Александр Сидоров - Трагедия и комедия русских блатных словарей Страница 3

Авторы словаря даже не удосужились прочесть статью Д. С. Лихачева, которую сами же включили в свою книгу. Тогда бы они по крайней мере поняли, что жаргонная речь - это вовсе не перевод каждого обычного слова на язык "фени":

То, что воровская речь не может служить для тайных переговоров, должно быть ясно, поскольку насыщенность ее специфическими арготизмами не настолько велика, чтобы ее смысл нельзя было уловить слушающему. Воровская речь полна слов и выражений, которые только слегка видоизменяют обычное русское значение, о смысле которых легко догадаться и которые нельзя объяснить простым "засекречиванием"... Обычная речь вора так же естественна и не условна, как и речь представителя любой другой социальной группы. Законы развития всякого языка - ее законы... ("Черты первобытного примитивизма воровской речи")

Итог сказанному можно подвести словами того же Плуцера-Сарно, написавшего о творении Балдаева:

"Эта книга собрала в себе ошибки всех предыдущих словарей с добавлением нескольких тысяч новых ляпсусов и оплошностей. Между тем, словарь вышел суммарным тиражом 60 тысяч экземпляров и стал основным изданием в данной области, которым пользуются русисты всего мира. Хотя книгу никак нельзя использовать по прямому назначению в качестве словаря. Это какой-то буквенный ребус без отгадок. В России за последние сто лет выпущено около сотни воровских словарей и других работ, содержащих лексические материалы такого рода. Причем качество словарей, как это ни странно, ухудшалось с каждым годом, поскольку авторы не стеснялись заимствовать материалы из предшествующих словарей, никак их не редактируя и добавляя к чужим старым ляпсусам свои новые. Словарь Д. С. Балдаева знаменует собой окончательный тупик, в который зашла русская арготическая лексикография. Крайний непрофессионализм сочетается здесь с опасной уже устоявшейся традицией некритического заимствования материалов в ранее вышедших словарях".

Обезьяньи эксперименты

ДО СИХ ПОР МЫ НЕ КАСАЛИСЬ словарей, авторами которых являются люди с филологическим образованием, претендующие на профессионализм в подходе к непростой задаче составления лексиконов. Но это вовсе не потому, что подобные издания выгодно отличаются от перечисленных выше. Они не менее беспомощны, просто эта беспомощность - несколько иного рода. Наиболее характерны в этом отношении "Язык из мрака. Блатная музыка и феня" Михаила Грачева (Н. Новгород, 1992) и "Русская феня" Владимира Быкова (Смоленск, 1994).

Автор "Языка из мрака" выбрал беспроигрышный, на его взгляд, принцип составления словаря - на основе мемуарно-художественной литературы, отражающей реалии уголовной и лагерной жизни. Подход правильный, но только в том случае, когда его использует человек, хорошо знакомый с нравами, субкультурой, традициями и живым языком уголовно-арестантского мира. Сторонний же исследователь обречен вместо полноценного словаря собрать и систематизировать список отдельных слов с довольно убогими толкованиями. Что и случилось с Грачевым.

Некомпетентность автора видна уже в названии. Что такое "блатная музыка и феня"? Почему "и"? Ведь эти понятия абсолютно ничем не отличаются! Не говоря уже о том, что в современном преступном мире оба эти названия уголовного арго практически не используются, устарели. На вопрос "Ты по фене ботаешь?" чаще всего последует ответ - "А ты на хуй летаешь?". Выражения "ботать по фене", "ходить по музыке" выдают профана, "приблатненного" человека, далекого от уголовного мира, но пытающегося показаться "знатоком". Но не это главное. Похвально, что Грачев черпал знания из 74 источников. Однако он не слишком хорошо понимал, насколько эти источники достоверны, и уж совсем не обращал внимание на то, что имеет дело с изданиями, отражающими совершенно разные периоды развития уголовного арго, а также жаргон разных криминальных слоев, нередко ограниченный границами отдельных регионов (например, одесский). Соответственно, автор абсолютно не разделил в словаре активную лексику уголовно-арестантского мира и устаревшую, архаизмы. Надо же понимать, что "несчастные" С. Максимова в XIX веке говорили одним языком, беспризорники 20-х годов и персонажи каверинского "Конца хазы" - другим, лагерники Солженицына, Шаламова и Разгона - третьим, уголовники Марченко и Габышева - четвертым... Кстати, уже и арго времен Габышева здорово изменилось, а это - самый "свежий" источник Грачева, относящийся к 70-м годам. И, конечно, с особой осторожностью следовало бы относиться к цитированию произведений не автобиографических, а художественных. Потому что, например, детективщик Николай Леонов - мягко говоря, не лучший знаток жаргона.

В результате указанный лексикон "блатной музыки" нельзя считать словарем в полном смысле слова. Его автор не имеет никакого представления о языке, который он исследует; непонятно, о жаргоне какого периода идет речь, словарь практически лишен каких-либо помет. Значительная часть основополагающих терминов и понятий совершенно не нашла отражения в словнике, в то время как здесь на каждом шагу встречаются просторечные, общеупотребительные и давно забытые слова. Автор совершает дикие и нелепые промахи, самонадеянно считая, что легко может из контекста определить значение слова.

