы, но сделал это сознательно не желая быть простым исполнителем директив неизвестных мне людей и сохранить мою независимость. Однако я указывал Вячеславскому, что по моему мнению это единственный путь по какому действительно свершается переворот и что я против подготовительной работы, считая ее бесполезной и опасной. Фамилий и лиц я назвать не могу, потому что не имел ввиду никого в отдельности, просто думал встретить в нужный момент подходящих по убеждениям мужественных и решительных людей. Относительно предложения Вячеславского я ни с кем не советовался, но возможно, что говорил о нем в туманной форме.

Подпись: Гумилев. 20/VUI-21 г. Допросил Якобсон.

Хотел бы обратить внимание, что Гумилев за время всех допросов фактически не назвал ни одной конкретной фамилии, ссылаясь на абстрактных людей с улицы.

Что касается Вячеславского, то Гумилев назвал ее только после очной ставки с ним, где Вячеславский первым рассказал о их встречах.

Однако за откровения Гумилева уже полностью цепляется следователь Якобсон. Поэтому на последнем фактически допросе 23 августа он просит лишь подтвердить отношение Гумилева к происходившим событиям.

Продолжение показаний гр. Гумилева Николая Степановича

Допрошенный следователем Якобсоном я показываю следующее:

Что никаких фамилий могущих принести какую-нибудь пользу организации Таганцева путем установления между ними связи, я не знаю и потому назвать не могу. Чувствую себя виновным по отношении к существующей в России власти в том, что в дни Кронштадтского восстания был готов принять участие в восстании, если бы оно перекинулось в Петроград и вел по этому поводу разговоры с Вячеславским.

Подпись: Н. Гумилев. 23.VIII-21 г. Допросил Якобсон

По сути дела это было последнее показание Н. Гумилева, послужившее основанием для вынесения абсурдного и беспредельно жестокого приговора. Ниже приводится документ, решивший судьбу поэта.

Гумилев Николай. Степанович, 35 л. б. дворянин, член коллегии «Из-во Всемирной Литературы», беспартийный, бывший офицер.

Участник Петр. боев. контр-револ. организации. Активно содействовал составлению прокламаций контрреволюционного содержания, обещал связать с организацией в момент восстания группу интеллигентов, кадровых офицеров, которые активно примут участие в восстании, получил от организации деньги на технические надобности.

Приговорить к высшей мере наказания — расстрелу. Верно: подпись (неразборчиво).

Этот приговор шокирует жестокостью и правовым беспределом. В основу его положено признание подсудимого в том, что он «обещал связать с организацией в момент восстания группу интеллигентов». Даже если учесть, что это происходило в суровом 1921 году после Кронштадтского мятежа, невозможно понять конкретных людей, допрашивавших Гумилева и принимавших столь категорическое решение. Ведь помимо всего прочего, что давлеет над нами (приказ начальства, суровое революционное время) есть еще собственная человеческая совесть, ответственность перед самим собой. К сожалению, у службистов типа Якобсона, кстати, расстрелянного в 1936 году, как правило отсутствует чувство порядочности и участия к судьбе человека.

Тогда в августе 1921 года в защиту Гумилева выступили известные люди того времени. Привожу один из документов, свидетельствующий о том, что в нашем мерзком общественном мире есть люди смелые, порядочные и неподкупные, способные отстаивать честь, достоинство и жизнь человека.

Председатель Петербургского Отделения Всероссийского Союза Поэтов, член Редакционной Коллегии Государственного Издательства «Всемирная Литература», член Высшего Совета Дома Искусств, член Комитета дома Литераторов, преподаватель Пролеткульта, профессор Российского Института Истории Искусств Николай Степанович Гумилев арестован по ордеру Губ. Ч.К. в начале текущего месяца. Ввиду деятельного участия Н. С. Гумилева во всех указанных учреждениях, высокого его значения для русской литературы, нижепоименнованные учреждения ходатайствуют об освобождении Н. С. Гумилева под их поручительство.

Председатель Петроградского отдела Всероссийского Союза писателей —А. А. Волынский.

Товарищ председателя Петроградского отделения Всероссийского Союза поэтов — М. Лушинский Председатель коллегии по управлению домом литераторов (подпись неразборчива) Председатель Петропролеткульта— А. Маширов Председатель Высшего Совета «Дома Искусств» — М. Горький.

Член издательской коллегии «Всемирной Литературы» — (подпись неразборчива).

Но это благородное письмо смелых людей уже не могло ничего изменить, так как решение губчека было принято 24 августа 1921 года, а сохранившийся документ был зарегистрирован в секретном отделе Петргубчека за входящим № 4/24 только 4 сентября 1921 года.

Владимир Чиков

Шпион из Ясной Поляны

Его арестовывали восемь раз. Трижды при царе и пять—при большевиках. При царе как революционера, а потом как «злостную контру». А он не был ни тем, ни другим. В партиях никогда не состоял, политикой не интересовался, а просто всегда говорил и делал то, что велит ему совесть…

За ним пришли ранним, ослепительно ярким утром 30 мая 1922 года. В московскую квартиру номер шесть по улице Воровского неожиданно нагрянула опергруппа. Открывший им дверь заспанный хозяин с холеной профессорской бородкой поначалу даже не сообразил, что перед ним сотрудники ГПУ: во-первых, почему их так много, а во-вторых, почему они заявились в такую рань?