Александр Нилов - Цеховики. Рождение теневой экономики. Записки подпольного миллионера Страница 3

Быстро пролетевшие годы учебы в Университете не стоили бы отдельного упоминания, если бы не одно существенное обстоятельство. Именно в стенах альма-матер мой отец впервые проявил незаурядные способности, не столько научные, сколько организаторские. При всем уважении к трудоспособному молодому человеку, которым когда-то был отец, я не могу не признать (по его же собственным замечаниям), что как раз физико-математические экзерсисы он выполнял не так блестяще, как проводил (к примеру) культмассовые мероприятия. За несколько лет, проведенных в сугубо академических стенах, он успел «опылить» своим присутствием все мало-мальски значительные формальные и неформальные события, происходящие в Университете. Более того, молодой студент умудрился последовательно побывать: культоргом, профоргом и комсоргом курса. И это не считая того, что на протяжении всей учебы отец продержался на солидной должности ответственного за политсектор. То есть все политинформации, проведенные за шесть лет, были на его совести. На мои неоднократные недоуменные вопросы: «За каким лешим тебе нужна была эта тягомотина?» – отец неукоснительно принимался читать мне лекции о важности не только плодотворно контактировать с окружающими людьми, но и уметь направлять их чисто человеческие, а потому хаотичные порывы в строго очерченные рамки полезной деятельности.

Но это он с возрастом научился так красиво формулировать, а тогда (как я сильно подозреваю) студент физмата Гришка-лектор, как его едко прозвали ополитинформаченные согрупники, мало задумывался, отчего у него так зудит по общественной линии. Ведь в те времена организаторский талант признавали в людях неохотно. А ведь именно эти способности – направлять людей в рамки полезной деятельности – и удобрили на манер гуано последующий урожай событий в его жизни. Несколько раз на полном серьезе отец утверждал, что комсомольско-общественная работа в советских институтах была не чем иным, как вторым высшим образованием, классической школой менеджмента и управления, только на советский манер.

После окончания Университета отец очень удачно распределился. Он каким-то образом, впрочем не без учета его заслуг по общественно-комсомольской части, избежал участи большинства молодых специалистов и не загремел в какой-нибудь заштатный НИИ, затерянный на необъятных российских просторах. Вместо этого получил место в довольно прогрессивном по тем временам научном институте и помимо эфемерных благ в виде постоянной возможности поднимать свой научный уровень получил возможность ходить на работу пешком. И опять же работа в этом достойном учреждении не имеет к описываемой теме почти никакого касательства, если бы не два события, которые произошли с отцом именно в данный период. Первое – в новообретенном дружном коллективе он встретил человека, который определил почти всю его дальнейшую жизнь – Якова Денисовича, тогда просто Яшку (по молодости лет). С точки зрения советской действительности у Якова были один явный недостаток и одно сомнительное достоинство. Он происходил из катастрофически бедной многодетной семьи и при этом был умен тем самым практическим умом, который так не любило в подчиненных начальство, – тут вам не Америка!.. И второе событие – в качестве молодого и подающего надежды специалиста в составе небольшой группы советских ученых он попал на научную конференцию «за бугор», а точнее, во Францию.

Капиталистический образ жизни наповал сразил отца. И не изобилием сверкающих витрин, хотя и не обошлось без глотания сладких слюнок в магазинах спорттоваров и в супермаркете при виде продуктов. Самое главное, что наконец-то отец осознал: совершенства в мире не бывает. Вожделенное образование, которое виделось ему золотым ключиком к счастью, открывало совсем не ту дверь. С другой стороны, получить аналогичное образование во Франции с такой же легкостью, как в родном Отечестве, ему ни за какие коврижки не удалось бы. И вот именно тогда, по его словам, впервые закралась в молодую голову советского специалиста крамольная мысль: «А вот бы совместить…» При этом отец вовсе не был клиническим идиотом и понимал, что в политическом масштабе осуществить сие невозможно. Но в одном-то, отдельно взятом случае? Ведь у него-то уже имелось образование. Но это был пока даже не пробный выстрел, а просто взгляд на мир через прицел. До выстрела было еще далеко.

Тем не менее, когда по приезде, примерно через полгода, отец вдрызг разругался со своим начальником, который ничтоже сумняшеся попытался присвоить себе научную работу подчиненного, то не стал восстанавливать справедливость, а вместо этого прислушался к настойчивым советам Якова Денисовича и ушел (хлопнув дверью) на производство. К тому времени, когда произошел столь досадный эпизод, отец уже полностью осознал свою романтическую наивность по поводу ценности образования и научных знаний в СССР. И уж тем более понял, что его усредненных научных способностей вряд ли хватит для того, чтобы посвятить науке всю жизнь и при этом остаться счастливым и нищим.

