Яшико Сагамори - «Я просто применяю здравый смысл к общеизвестным фактам» Страница 3

Когда я услышала, что Арафат, возможно, умер от СПИДа, я испытала похожее потрясение. Ведь для того, чтобы заразиться СПИДом, человек должен испытать ну хоть какое-то, пусть даже отдаленное, пусть даже противоестественное, но все-таки подобие любви. Сердце говорит мне, что с Арафатом такого случиться не могло. Логика заставляет признать, что я могу ошибаться. Возьмите, скажем, В. И. Ленина. С 1917 года, когда в России произошла революция, до смерти Ленина в 1924 году большевики под его мудрым руководством угробили около 20 миллионов своих сограждан. Может ли массовый убийца астрономических масштабов оказаться способным хоть на какие-то человеческие чувства, пусть даже самые рудиментарные? Мое сердце отказывается поверить в такую возможность. Оно ошибается. Ведь умер-то Ленин от сифилиса. Как это объяснить? Полуофициальная версия гласит, что Ленин заразился от Крупской, которую однажды якобы изнасиловали царские жандармы. Поверить этому трудно. Я не питаю никаких иллюзий относительно царских жандармов, но я видела портреты Крупской и знаю, что, как ни трудно в это поверить, она была гораздо страшней Элеонор Рузвельт, а это настолько страшно, что уже неважно, чей ты там жандарм — царский или какой-нибудь еще.

На самом деле, отнюдь не каждый пламенный фюрер, готовый вести свой народ к высшей цели по горам трупов, напоминает осатанелого робота. Вот, скажем, Наполеон. Единственная причина, по которой его кампании не переросли в мировую войну, это неразвитость тогдашней технологии. Жертвы его амбиций исчислялись сотнями тысяч. И тем не менее, его Жозефина, хотя и не тянула на звание мисс Вселенной, была вполне презентабельна. Какой-то парижский архив до сих пор бережно хранит записку, которую Наполеон послал Жозефине с поля одной из своих многочисленных битв. В записке говорится: «Буду дома через неделю. Не мойся.» Независимо от того, вызывает у вас странная просьба императора понимание или протест, она выдает его забавную сторону, а люди, у которых есть забавная сторона, не могут быть совсем плохими. Или все-таки могут? Не могу удержаться, чтобы не добавить: судя по ароматам, царящим в парижском метро в час пик, большинство французов все еще ждет возвращения Наполеона с фронта. Но если вы захотите убедиться в этом сами, вам совсем не обязательно тащиться для этого в Париж. Вместо этого, вы можете заглянуть в продуктовый магазин на Брайтоне или затесаться в толпу, ожидающую в JFK прибытия самолета из Москвы. Между русской толпой и французской существуют ровно два различия: русские вставляют в свою речь гораздо больше английских слов и употребляют гораздо больше французских духов, чем французы.

Но я лучше оставлю русских в покое, пока кляузный доктор Ху не начал вновь проявлять нездоровый интерес к моей скромной особе. На самом деле, я не хотела оскорбить никого, кроме французов. Слишком уж много раз я, несмотря на весь мой здоровый скептицизм, переоценивала наших бывших союзников. Так, например, я предсказала, что Арафат умрет в Каире, — и ошиблась. Ошиблась потому, что не могла себе представить, что французы не побрезгуют прикоснуться к чему-то настолько нечистому. Пожалуйста, не пытайтесь объяснить мои ошибки наивностью. Наивность тут ни при чем. Налицо полное невежество. Как я могла забыть, что сам аятолла Хомейни готовил свою исламскую революцию под гостеприимным крылом французов. Я была уверена, что мое отвращение к массовому убийце-недомерку разделяется всеми нормальными людьми. Я ошибалась. Я не учла, что кровавый карлик специализировался на евреях, что заслужило ему восхищение и благодарность всего миролюбивого человечества, а также свободу от уголовного преследования, даже если жертвами его зверств случайно оказывались гои.

Но вернемся к нашим баранам. Даже если Арафат и вправду умер от СПИДа, я не думаю, что в его смерти следует винить Суху и французских жардармов. В конце концов, как ни атрофировано у французов чувство брезгливости, но хоть какие-то остатки его должны же были сохраниться даже у них. Или не обязательно? Как бы там ни было, а кое-кто прямо говорит, что Арафата уморили французы. Такого мнения придерживается, например, д-р Ашраф аль-Курди, в течение 25 лет состоявший при новопреставленном персональным врачом. Внезапно осиротевший доктор пожаловался прессе на некрасивое поведение его французских коллег по отношению к нему самому и к его хозяину. Они буквально вырвали немощного раиса из его любящих рук и ни разу не поинтересовались ни историей болезни, ни тем, как д-р аль-Курди поддерживал жизнь в своем пациенте. И что же? Пока всемирно любимый террорист был предметом бережных забот своего доктора, с ним все было в порядке. Как только он попал в руки к французам, он подох. Замучили фюрера проклятые гяуры. Д-р аль-Курди напомнил мне Багдадского Боба, бывшего саддамова министра информации. Порой мне кажется, что арабы — прирожденные клоуны. Жаль, что их клоунада неизбежно оборачивается кровопролитием.

