Ален де Боттон - Религия для атеистов Страница 3

 Мечты о встрече с единственным человеком, который избавит нас от необходимости искать общения с человечеством.

Для нас, забившихся в индивидуальные коконы, основным источником, дающим представление о том, каковы другие люди, становятся средства массовой информации, и, как следствие, мы, само собой, ожидаем, что все незнакомцы – убийцы, мошенники и педофилы. Отсюда и стремление доверять только тем считаным индивидуумам, с которыми мы познакомились через прекратившую ныне свое существование семью или по учебе и работе. В тех редких случаях, когда обстоятельствам (бурану, удару молнии) удается вытащить нас из наших герметичных капсул и свести с людьми, которых мы не знаем, нас поражает, что наши сограждане совершенно не стремятся отрубить нам голову или растлевать наших детей, да и вообще они на удивление приятные люди и рады помочь.

Даже став одинокими, мы, разумеется, не утратили надежды на налаживание отношений. В закоулках одиночества современного города нет более почитаемого чувства, чем любовь. Однако это не та любовь, о которой говорит религия, речь не о всеобщем человеческом братстве, эта любовь ревнивая, не выходящая за определенные пределы и крайне неприветливая. Это романтическая любовь, которая отправляет нас на маниакальные поиски одного человека, с которым мы надеемся прожить всю жизнь, такого человека, который избавит нас от необходимости стремиться к общению с человечеством.

На сегодняшний день современное общество предлагает только одну общность, и строится она на восхвалении профессиональных успехов. Мы чувствуем, что уже добрались до ситуации, когда на вечеринке нас прежде всего спрашивают: «А чем вы занимаетесь?» – и наш ответ определяет, ждут ли нас с распростертыми объятиями или к нам тут же повернутся спиной. На этих состязательных, псевдообъединяющих встречах только некоторые из наших достоинств котируются как валюта, на которую можно купить доброжелательность незнакомцев. Наибольший вес имеет то, что написано на наших визитках, и тем, кто решил посвятить жизнь воспитанию детей, сочинению стихов или выращиванию яблоневых садов, ясно дадут понять, что они плывут против течения и, соответственно, заслуживают быть причисленными к маргиналам.

С учетом такого уровня дискриминации неудивительно, что многие ищут компенсации в карьере. Сосредоточиться исключительно на работе, забив практически на все остальное, вполне приемлемая стратегия в мире, где карьерные достижения считаются главными достоинствами, которые не просто обеспечивают материальными средствами, чтобы выживать физически, но и вниманием окружающих, столь нам необходимым, чтобы чувствовать себя комфортно психологически.

Религия, похоже, многое знает о нашем одиночестве. Даже если мы ни на грош не верим в то, что нам говорят о загробной жизни и сверхъестественном происхождении религиозных догм, мы не можем не восхищаться свойственным религии глубоким пониманием того, что именно отталкивает нас от незнакомцев, и не оценить ее попытки заставить нас расстаться с парой предрассудков, которые обычно мешают выстраивать нормальные отношения с другими людьми.

Католическая месса, будьте уверены, не идеальная среда для атеиста. Большая часть – оскорбление здравого смысла или просто что-то непонятное. Она тянется очень долго и редко не навевает сон. Тем не менее эта служба полна элементами, которые ненавязчиво укрепляют теплые отношения между собравшимися в храме, и атеистам неплохо бы изучить их и научиться использовать в соответствующих ситуациях в мирской жизни.

Католицизм начинает создавать чувство общности с той самой минуты, как человек заходит в церковь. Выбрав кусок земли, католицизм возводит вокруг него стены и объявляет, что внутри будут править ценности, совершенно не похожие на те, что признаются в окружающем мире, скажем, в офисах, тренажерных залах и гостиных большого города. Любое здание дает своему владельцу возможность трансформировать ожидания гостей и устанавливать правила поведения, желательные для хозяев. В художественной галерее принято молча любоваться полотнами, в ночном клубе – раскачивать поднятые руки в такт музыке. А собор, с его массивными дверями и тремя сотнями каменных ангелов, украшающих стены, дает нам редкую возможность поклониться и поздороваться с незнакомцем, не вызвав мысли, что ты агрессор или сумасшедший. Нам обещают, что здесь (в словах начального приветствия мессы) «Благодать Господа нашего Иисуса Христа, любовь Бога Отца и общение Святого Духа да будет со всеми вами». Церковь ставит свой весомый авторитет, обретенный за многие столетия, знания и архитектурное великолепие на службу нашего скромного желания открыться чему-то новому.

