Вячеслав Рыбаков - Руль истории Страница 3

Скажем, католический рационализм, плавно перетекший в протестантское «посюсторонний достаток есть свидетельство Божией любви», породил то, что для западного человека основным смыслом, главной целью всех усилий, является личный прижизненный успех. Это не значит, что на все остальное — на пейзажи, на семью, на страну — западному человеку плевать. Это значит лишь, что и красота вокруг дома, и счастливый брак, и сильная страна для западного человека не более чем составные части и убедительные свидетельства главного — того, что человек лично преуспел.

Будьте благонадежны: если бы американцу равнодушная приветливость и бытовая обязательность мешали достигать своих жизненных целей, он бы от них мигом отказался. Эти свойства не на пустом месте возникли и не от того, что «американцы тупые» — нет, они просто-напросто наиболее эффективным образом обеспечивают посюстороннюю успешность. А ради нее же все и делается! Станут неэффективными — отомрут.

Для конфуцианца спокон веку главной посюсторонней ценностью (а потусторонних ценностей конфуцианство вообще не жаловало, делая исключение лишь для культа предков) являлся двуединый тяни-толкай «государство-семья». Семья — это маленькое государство, государство — это семья, расширенная до пределов Поднебесной. «Служа отцу, научишься служить государю, служа старшему брату, научишься служить начальнику» — так в канонических книгах заманивали в социальность тогда.

С тех пор власть государства не противопоставлялась авторитету семьи, а наоборот, дополняла его. Человек в поте лица старается «все в дом, все в дом» — и знает, что работает на благо своей страны; человек живота не щадит ради страны, и знает, что этим он делает как нельзя лучше собственной любимой семье. Такой подход отнюдь не исключает стремления к прижизненному успеху. Напротив, кто преуспел, кто разбогател не по годам или выбился в министры, тот явно сполна выполняет долг сыновней почтительности: всем показывает, что папа с мамой у него — ого-го! Правильно его родили и отменно воспитали, стало быть, сами были просто замечательные. И, с другой стороны, опять-таки именно тот, кто больше преуспел, тот больше стране пользы приносит — ведь миллионы-то мои в ней, в стране, крутятся, а за это я еще больше ее люблю, просто-таки бескорыстно обожаю.

А для чего живем мы? Чем нас зацепить, чтобы нам жалко стало времени на всякие там измененные состояния, чтобы нам захотелось не крушить, а благоустраивать? Где наш рычаг?

Ну, когда-то это был православный Бог. Минимум три века это работало блестяще. Монахи вон аж на Валааме дыни выращивали, а мичуринцы со всей своей наукой даже в Подмосковье не сумели. Что монахам больше помогало — искренний труд или искренняя молитва? Кто скажет…

Православный Бог и сейчас, слава Ему, есть. Но далеко не для всех. Для очень многих в горней выси нет уже ничего, кроме озоновых дыр. Да и Аллах Богу просто-таки в затылок дышит. На небе общий рычаг сейчас искать бесполезно.

А на земле?

Со времен Петра нам кинули единый для всех конфессий посюсторонний суперавторитет «Виват, Россия». Всех победю! И это сработало. Совершилось колоссальное усилие, и оно обеспечило колоссальный рывок. Со своими издержками, разумеется — а как иначе?

Беда даже не столько в отвратительных издержках, сколько в том, что стоило дальнейшему военному «веселью храброго росса» стать неуместным, а то и объективно невозможным, суперавторитет начал гнить и сгнил буквально на глазах.

Тогда нам предложили в качестве одной на всех сверхценной мотивации светлое будущее. И что скромничать — ради него мы просто-таки горы свернули. На одном ГУЛАГе ни в Берлин, ни в космос, ни в индустрию, науку и культуру СССР — одну из величайших индустрий, наук и культур XX века — мы бы не въехали нипочем.

Но как только с коммунизмом случился конфуз, руки опять опустились. Кто блажить начал, вдоволь реализуя свои способности ввязываться в бессмысленные авантюры (мавродики покупать, например — экий ладный метод борьбы с постылой монотонностью трудовых будней!), кто сиднем сидеть, «тупо глядя перед собой мутными глазами». Ну, и ворам, конечно, раздолье. Высшая ценность бытия — я!

Культура растерялась.

Вот бы о чем поговорить — о том, ради чего жить. И, соответственно, ради чего делать все, что полагается делать тем, кто живет истинною жизнью, а не как овощ на грядке. Ради чего смотреть по сторонам внимательно и непредвзято, напрягать мышцы и извилины, строить планы, отвечать за себя, заботиться о других… Поговорить о том, как вычленить из собственной традиции рычаг для современности и назвать его, наконец, его истинным именем. Чтобы от трубного звука кровь бодрей побежала по жилам, чтобы засверкали очи…

Вот взять хоть израильтян. Кстати: кто они? Восток? Запад? Да ведь так же, как и мы — и Восток, и Запад разом. