Александр Никонов - За фасадом империи. Краткий курс отечественной мифологии Страница 3

Среди развитых стран единственным и объяснимым исключением является Израиль, уже которое десятилетие ведущий перманентную ползучую войну с враждебным окружением. Там призывная армия. Там иначе нельзя. Там служат даже женщины, а мужчины тянут лямку аж три года. Однажды на тесных улочках Иерусалима я разговорился с израильским солдатом. Это был сибиряк — открытое лицо, голубые глаза, ямки на розовых щеках. Родители приехали из Сибири в Израиль, когда он учился в старших классах, и вот теперь он сам патрулирует улицы с М-16 на плече.

— Не тяжко три года служить? — без всякой задней мысли спросил я. — У нас теперь год служат.

— Тяжко у вас год служить, — ответил он. — Легче в Израиле три, чем в России один.

Потому что в России не армия. А уродливая подделка. Пугало — бессмысленное и беспощадное, причем не к врагам, но к своим собственным гражданам. Наша «армия» — это пыточная камера или зона, в которой нужно отбыть срок. В которой дают пару раз за весь срок службы выпустить три патрона из автомата в мишень и учат не воевать, а красить траву зеленой краской, шагать по плацу, высоко поднимая ноги, собирать окурки на территории, ненавидеть родину, незнамо зачем отнявшую у тебя год жизни, — и хорошо, если только год, а не всю жизнь… Это не армия. Это, как я уже сказал, уродливый муляж армии — пугало для тех, кто хотел бы напасть, но думает, что у нас есть армия.

И партий у нас нет. Вместо партий, выражающих интересы неких социальных групп, у нас макеты, являющие собой всего лишь социальные инструменты, используемые властью для контроля над макетным же парламентом.

И суда у нас нет.

В России нет судебной системы. А есть муляж. Издалека глянешь — вроде суд. А вблизи рассмотришь — макет судебной машины из папье-маше. На Западе количество оправдательных приговоров достигает трети. То есть суд свою сепарационную функцию выполняет. В судебной схеме любого западного государства стоит мощный логический блок, принимающий решения на основе входящих данных. У нас оправдательных приговоров практически нет. Число их не превышает нескольких долей процента! То есть, выражаясь технически, российская судебная машина, доставшаяся нам по наследству от СССР, работает с надежностью заводского штамповочного пресса. Это значит, что в социальной машине нашего общества вместо необходимого счетно-решающего устройства стоит черная коробка такого же цвета и размера. Но если ее открыть, мы не увидим там сложной логической схемы. А увидим прямой провод, тянущийся от входа к выходу. А в серединке — крохотный резистор, поставленный для отвода глаз. Он чуть-чуть сбрасывает запрашиваемый прокурором срок заключения для создания видимости самостоятельной деятельности. Но приговоры в наших судах — это на 90 % переписанное прокурорское обвинение.

В кулуарах Останкина один адвокат рассказал мне одну историю. Судья дал его подзащитному небольшой срок, хотя тот был невиновен. Это понимали и сам адвокат, и судья. Позже, случайно встретив в лифте адвоката, судья извиняющимся тоном обратился к нему:

— Иван Иванович, я понимаю, что ваш подопечный невиновен, но сделать ничего не могу…

Почему не может? Потому что система не позволяет оставаться порядочным человеком. Она не поддерживает такой опции.

История вторая… На программе Соловьева «Поединок» бывший адвокат, а ныне крупный государственный чиновник Михаил Барщевский, услышав, что парню за изнасилование после долгого-долгого и неоднократно возобновляемого следствия дали четыре года, сказал: «Вы же понимаете, если ему за такое преступление дали всего четыре года, это значит, что он невиновен».

Система работает следующим образом: если человек невиновен, ему дают небольшой срок или условное наказание.

И будьте уверены, что если против вас завели уголовное дело, обвинительный приговор вы получите с практически стопроцентной вероятностью. Потому что суда у нас нет. А есть карательный придаток к прокурорской машине, выполненный в форме суда. Массо-габаритный макет. Кастет в форме статуи Фемиды. Ваш срок будет чуть меньше заданного прокурором. Эта малая редукция — тот максимум самостоятельности, на которую способен российский «суд», она существует для создания видимости судейской независимости.

В том редчайшем случае, когда в судебную систему попадает честный человек, система его немедленно выдавливает, исторгает из себя, как организм человека исторгает занозу. Не приживается «честная заноза» в судебной машине России.