Важно обратить внимание и на состав паствы. Нет специального подбора по возрасту, национальности, профессии, образовательному уровню или уровню доходов. Прихожане – случайным образом собравшиеся люди, объединенные только приверженностью определенным ценностям. Месса нивелирует экономическое неравенство и эффективно разрушает статусные группы, в которых мы обычно вращаемся, отправляя нас в более широкое море человечества.

В наш секулярный век мы часто думаем, что любовь семьи и чувство общности суть синонимы. Когда современные политики говорят о своем желании исправить общество, в качестве символа квинтэссенции общности они приводят пример семьи. Но христианство мудрее и менее сентиментально в этом вопросе, поскольку признает, что ограничение семьей может на деле сузить круг наших привязанностей, отвлечь от связи со всем человечеством, отучить любить не только близких, но и соседей.

Для укрепления чувства общности церковь просит нас оставить за ее порогом все привязки к земному статусу. Внутри в цене любовь и милосердие, тогда как снаружи – власть и деньги. Среди величайших достижений христианства – его способность без какого-либо принуждения, за исключением самых мягких теологических аргументов, убедить монархов и магнатов преклонить колена и умалиться перед статуей плотника и омыть ноги крестьянам, дворникам и шоферам.

Церковь делает даже больше, чем просто декларирует, что мирской успех значения не имеет: различными способами она демонстрирует, что мы можем быть счастливы и без этого. Уважая причины, по которым мы в первую очередь хотим обрести статус, церковь устанавливает условия, благодаря которым мы готовы отказаться от любых званий и принадлежности к какому-то классу. Она, похоже, знает, что мы стремимся обрести власть, главным образом из боязни того, что может случиться с нами, если у нас не будет высокого ранга: нас лишат всего, нами будут помыкать, друзья разбегутся, и придется влачить скромное и унылое существование.

Гениальность мессы в том, что она шаг за шагом избавляет от этих страхов. Здание, в котором идет месса, почти всегда великолепно. Хотя построено вроде бы с тем, чтобы знаменовать равенство людей, по красоте оно превосходит многие и многие дворцы. Компания тоже соблазнительная. Мы горим желанием стать знаменитыми и влиятельными, тогда как «быть как все» представляется незавидной судьбой, если норма – это посредственность. Высокий статус становится инструментом, выделяющим нас из группы, которую мы презираем и которой боимся. Однако, когда прихожане кафедрального собора начинают петь «Славу в вышних Богу», мы чувствуем, что это собрание людей не имеет ничего общего с теми толпами, которые мы видим в торговых центрах или больших аэропортах. Незнакомые люди смотрят на сводчатый, в звездах, потолок, хором поют: «Господи, приди, в людях своих живи и укрепляй их Своей милостью» – и оставляют нас с мыслью: а может, человечество не так уж и плохо.

В результате может возникнуть ощущение, что не обязательно так много работать: мы собственными глазами видим, что почет и безопасность, которых мы надеемся добиться благодаря карьере, уже достигнуты в сердечной и доброжелательной общности, которая приглашает нас, не выставляя никаких требований.

И если в мессе так много упоминаний о бедности, печали, неудачах и утратах, то причина в следующем: церковь рассматривает больных, падших духом, отчаявшихся и старых как аспекты человечности (это просто подчеркивается), которые очень соблазнительно отрицать, но именно они делают нас, если мы их признаем, ближе друг к другу.

Когда в нас проявляется высокомерие – или superbia, если перейти на латынь Августина, – в нашей личности главенствует грех гордыни и отрезает нас от окружающих. Мы становимся неинтересны для других, когда все, что нам хочется, так это убедить окружающих, до чего у нас все хорошо, а ведь дружба имеет шанс расцвести, лишь когда мы решаемся поделиться тем, чего боимся и о чем сожалеем. Прочее – всего лишь умение привлечь внимание. Месса поощряет смирение гордыни. Недостатки, выказывать которые мы так стыдимся, опрометчивые поступки, за которые, мы знаем, нас будут высмеивать, секреты, из-за которых наши разговоры с так называемыми друзьями несерьезные и пресные, – все это проявляется как обычная часть человеческого бытия. У нас нет оснований что-то скрывать или лгать в здании, построенном, чтобы чтить страх и слабость человека, который ничем не напоминал героев античности, или яростных солдат римской армии, или плутократов тогдашнего Сената, и, однако, именно он оказался достойным короны высшего из людей, царя царей.