Евгений Витковский - Вечный слушатель Страница 29

Бредущих по нему, и в том - его отрада;

Коса погибели; метла честного града;

Убийца, чья рука разит наверняка:

Раздатчик милостынь пустого кошелька.

Концы своих усов он обратил в затычки

Для собственных ушей - чтоб не нажить привычки

Внимать излишнему, - и, сей наметив путь,

Уроков лейденских не перебрал отнюдь;

Мир тесен для него: судя по всем приметам,

Посредничает он меж тем и этим светом,

Воздать бы похвалу занятию сему,

Коль не влекло б оно во гробовую тьму;

Нет проку от лекарств - есть польза от моренья:

С могильщика процент он взыщет без зазренья.

Он примется лечить, лишь замаячит мзда,

Но размышлять при том не даст себе труда:

Зубная, скажем, боль - одна из худших казней

Проходит тем верней, чем средства несуразней,

Он не копается в премудром естестве

Что щупать, что смотреть, коль пусто в голове?

Названья поменять - глядишь, случится чудо.

Он подает всегда одно и то же блюдо.

Но позаботится, чтоб новым был сосуд:

Среди святых и то - новейших выше чтут.

Капризы тоже впрок: для них стократ охотней

Врач обратит стопы к просторной подворотне

У дома Роскоши: его расчет таков:

Там кукла хворая средь злата и шелков

Лежит, закутана в заморские уборы.

- Здоровы ль, Госпожа? - Нет сил на разговоры.

- Кружится голова? - Вращается весь дом!

- Не мучит ли мигрень? - Терплю с большим трудом!

- Желудок варит ли? - Ах, право, в нем ли дело!

- Как с нижней стороны? - Уж я забыть успела,

Что было и когда! - А есть ли боль внутри?

- Все время, и урчит с зари и до зари!..

- Ну-с, выслушаем пульс. Не должно падать духом:

Фестинит несколько. Болезнь вселилась в брюхум!

Ректальный газ в кишках расширился весьма,

Творит перикулюм витальности ума

Вот радикс жалоб всем! Кишок покинув дебри,

Газ поднимается, чиня ущерб церебре,

Вертиго там царит хорибильное, - эст

Хворь должно истребить, и пер один присест!

Симптомы налицо, де-факто и де-визу.

Исчезнет кауза, коль газы снидут книзу:

Вернется статус кво! Мужайтесь, госпожа,

Я уврачую вас, все силы приложа.

Здоровью вашему не должно жить убытком!

Смирите, право, дрожь пред горьким сим напитком!

Но - пейте мой декокт, а более - ничей!

Адверсны снадобья у всех иных врачей!

Я буду девять дней ваш верный провожатый,

И льщу себя от вас услышать на десятый:

Здоровье! Ты со мной! Вернулся аппетит!

О прежней хворости мне мысль сама претит!..

Пофрыштыкает впрямь в десятый день больная,

Болезни липовой с минуты сей не зная.

Вам, горожане, сим примером дан укор:

В деревне бы сидеть тому, кто вправду хвор,

И лучше лекарь пусть вас лечит сельский, скромный,

Чем оный эскулап с латынью зуболомной.

Мне говорят, мол, так назначено в судьбе:

Тот спотыкается, кто учится ходьбе,

Тот заикается, кто говорит - и стекол

Стекольщик никогда ужели не раскокал?

Нет! Буду уважать скорее палача,

Что рубит яблоки, суть ремесла уча,

Что изрубить в щепу немало должен чучел,

Удар излишний чтоб казнимого не мучил,

И не был смертный миг сверх меры омрачен:

Бог милостив к тому, кто вправду обречен!

ПАЛАЧ

Он - мастер-смертедел; он - исполнитель права;

Последней горечи острейшая приправа;

Державного хлыста свинцовый налиток;

Живых колосьев жнец; головоруб-знаток;

В портных не числится, хоть виртуоз-раскройщик;

Он конопляных струй блистательный настройщик;

Возница ревностный к Хароновой ладье;

Коллега лекарю, а купно и судье;

Он - шеерез мирной: он хлеб свой добывает,

Он лишь по скудости житейской убивает.

Ему в наследный дар велит приять судьба

И ремесло, и щит фамильного герба

Со шлемом и листвой; о таковом символе

Есть предписание старинной княжьей воли.

Он от младых ногтей берется за труды,

С настила головы подъемлет, как плоды,

И смельчаков нагих привязывать к подмосткам

Он приучается почти еще подростком.

Пусть, мастером взойдя на эшафот впервой,

Еще обязан он утишить трепет свой;

Сие обыденно, понятно и знакомо:

На людях действовать совсем не то, что дома,

Порой витийствует в кругу семьи смельчак,

Среди безмолвных стен, но пред толпой зевак,

Стоящих вкруг него, он храбрым быть не смеет,

Теряет речи дар, глупеет и немеет,

Смутнеет взор его, кружится голова

И самая душа в нем держится едва;

(Друг другу мы страшны; недаром же веками

Друг друга звали мы свирепыми волками).

