Капитолина Кокшенева - Порядок в культуре Страница 3

Мы видим ясно, что к словам иностранным мы только привыкаем — они не несут в себе той глубокой смысловой и эмоциональной нагрузки как родные слова. Примеры можно множить. Важно понимать эти процессы, а понимаешь — значит вооружён. Давайте начнем каждый с себя — вот и вы, журналисты, будете писать, опираясь, и сознательно опираясь, на языковое богатство Словаря Даля.

— Когда — то философ Иван Ильин по поводу реформы русской орфографии 1918 года высказался весьма однозначно — слепое варварство. Почти все представители первой волны русской эмиграции сохранили верность прежнему правописанию. Некоторые издательства русского зарубежья до сих пор пользуются исключительно старой орфографией. Это позиция. Может, только так можно, наконец, остановить набравший силу со времен октябрьского переворота процесс «кривописания»?

— Вообще-то «кривописание», начавшееся после 1917 года, во многом большими усилиями народа и интеллигенции было за 70 лет сглажено. Прошла мода на революционный новояз, на чудовищные аббревиатуры, которыми даже детей называли. Язык освобождался от социологизированности, хотя, конечно, язык советской гуманитарной науки был чудовищным, корявым, просто наждак какой-то, страшно вспоминать все эти «размышлизмы в свете решений съезда»… Вместе с тем, советская эпоха показала, как силен был наш русский язык — живые ростки языка, хоть и поливали их марксистским кипятком, все же пробивались. Русская литература советского времени — это и роскошное слово, живое, полное, спелое как пшеничные колосья. Я говорю о нашем русском зарубежье, которое увезло с собой Россию. Я говорю и о наших «деревенщиках» — Распутине и Белове, Астафьеве и Абрамове, Носове, Шукшине и Шолохове. А какие сокровенные смыслы слова добывал Андрей Платонов?! Я думаю, это хорошо, что теперь как-то исподволь возвращаются права букве Ё; что теперь прозаики, чуткие к слову, возвращаются к старым глагольным окончаниям: пишут — одоленье, поклоненье, страданье — будто делая слово мужественнее.

Да, это всем видно, что словарный запас русских слов у нас терпит утеснение, обеднение. Ясно, есть и будут «специалисты», которые постараются доказать, что широкое использование иностранных слов всегда, мол, было в русском языке. Не будем же опять, говорят нам, повторять анекдотический опыт Тредиаковского и калоши заменять макроступами. Но вспомним литератора и воина А. С. Кайсарова, который с горечью писал в начале XIX столетия: «Мы думаем по-немецки, говорим по-французски, а по-русски только ругаем служителей и молимся Богу». Да, это здорово, что самое главное (молимся) делаем мы на русском и церковно-славянском языках. Но, пожалуй, важно и то, что критически и трезво относящихся к такой ситуации иноземного засилья, к реформам в языке у нас всегда находилось достаточное количество, причем начиная с XVIII века, известного тоже своем «чужебесием»: «Чужiя слова всегда странны будутъ, и знаменованiя ихъ не такъ изъяснительны, и следственно введутъ слабость и безобразiе въ сильный и прекрасный языкъ нашъ» (А.П. Сумароков).

— Навязывание новых стандартов губительно для традиционной русской культуры, напрямую связанной с национальной самоидентификацией, да и повод молиться новым богам… Может, причина подобных тенденций в обществе в непродуманности культурной и языковой политики нашего государства?