Жаль, что выдающиеся качества многих людей остаются невоспетыми, пока их носители не покинут сей бренный мир. Пока Арафат еще дышал, я и не подозревала, что у него было чувство юмора. Теперь я точно знаю, что было, да еще какое. Помните, как после 11 сентября, пока «народ» Арафата плясками и раздачей сладостей отмечавший первый и, скорее всего, последний в своей несуществующей истории день «победы», сам раис, окруженный представителями прессы и медперсоналом, торжественно сдал кровь для переливания жертвам теракта. Мы с вами в то время не знали, что у него — СПИД, но и без СПИДа у любого нормального человека кровь бы свернулась от одной мысли о том, что в его вены попадет пусть даже одна-единственная капля арафатовых нечистот. Но он-то знал, чем он болен. Он-то знал, что со временем его дурная болезнь станет достоянием гластности. Был ли способ лучше посмеяться над американцами в день их национального траура?

Но если говорить серьезно, то наследие Арафата отнюдь не ограничивается мерзкой клоунадой. Его наследие огромно и заслуживает сравнения с наследием нашего праотца Авраама. Как Авраам, Арафат стал отцом народа, которого до него не существовало. Неважно, сколько раз я напишу, что «палестинцы» это террористическая организация, а не народ, ставший бездомным по вине жестоких сионистов. Неважно, сколько раз я напомню вам, что у них нет ни своего языка, ни культуры, ни истории, что они пришли в Израиль со всего арабского мира, что их не объединяет ничего, кроме ислама и жажды еврейской крови. Неважно, что «историческая Палестина» это всего лишь антисемитский миф, подобный «Протоколам Сионских мудрецов», только гораздо более успешный. Важно то, что весь мир верит, что арафатова террористическая организация является самым настоящим народом. И раз весь мир так считает, то, значит, так оно и есть.

В чем-то Арафат даже превзошел Авраама. Авраама вел Бог. Арафата вела мусульманская ненависть ко всему хорошему, что еще существует в нашем мире. Вот почему, сколько бы детей ни приносил он в жертву своей ненависти, ни разу Бог не послал ангела, чтобы тот в последний момент предотвратил убийство. Но ведь и за Свой народ Бог так пока и не вступился. Кто знает, почему Он бросил нас на произвол зла? Он мог уехать в отпуск. Он мог застрять в уличной пробке. Он мог заняться другим, более интересным проектом. Боясь упустить микроскопический шанс, что Он прочтет эту статью, я заявляю со всей категоричностью, на которую способна, что у Него не будет лучшего времени, чем прямо сейчас, чтобы выйти на защиту Своего народа с крепкой рукой и простертой мышцей, а, может быть, наоборот, если Ему так удобнее, потому что нас скоро погонят в печи новой Катастрофы, а мы еще до смысла предыдущей не доперли. Убедительно прошу считать вышесказанное молитвой.

В течение всей своей жизни Арафат неуклонно преследовал одну цель — уничтожение Израиля, и никому не удалось свернуть его с избранного им пути. В арабском мире, где верность — будь то верность долгу, человеку, или делу — так же переменчива, как цены на бирже в предвидении скорого экономического упадка, где предательство так же обычно, как верблюжий помет на мостовой, миллионы людей, обреченных им на бесконечные страдания и смерть, шли за ним без страха и упрека, как советский народ за Сталиным, радостно и безоговорочно подчинив самих себя и своих детей его смертоносной воле.

Умело играя на европейском страхе перед евреями и ненависти к ним, он из главаря банды умудрился стать народным вождем, а затем и государственным деятелем. Но и как государственный деятель он продолжал править убийцами ради убийства и посредством убийства, всегда умудряясь остаться безнаказанным. Все, к чему он прикасался, становилось злом. Он встречался с каждым, кто обладал хоть какой-то властью, от Клинтона до Римского папы. Единственным человеком во всем мире, у кого хватило порядочности воздать Арафату должное, хотя и в весьма скромных пределах, был Руди Джулиани. Израильские лидеры в пароксизме самоубийственной трусости пожимали его окровавленную руку. Израильская армия могла бы раздавить его, как ядовитого паука, но израильское правительство боялось даже подумать об этом.