Сергей Филатов - Рим рукоплещет! Страница 3

Во время прыжков, если какой-нибудь всадник сваливал препятствие, мы ставили его на место.

Дан старт… На поле выехали участники. Я, не спуская глаз, смотрел на них и дал себе клятву, что по окончании войны стану только спортсменом-конником. Но понял я и другое: мне далеко еще до этих спортсменов. Как завороженный наблюдал я за майором Савченко, когда он показывал приемы высшей школы верховой езды. Казалось, он и лошадь - одно целое, настолько были согласованы все их движения. Конь проделывал все упражнения как будто без всякого усилия со стороны всадника.

- Ну, это ни к чему,- услышал я голос товарища. - Тоже мне, подумаешь, цирковые номера какие-то!

- Ничего ты не понимаешь, - возмущенно сказал я. - Ведь это надо так отработать лошадь! Это настоящее искусство.

- А к чему? - вновь прозвучал равнодушный голос.

Я резко повернулся: - Ты…- и не договорил. На поле выехал командир эскадрона капитан Смыченко на серой в яблоках красавице Торпеде.

Капитан Смыченко рубил лозу… Торпеда, очень резвая лошадь, ровно и быстро ходила по станкам, а шашка капитана так и мелькала над головой, и только свист воздуха говорил о силе удара. Лозы одна за другой падали на землю, и не было ни одного неудачного сруба.

Затаив дыхание, следил я за прыжками майора Савченко на Бланкете и капитана Байдина на его изумительном скакуне Ампере. Они произвели на меня неизгладимое впечатление.

Сидя в засаде, я думал: каким надо быть смелым человеком и искусным всадником, чтобы так решительно преодолевать препятствия.

Какое наслаждения вот так лететь над, казалось бы непреодолимыми препятствием, чувствовать себя в полете одним целым с конем и ощущать, как конь плавно встает после прыжка на ноги. Во время занятий мы тоже прыгали. Но какой может быть сравнение…

Я невольно приподнимался, когда всадник давал коню посыл. У меня было ощущение, что я сам на коне делаю прыжок. Я так увлекся, что забыл поставить поваленное лошадью препятствие, за что по окончании соревнований вынужден был выслушать внушение от своего командира взвода.

- Солдат, - сказал он мне,- ни при каких обстоятельствах не должен забывать о своих обязанностях. А вы, вместо того, чтобы вскочить и немедленно установить барьер, неизвестно о чем думали… Что с вами произошло?

Я честно признался, что был так потрясен блестящим выступлением конкуристов, что не мог глаз от них оторвать, стараясь уловить малейшие детали их работы.

- Что, самому захотелось участвовать в конкуре? Этому, друг, еще надо учиться.

Старший лейтенант внимательно посмотрел на меня и неожиданно предложил дополнительно со мной заниматься и тренировать меня в прыжках.

…От Балтики до Черного моря гудела земля. Никакие неудачи на фронте не могли поколебать нашу уверенность в победе. Но почему кто-то должен для меня добывать победу? А я в это время изучаю военные науки, которые, кроме конного дела давались мне с большим трудом. Нет, драться самому - и немедленно! Решил: уйду из училища.

Были у меня два друга, два Миши - наш парторг эскадрона Миша Ковалевский, двадцатичетырехлетний высокий, стройный юноша, и редактор боевого листка Миша Седов, на два года старше меня.

Написав рапорт об отчислении меня из училища на фронт, я показал его своим друзьям.

- Ты что, - удивился Миша Ковалевский. - Всему уже научился?

- Я уже достаточно хорошо освоил военную технику, хорошо рублю, стреляю. Хочу воевать. Я кавалерист, и мое место в бою - там, где все!

- Неверно ты рассуждаешь, - спокойно, но строго сказал Миша Седов. - Твое место там, где ты находишься. Из тебя готовят офицера, чтобы ты потом мог больше принести пользы. Для этого нас учат… Мы тоже хотим на фронт. Миша просил самого маршала направить его воевать, а маршал приказал ему учиться… Тебя тоже направили учиться - вот и учись!

Они встали. Слова друзей ошеломили меня. Я понял, как глубоко они переживают мой поступок.

Седов взял у меня из рук рапорт и порвал на мелкие кусочки…

В ноябре 1944 года, после окончания училища, получив звания младших лейтенантов, мы с Мишей Седовым попали на Украину в одну из кавалерийских бригад.

Миша стал работать в штабе, а я нес службу тыловика. Занимался с солдатами перед отправкой на фронт. Надо было научить людей правильно сидеть на лошади, заботиться об этом боевом друге: ведь от ухода за лошадью зависит ее поведение в бою. Были солдаты, которые до армии никогда не сидели на лошади, - с ними пришлось заниматься особенно много. Необходимо и людей и лошадей приучить к настоящей боевой обстановке.