— А где Вы видели вообще культурную политику в нашем государстве, а тем более — языковую? У нас с 1991 года нет никакой культурной стратегии у государства. Деятели культуры захотели «свободы от тоталитарного государства», а государство и обрадовалось, что его освободили от каких-либо культурных обязанностей. Заметим, что как только в США Барак Обама пришел к власти, тут же появился список книг, которые читает Президент. И это важно. Важно потому, что так поддерживается вообще статус слова, литературы. А во-вторых, тут есть элемент культурной пропаганды и элемент культурного стандарта, то есть речь идет о том, что Президент считает своим долгом читать книги. Увы, мы не знаем, что читает наш Президент. Увы, мы вообще не в курсе, читают ли высший чиновный класс в государстве? Так о какой культурной стратегии мы говорим? Лет эдак десять тому назад помню заседание в Думе Комитета по созданию Закона о культуре. Воз и ныне там. А между тем, есть отдельные области, в которых была проявлена государственная воля — за иностранные слова в названии своего предприятия хозяин должен платить «языковой взнос». И это правильно. Если не ошибаюсь, то именно попечительское отношение к культуре характерно для Белгородской области. Там не бояться инвестиций в культуру — то есть, иначе говоря, прямых инвестиций в человеческое в человеке. Вообще рынок страшно засорил языковое пространство и откровенными глупостями (типа мини-супермаркет), и чудовищными искажениями смыслов. В Москве в Метро появилась звуковая реклама с таким слоганом: «Банк вам в помощь!», т. е. вместе традиционного — «Бог вам в помощь». Вот он, нынешний бог — банк, золотой телец. Я была так ошарашена этой наглой рекламой, навязывающей мне себя в боги, что, естественно, совершенно не помню, о каком конкретном банке шла речь, хотя слышала этот слоган много раз. Такой вот обратный эффект — и это неизбежное следствие того, что наше государство уже давно не может «кабацкие отношения удерживать в стенах кабака, а рыночные — на площади рынка» (Н.Калягин). Мы должны решительно потребовать государственного озвучивания того, что большая культура может развиваться при одном условии — признании ее самоценности. А логика самоценности такова, что видеть в культуре только прикладной, служебный характер — это преступление. И тогда императив рыночной пользы будет достойно скорректирован с признанием других прав, целей, мотивов и других достоинств у носителей иных культурных укладов. В том числе и у высокой культуры, с ее требовательными языковыми нормами, где невозможен ни мат как разрушительная для слова сила, ни грязные и гнусные слова, засоряющие нашу речь.

— Последние два года поддержкой и продвижением русского языка активно занимается фонд «Русский мир». В странах дальнего и ближнего зарубежья на базе университетов или библиотек открываются Русские центры, где проводятся языковые семинары, конференции, встречаются соотечественники. Чем еще можно по — настоящему спасти Россию от языкового и культурного оскудения, поднять ее престиж в мире?

— Конечно, деятельность фонда «Русский мир», направленная на пропаганду русского языка в мире — очень важна. И думаю именно там, где открываются русские Центры для иностранцев, языковые нормы более правильные, чем у нас дома. Ведь учить можно, опираясь на то, что отточено и проверено в веках, что отшлифовано, что нормативно. Поднимать престиж русского языка в мире можно, на мой взгляд, только тем, что помимо собственно языковых семинаров и центров, мы будем заниматься возвращением интереса к подлинной, талантливой почвенной русской литературе. Я считаю, что многолетнее представление русской литературы за рубежом такими лицами как Виктор Ерофеев, Татьяна Толстая, Дмитрий Быков и пр. уже просто смешно и неприлично. Это какая угодно литература (модная, современная, постмодернистская, авангардная, «эгоистическая» и т. д.), но только не та литература, что способна сегодня крепко держать спасительную языковую планку, позволяющая нам говорить о той самой национальной самоидентификации через язык. Мы сейчас создаем Литературный Форум (Клуб), куда войдут те писатели, которые понимают слово как национальное сокровище. Но, естественно, важно владеть словом, уметь вырастить его, а не только бросать лозунги. Я назову этих писателей — Олег Павлов, Михаил Тарковский, Вера Галактионова, Лидия Сычева, Захар Прилепин, Петр Краснов, Борис Агеев, Анна и Константин Смородины и др.

Так что я думаю, что скоро мы придем в Фонд «Русский мир» и найдем с вами области совпадения интересов. Нам есть что предложить.

— Вам часто приходится участвовать в конференциях связанных с языковой тематикой? Велика ли на самом деле их роль в укреплении основ и позиций русского языка?

— Нет, собственно в лингвистических конференциях я не участвую. Они нужны, но страшно далеки от народа. Проблемам языка не посвящена ни одна телевизионная передача, насколько я понимаю. Гораздо чаще я принимаю участие в тех конференциях, где есть возможность говорить о современной качественной, почвенной литературе. Сейчас я возглавляю кафедру журналистики в московском Институте бизнеса и политики, так что у меня большой простор для наблюдений и есть возможности учить говорить по-русски моих студентов, часть которых меня очень радует тонким отношением к слову.