Это индивидуальная история «отделки щенка под капитана». Однако, как впоследствии рассказывал мне отец, в среде крупных подпольных предпринимателей-цеховиков высшее образование считалось чем-то вроде обязательного школьного минимума. А если и встречались люди со средним специальным образованием, то уж опыт работы в общественных организациях (по комсомольской, а то и по партийной линии) у них присутствовал непременно. Вспоминая французского философа и его зеркальные отражения, кажется, что нет ничего удивительного в том, что сотрудники ОБХСС имели в правоохранительных органах репутацию «белых воротничков», интеллектуалов и вообще задавак. Все правильно. Равные возможности в действии. Одни студенты несколько лет пользовались благами бесплатного и потому доступного образования, чтобы впоследствии использовать его для создания подпольных производств, а другие в то же время поднимали свой интеллектуальный уровень для успешной с ними борьбы. Все при деле.

Пациент скорее мертв

Согласно последним социологическим опросам, лидирующие места в хит-парадах вожделенных для большинства жителей России факторов занимает стабильность. Причем в любых ее проявлениях. Деловые люди мечтают о стабильности в экономике и даже (страшно выговорить) геополитике государства. Молодые семьи хотят стабильности в ценах на недвижимость (о понижении стоимости квадратного метра никто уже даже не мечтает, хорошо бы дальше цена не росла!). А большинство населения, не употребляя такого термина, как «стабильность», просто хочет отдохнуть от бешеного темпа жизни и хоть некоторое время пожить без видимых потрясений. Что вполне понятное, предсказуемое и по-человечески объяснимое желание. Не зря одно из витиеватых китайских проклятий звучит приблизительно так: «Чтоб тебе жить в эпоху перемен!»

Но вот странность. С одной стороны, стремление к стабильности в любых ее проявлениях, а с другой – пренебрежительное отношение к годам, которые, похоже, могут претендовать на символ неизменности социума, я имею в виду годы так называемого застоя, протянувшиеся с начала семидесятых по середины восьмидесятых. Только ленивый не изощрялся в высмеивании этого периода истории СССР.

Спроси любого человека, который или прожил эти годы, находясь в сознательном взрослом состоянии, или по малолетству обладает лишь смутными воспоминаниями: какие «якоря» бросили в тихих водах воспоминаний означенные полтора десятка лет? Начинаем загибать пальцы: дефицит ВСЕГО, бесконечные нудные собрания, бесплатные путевки на юг и в детские лагеря летом, чудовищное медицинское обслуживание, очереди. Все. Если кому-то покажется, что это много, попробуйте посчитать воспоминания, которые оставили по себе девяностые годы. По-моему, смело можно утверждать, что период «застоя», каким бы он ни казался с расстояния в двадцать лет, действительно характеризовался неизменностью, постоянностью и предсказуемостью. Жаль, конечно, что неизменность распространялась на пустые полки и повальное хамство тех, кого сейчас красиво называют «обслуживающий персонал», но ведь у этой медали стабильности была и другая сторона. Убийство, к примеру, считалось настоящим ЧП, и на его раскрытие бросали лучших из лучших оперативников, да не просто районных оперов, а зубробизонов из главка. Женщины могли выходить замуж по любви, а не по расчету, а мужская половина советских граждан не была еще до смерти заморочена вопросом, где взять денег. Так что если попробовать беспристрастно предаться воспоминаниям о тех годах, то запросто можно найти и поводы для ностальгии.

Итак, в середине семидесятых большинство добропорядочного населения СССР могло наслаждаться стабильностью жизненного уклада, сопровождаемой хамством, и почти полным искоренением уличной преступности. Но годы, именуемые «застоем» характеризовались не только этими штрихами. Были и еще кое-какие застойные явления, не столь общеизвестные. В частности, именно на эти годы и пришелся расцвет подпольного бизнеса в СССР. Возникновение буквально из ниоткуда маленьких и больших «левых» производственных цехов было спровоцировано именно пассивностью и беспомощностью социалистического строя в той стадии развития. До начала семидесятых годов советское правительство вело довольно активную деятельность по установлению на одной шестой части суши земного шара коммунистического строя и (что характерно) руководство страны на самом высоком уровне, похоже, было убеждено в реальности своих планов. До этого момента, даже несмотря на ВОВ, а возможно, в достаточно степени и благодаря ей, СССР как член мирового сообщества смотрелся довольно солидно. И не только в связи с военной мощью. Постоянное наращивание темпов производства всего на свете, выполнение и перевыполнение планов, всеобщая грамотность, бесплатное медицинское обслуживание населения и, конечно же, невиданные производственные мощности огромного количества заводов и фабрик.