Во время полевых занятий артиллерия, минометы, пулеметы говорили по-настоящему. Бухали орудия, завывали, свистели снаряды, мины, разрываясь там, где условно находился противник. А мы неслись на всем скаку, рубя на пути мишени - фигуры противника.

Я внимательно следил за правильной посадкой солдат на коне, за точностью удара, нанесенного "противнику", на ходу исправляя ошибки.

Занятия проходили в условиях напряженной боевой подготовки, в любое время дня и ночи.

Когда мой взвод был уже подготовлен, мы получили приказ выступить для выполнения одной операции. Шли последние месяцы войны. Наши войска упорно продвигались к Берлину. И вот, наконец, наступила долгожданная победа! Радостные и счастливые, возвращались мы в свою бригаду, удачно завершив порученную нам операцию.

3. Первые успехи.

Наша бригада готовилась к конноспортивным соревнованиям в честь Дня Победы. Я неплохо вольтижировал, джигитовал и рубил лозу. Всему этому научился в кавалерийском училище. Я горел желанием принять участие в соревнованиях, хотелось испробовать свои силы в спорте. Но моя боевая армейская лошадь не была подготовлена к спортивным выступлениям.

Меня назначили выступать в общей группе фигурной езды. Впервые мне пришлось принять участие в выездке. Начальник штаба майор Ризаев ежедневно настойчиво нас тренировал. Мы ездили группой и исполняли отдельные, не очень сложные, фигуры. Но все же в них были элементы высшей школы верховой езды. А я в них ничего не понимал. Впервые пришлось познать значение согласованности работы шенкелей с поводом.

Я хорошо управлял лошадью, выработал красивую посадку и никогда не думал, что окажусь в очень неприглядном положении во время фигурной езды. А это случилось в первые же дни тренировки. Мы делали фигуру принимания на рыси налево. Другими словами, лошадь на рыси вперед идет в сторону, перекрещивая ноги.

- Филатов! Левый шенкель туже, повод выдержи. У тебя лошадь "вываливает" плечо наружу,- услышал я окрик майора.

Я никак не мог понять, что от меня требует майор. Что такое шенкель - я хорошо знал: это внутренняя сторона ноги от колена до пятки, прикасающаяся к боку лошади, но как согласовать движение шенкеля с поводом, понять не мог.

Оказалось, при фигурной езде все зависит от шенкелей и одновременного движения рук, держащих повод. Мне надо было, чтобы лошадь не "вываливала" левое плечо, прижать левую ногу к боку лошади (усилить шенкель). Одновременно, не бросая правого повода, больше натянуть левый повод.

Хотя я и выступил на соревнованиях, но фигурная езда мне очень не понравилась.

На соревнованиях я увидел, как прыгает наш старший лейтенант Порубов на коне Пилоте. Смелость, четкость, красота - глаз не отвести! Вот это прыгун! Не хуже, пожалуй, майора Савченко. Хорошо прыгал и старший лейтенант Маругин. У него было два коня: один - хороший, а другой - изумительный.

Вот этого изумительного коня - Эльбруса - Маругин очень любил и берег, стараясь его не перегружать. Прыгал он на нем очень редко. Держал как бы в резерве "на прорыв", и если в первом туре видел, что проигрывает, то бежал в конюшню, быстро седлал своего любимца, делал проминку и уж во втором туре без призового места не оставался.

По условиям состязаний всадник имел право менять лошадей, или все выступление проводить по очереди на обоих конях.

Маругин и рубил очень красиво. Он напомнил мне капитана Смыченко.

В бригаде находились хорошие спортсмены, мне было, у кого учиться, и я еще раз решил, что стану только прыгуном. Меня никак не тянуло заниматься фигурной ездой.

В лошадь командира Порубова Пилота я положительно влюбился. Он, правда, не такой красавец, как Торпеда и Бланкет, но никогда не подводил своего всадника во время прыжка. Это был кабардинец, небольшого - всего 158 см - роста, но чрезвычайно резвый, с хорошей, гибкой подпругой.

Иногда мне старший лейтенант разрешал попрыгать на Пилоте, и я мечтал: "Эх! Если бы мне такого коня!"

Однажды в наш Изяславль прибыл Третий ордена Ленина Краснознаменный кавалерийский корпус под командованием Героя Советского Союза генерал-лейтенанта Осликовского.

Среди офицеров был и Миша Седов. Его грудь украшали боевые ордена. Нашу радостную встречу омрачила только печальная весть, ее мне сообщил Седов: Миша Ковалевский не дожил до победы. В одном из боев он был тяжело ранен, конь вынес его из боя, но уже бездыханным.