Даниил Строгов - Исповедь диггера. Кровавые тайны метро-2 Страница 3

Как вдруг – знакомый поворот, но под ногами – свежая глина. Для опытных диггеров свежая глина означает, что кто-то менял очертания кирпичной кладки хода. Это может быть точно повторяющаяся линия стены или пола. Подобные действия совершают обычно, чтобы пыль не мешала искать возможные варианты для проникновения за стену, под пол и в другие укромные углы. Тончайший слой пыли может скрывать маленькую выемку, которая и послужит опорой для инструмента. Но если четко не представлять себе, какое место в кладке можно использовать для нажима, то оплошность приведет к необратимым последствиям, вплоть до обвала. Поэтому, если диггеру дорога жизнь, он будет предельно внимателен к изменениям на пути следования. Будь то появление влажной глины, свежая насыпь или изменившаяся кладка. Именно меры безопасности важнее под землей, чем кусок хлеба или глоток воды. Без еды человек может прожить месяц, а, извините, с переломанными ногами, под обвалившейся стеной сложно надеяться на благополучный исход предприятия.

И вот Марк присел на корточки, чтобы проверить состояние кладки, он почти сразу заметил свежую кладку на старом месте. Бетон едва сковал раскуроченную кем-то землю. Удар ладонью вызвал гулкий звук внутри, значит, кто-то использовал это место как тоннель. Лубянка? Тоннель? Волне возможно.

– И что?

– И что? – Странник неопределенно пожал плечами. – На самом деле на первый взгляд ничего – потрогал железобетонную плиту, и все. Ушли по домам.

– И все? – На моем лице явное разочарование.

– А что ты хотел услышать? – удивленный взгляд Евгения Михайловича.

Я неопределенно пожал плечами:

– Загадки. Легенды.

– Загадка? – пристальный взгляд. – А ты дослушай. Спустя месяц после похода в сторону Лубянки Марка сбила машина. Это называется безопасность. Есть места, которые нужно обходить стороной, если ты просто решил пройтись под землей. Веревка, фонарь, компания и безопасный маршрут где-нибудь подальше от центра столицы. А желательно – вообще за городом. На раскопках.

Мой собеседник явно не в духе, рассержен. И я понимаю чем. Разговоры о потерях всегда вызывают у людей мужественных досаду и злость, беспомощность заставляет мучиться угрызениями совести. Как говорилось в притче про благородного человека, «на этом месте должен был быть я».

По неподтвержденным данным, за последние десять лет погибло более 56 человек из тех, кто исследовал подземелья, и причины этого были не всегда объяснимыми.

– А что было с другими участниками похода?

Хмурый взгляд:

– А как ты думаешь?

Меня всегда в профессии журналиста поражал вот этот пункт – пункт о необходимости воссоздавать историю по эмоциональному отношению к произошедшим событиям. Эмоциональные порывы, заплаканные родственники, обгоревшие документы, вот все это – просто человеческая жизнь, а не сказки или легенды.

В 1936 году родилась Катя Тимофеева. Ее папа, инженер Иван Тимофеев, был среди тех, кто разрабатывал план подземного Метро-2. В 1940 году его расстреляли, а семью отправили на Колыму. Статья – КРД, иначе говоря: контрреволюционная деятельность. В архиве НКВД хранился список тех, кто отправлен был в лагерь «на десять лет без права переписки», и среди них семья Тимофеева. Десять лет без права переписки – это означало расстрел.

А вот брат Ивана Ильича пережил страшные времена, стал историком и всю жизнь изучал строительство Метро-2.

«Существуют две версии возникновения Подземного города, который и обеспечивался посредством возможностей подземной линии метрополитена, известной как Метро-2. Первая связана с предупреждением о возможном начале Второй мировой войны. Именно тогда был представлен проект подземного бункера, – писал он в своей статье „Подземелье смерти“, опубликованной в газете „Турбостроитель“ в 1964 году, – вторая связана со смертью Иосифа Сталина, когда в 1953 году обострились внешнеполитические отношения СССР и стало понятно, что угроза ядерной войны не просто существует, но и становится очевидной».