Поэтому "баклан" у Грачева значит "дурак", хотя на самом деле это скандалист, человек, постоянно лезущий на рожон, уголовник, осужденный за хулиганство ("бакланка" - ст. 206 старого УК и 213 нового - "Хулиганство"). "Джеф", по Грачеву, это "наркотик морфий", тогда как это - сильнейший амфетамин эфедрон, не имеющий к морфию никакого отношения и совершенно иначе воздействующий на нервную систему. "Балерина", по мнению автора, отмычка. Однако это абсолютно другой воровской инструмент, напоминающий ледобур: вращающийся круг с резцами, который прижимают к металлической поверхности и, приводя инструмент в действие ручкой, вырезают в металле круглое отверстие. Или толкование слова "западло" как "грешно" - каково? Совершенно неудовлетворительно толкование слова "зачушить" как "унизить". "Зачушить" значит не просто унизить, а перевести в позорную масть, на всю оставшуюся зоновскую жизнь сделать изгоем, презираемым существом. Если бы Грачев не выдернул это слово из контекста, а удосужился прочесть "Одлян" Габышева полностью, он бы обязательно дал верное и полное толкование. "Кнокать" - это вовсе не "бить", а, наоборот, делиться с кем-то, помогать. "Кум" - не всякий "представитель исправительно-трудовых учреждений", а только работник оперативно-режимной части, причем чаще всего - ее начальник. Беда - в лености ума исследователя, у которого не хватает желания и терпения заняться настоящей научной работой, а не ее профанацией. Перечень грубейших "ляпов" можно продолжать до бесконечности. Я не говорю уже о включении в состав "блатной" лексики общеупотребительных слов и фразеологических сочетаний типа "бузить", "вертеть вола", "задать лататы" и проч.

Вывод неутешителен, но предсказуем: попытка создать словарь уголовного жаргона путем "выщипывания" арготической лексики из различных источников окончилась плачевно. "Язык из мрака" - такая же провальная попытка, как и другие.

Что касается "Русской фени" Быкова, она оставляет совершенно жалкое впечатление - особенно в свете претензий автора на некий "научный подход". Это хорошо выразил Плуцер-Сарно:

"Словарь Быкова - первая работа, в которой совершена хоть какая-то попытка превратить бессмысленные списки слов в словарные материалы, то есть попытка систематизации материала. К сожалению, эта попытка была заявлена в предисловии, но не была реализована в самом словаре. На наш взгляд, именно неоправданная претензия на научность делает эту работу самой безграмотной из всех существующих".

Действительно, большую часть "жаргонной лексики" в словаре составляют просторечные и грубо-просторечные слова и выражения, не имеющие отношения к арго. Эта типичная ошибка авторов словарей доходит у Махова до крайности. Но хуже всего, когда человек, абсолютно не знающий языка "дна", не понимающий и не чувствующий его, берет на себя смелость сочинять примеры употребления жаргонной лексики. Читать это, честно говоря, стыдно: вроде как интеллигентный человек в зоопарке на глазах у всех передразнивает мартышку, пытаясь копировать ее движения. Только у мартышки-то они осмысленны, а у пересмешника являются проявлением идиотизма. А он совершенно уверен, что способен легко перенять и повторить обезьяньи жесты и звуки: все-таки гомо сапиенс! Только для того и даны гомо сапиенсу мозги, чтобы не кривляться подобно обезьяне, а пытливо изучать смысл обезьяньего языка. Приводить примеры я даже не буду - неудобно...

К СОЖАЛЕНИЮ, мне придется сказать несколько критических слов и о книге человека, которого я очень уважаю и на книгах которого многие года учился профессора Валерия Михайловича Мокиенко. Его "Историко-этимологический словарь воровского жаргона", по сути, почти не имеет отношения к уголовному арго. И прежде всего потому, что автор не ориентируется в том, что является блатной лексикой, а что - нет. Он совершенно серьезно черпает запас "блатных" слов и выражений из словаря Балдаева и подобных изданий. Поэтому в его исследовании в качестве "воровских" рассматриваются такие слова и фразеологизмы, как "бочку катить", "буза", "гнать тюльку", "до лампочки", "вешать лапшу", "пижон", "под колпаком", "финт ушами" и т.д. Я не говорю уже о том, что автор не знает, какие слова являются устаревшими, какие входят в состав активной жаргонной лексики. Поэтому его толкования многих фразеологизмов вызывают недоумение и сожаление. Например: "Слово Аноха в современном арго характеризует умственно отсталого или наивного, простодушного, недалекого человека". Автору невдомек, что слова "Аноха" в современном жаргоне вообще не существует. Это - архаизм конца прошлого века. Или о выражении "шварц-вайс": "В воровском арго это словосочетание уже давно обозначает "паспорт на чужое имя". Между тем это словосочетание на современном жаргоне ничего не обозначает, оно давно уже устарело и отошло в область преданий. Перечислять подобные промахи не имеет смысла: практически весь словарь является сплошной ошибкой - в результате некритического отношения автора к многочисленным "липовым" "исследованиям" арго и безоговорочной вере в компетентность их авторов.