Это всем известно, об этом пишут газеты. Вот, например, что «Комсомольская правда» рассказывает о выдавленной за пределы судебной системы судье Кудешкиной:

«Летом 2003 года к Ольге Кудешкиной, судье первого квалификационного класса с 20-летним стажем, попало несложное дело о превышении должностных полномочий старшим следователем по особо важным делам Следственного комитета МВД.

«На процессе гособвинитель вел себя странно, — рассказывает судья, — не давал нам допрашивать потерпевших. Постоянно заявлял отводы суда. Потом меня вызывала руководительница. Из разговора стало понятно: нужен обвинительный приговор. Я не подчинилась и рассказала об этом процессе. В итоге меня обвиняют в распространении ложных сведений… Не выполнишь просьбу председателя суда — найдут, как наказать, к чему прицепиться. Мы же полностью зависим от председателя! Он и дела распределяет, премии начисляет… Никто не хочет, чтобы его постигла такая же участь, как меня или многих других судей. Если ты попадаешь в список ненадежных, обязательно найдется повод, чтобы убрать такого судью… Но самое страшное, когда дела заказные или свой интерес проявляют органы власти: исполнительной, законодательной… Словом, представители той власти, от которой зависит председатель суда. Там судья вообще ничего сделать не может. Какой бы честный он ни был. Либо он должен отказаться от рассмотрения дела, либо выполнить указания… У нас 90 процентов судей не имеют морального права быть судьями»».

Один из адвокатов прокомментировал этот материал в «КП» так:

«Я, как практикующий адвокат, полностью подтверждаю описанное. Скажу больше. Если раскрыть всю картину беспредела в судейском сообществе и в правоохранительной системе, жить не захочется… Да и не поверит обыватель… пока сам не столкнется».

Помню, один мой коллега-журналист Булат Столяров рассказывал много лет назад:

«Был у нас один честный судья по фамилии Пашин, у которого процент оправдательных приговоров был выше, чем у других. Судейское сообщество его выкинуло из своих рядов».

Я фамилию запомнил, а через несколько лет встретил на записи одной из телепрограмм господина Пашина и пожал ему руку.

Вот что рассказывал прессе выдавленный за честность из судебной системы бывший судья Пашин:

«Меняется фасад, а внутри суд остается все тем же — советским и карательным. Косметическим ремонтом нашу судебную систему делают похожей на европейскую, чтобы создать хороший имидж на Западе. Но все новшества нейтрализуются старыми технологиями работы, чтобы суды оставались управляемыми и обеспечивали интересы бюрократии. Отсюда и деформация — изменение формы без изменения сути… В России судебная власть никогда не была соперником режима, никогда ему себя не противопоставляла. И поэтому режим считает суды своей частью. Председатели судов и их заместители входят в номенклатуру и легко путешествуют по властным креслам…

Судья всегда на стороне следствия. Обычно прокурор передает судье дискету с текстом обвинительного заключения, и потом приговор выходит с теми же грамматическими ошибками».

А ведь когда-то суд в России был! При царе. Проведенная в эпоху Александра Второго судебная реформа сделала Россию с ее знаменитым судом присяжных одной из самых прогрессивных в юридическом смысле держав. Но потом в стране что-то сломалось. Что? Как и почему вместо суда возникла обманка?.. А ведь у нас не только суд и не только армия представляют собой макеты. У нас вся система власти в недавнем историческом прошлом являла собой грандиозный макет: парламент, именуемый Верховным Советом, плюс все без исключения министерства и органы местной власти — все это было грандиозным муляжом, который «царствовал, но не правил», а управляла страной совершенно другая сила, параллельная.

Впрочем, «ненастоящесть» страны проявляется не только в «макетности» ее социальных институтов, их мимикрии под западные образцы. Но и в конкретных материальных предметах. Отдельные философы и социологи заметили это примерно четверть века назад, на излете советской власти. В тогдашней прессе о подобном уже можно было писать, и наблюдатели сей феномен описывали: на Западе автомобиль, а у нас «Жигули» — макет автомобиля. На Западе стали выпускать сумки с рисунками, и у нас кинулись их делать, только не с красочным «ковбоем Мальборо», а с тусклой Аллой Пугачевой. Но лик Пугачевой, нанесенный через трафарет дурной краской, быстро облезал с дурной подложки. Вместо сумки получалась ее дурная пародия. Как бы сумка. Подделка.