Простительно тому, кто, в зрящих сея страх,

Подобья Божий легко крушит во прах;

Пока немотствует, испуг тая глубокий,

Тысячерукий зверь, Народ тысячеокий.

Судья закон блюдет во всем, до мелочей.

Но недействителен закон для палачей,

Освистан будет он, побит камнями грубо

За лопнувшую вервь, за шею вполразруба;

Во мрак узилища, в железины оков,

Сокрыта Истина за тяжких семь замков,

Палач - заступник ей: он верен и испытан,

Железный панцирь лжи ломает и сверлит он,

А Истина лежит, чуть брезжа в глубине,

Гноима казнями, терзаема в огне.

Он истомлен жарой, зане к работе жаден,

Послушен как топор и столь же сердцем хладен.

Что гневаться ему, секущему сплеча?

Не в подневольности ль прощенье палача?

Здесь неуместна месть, и гнев немного значит:

Законов нет для тех, кто сызмала палачит.

В плотине ханжества, покорствуя судьбе,

Он роет ямы тем, кто вырыл их себе.

Сердца - суть палачи, но лишь одно, не боле,

Не плачет на мильон о палачевой доле.

ТРАКТИРЩИК

Он - обер-кашевар, отбросивший передник;

Исчадье очага и духовой наследник;

Благожелатель всем, томящимся алчбой,

Купцам и странникам,- компании любой,

Решившей закусить; умелый зазывала

К журчанью рейнских струй заветного подвала;

Заздравщины знаток; еды завзятый жрец:

Трактира собственник, но также и жилец.

То тянутся к нему клиенты еле-еле,

То явятся толпой на торжищной неделе;

Он молит: Боже, мне ядущих поручи,

И сырости не дай сгноить мои харчи!

Он молит: дни поста, скорей промчитесь мимо,

Плиты кухонной хлад терпеть невыносимо,

Сноровке поварской и кошельку во вред

Столь долгий мясопуст! Да будет мясоед!

Он дружит с кучером, умеющим помногу

Клиентов подвозить к трактирному порогу,

Таких, кому еда и выпивка нужна,

У коих чересчур оттянута мошна.

Жаркое съедено - отведать можно рыбки.

Он вызывать мастак гримасы и улыбки

У посетителей,- детально знает он,

Акцептовать сейчас имеет ли резон,

Голландцам ли судьба царить за океаном,

Европа в силах ли отмстить магометанам,

Богемцам ли афронт, австрийцам ли профит,

Не Семигорье ли судьбу войны решит,

Германцы пляшут ли под Альбиона дудку,

Испанцам ли деньга потребна не на шутку,

Взаправду ль истинно, что, помудрив слегка,

Инфанту продали за море с молотка,

Не в Риме ль ценится крысиная отрава,

Где кардиналы мрут налево и направо,

Не Франция ль сынам лихой сулит удел,

Не в Эммене ль покой, не Мориц ли сумел

Спастись так много раз от вражеского кова

И избежал его совсем недавно снова,

Обычай Морица воистину ль таков,

Что видит он весь мир при помощи очков,

В которых ночью спит,- ему безмерно тяжки

Не христианнейшей державы ли замашки,

Пред воинством его, столь прежде яр и горд,

Не христианнейший владыка ли простерт?

Пиши он летопись - он в том не знал бы равных.

Венец таких бесед - подъятье чаш заздравных.

Да процветает князь! В такой момент не пьют

Лишь недочеловек и самый грязный плут.

Сто лет живи, наш князь, прославься паки, паки,

Да сдохнут с голоду гишпанские вояки,

А каждый твой солдат - да будет вечно сыт!

Коль скоро ты скорбишь - то вся страна скорбит!

Тут чашей обнести столы велит обычай,

Какую осушить нельзя и глоткой бычьей,

Голландцы честию обязаны питью!

За княжескую мощь я ныне мощно пью!

Сколь в разрушенье нас искусен тьмы владыка:

Все то же самое не выпивши скажи-ка,

Все мысли обнаружь, коль в том пришла нужда,

В трактире только смех ты вызовешь тогда.

О здравье помыслы - на дне ли винной склянки?

На счастье набрести немыслимо по пьянке,

Уж если болен князь - то разве же не вздор

За здравие его валиться под забор?

Кто мудростью такой утешиться надумал,

Мечтая: "Заплачу лишь за одну еду, мол",

Но, увидавши счет, вопит, сколь хватит сил,

Тому дадут ответ: *За то, что ты не пил".

Кредит неведом здесь: всегда плати по счету.

Он ненавидит скряг, но расположен к моту;

Всего один вопрос ему терзает ум:

Зайдет иль не зайдет кутила-толстосум?