То есть мнения историков и специалистов о том, когда впервые зашла речь о Метро-2, расходятся, и тут возникает закономерный вопрос: «Почему?» У нас в стране очень долго замалчивались важнейшие факты по развитию государственной машины, а уж тем более – о жертвах, с которыми эта машина безжалостно расправлялась. Существует весьма малопривлекательный факт, гласящий, что горняки и инженеры, которые работали на строительстве правительственных объектов под землей, после завершения работы пропадали без вести. Кого-то расстреливали, кто-то погибал в автомобильной катастрофе, кто-то был отправлен в ссылку подальше от столицы, где выжить могли только закаленные и здоровые люди. А какое здоровье в годы войны? Конечно, на Колыме получали на сутки килограмм хлеба против, скажем, блокадных ста двадцати пяти граммов, но условия были такими тяжелыми, что люди просились на фронт, лишь бы не медленная смерть на сопках. Но режим был неумолим, к началу шестидесятых годов из тех, кто когда-то работал на строительстве бункера, в живых не осталось никого.

Когда я пытался разобраться, в чем же причина столь безжалостного обращения с людьми, то оказалось, что они работали на сооружении секретного объекта, необходимого для «безопасности государства». Между прочим, это словосочетание из протокола, то есть государственная безопасность была важнее сотен людей. На вопрос «почему?», если позабыть о том, что речь шла о безопасности советского государства, тоталитарного во многом и по сей день, – ответа не найти. Иначе как объяснить несчастный случай с Марком Аврелием, который просто оказался не в том месте и не в то время?

Вечером мы сидели на кухне, и Евгений Михайлович рассказал мне, что случилось с другими членами того похода:

– Девушка там была, Ксения Стриж – Я вскинул голову.

– Не думаю, что это та самая Стриж, – невозмутимо ответил Странник, – так вот, отчаянная была, отец у нее актером работал в каком-то театре, а она сама – немного без башни, увлекалась археологией, занималась еще с институтских лет загадкой библиотеки Ивана Грозного.

– Снова пропала? – словно невзначай спросил я.

– Да есть следы, – и снова улыбка, мне пришлось прикусить язык.

Но, судя по выражению глаз моего собеседника, до темы библиотеки мы еще дойдем.

– Так вот, – голос рассказчика монотонно льется дальше, – Ксения излазала все архивы, даже в Германию, Францию и Англию ездила – какая-то легенда гласила, что следы ведут именно туда. Она по жизни была диггером, от природы. Нюх у нее на опасность и на находки словно собачий. Однажды только благодаря ей ребята вышли из заваленной шахты.

– Я потом расскажу сама.

Мелодичный голос, я обернулся и обомлел. На кухню вошла Мадонна Боттичелли собственной персоной. Огромные миндалевидные глаза, чувственные губы, грива пушистых каштановых волос. Фигура – словно над ней поработал скульптор, то есть ничего лишнего и при этом все учтено. Спокойная улыбка.

– Познакомьтесь, – Странник кивнул, – это Света, подруга Ксении. Коллега, ну, и вообще.

Я поднялся и пожал протянутую Светланой руку. Крепкое, уверенное рукопожатие. Белоснежные зубы сверкнули в улыбке. Я сразу решил на ней жениться, похоже долгое сидение на кухне и клубы сигаретного дыма, из-за которого даже я, заядлый курильщик, уже не мог вздохнуть, все-таки ударили в голову:

– Даниил.

– Очень приятно, вы журналист? О чем пишете? Под землю уже спускались? А когда?

Она задавала короткие, четкие вопросы и, несмотря на протестующий взгляд Евгения Михайловича, подошла и открыла окно, забрала у него сигареты, выбросила в мусорное ведро, потом поставила чайник и наконец села на диванчик:

– Так когда под землю?

– Завтра, – ответил Странник за меня.

Я лишь согласно кивнул, не могу точно сказать, что в этот момент испытывал – бурю восторга или панический страх, потому что клаустрофобия была моей спутницей уже много лет, и я даже в лифтах не ездил – предпочитал ходить пешком.

Доподлинно известно, что в проекте Метро-2 было несколько человек, страдающих клаустрофобией. По словам очевидцев, с этим страхом справлялись очень просто. Вежливо предлагали последовать на работу в шахту или… подвергали аресту.

Владимир Степанович Панин – сын одного из строителей, родившийся в Магаданской области, рассказал:

– Отец боялся замкнутых пространств и сказал об этом бригадиру. Тот хотел снять отца с подземных работ, но вмешался представитель НКВД, с улыбкой сообщивший: или «воронок», или спуск в шахту.

– Ксения уехала в Англию, – начала свой рассказ Светлана, – причем уехала потому, что ей намекнули об этом при очень вежливой и доверительной беседе в каком-то ресторанчике. Просто подошли, подсели и сказали, что Ксюшке лучше уехать из страны.

– Это в 1999 году? – уточнил я.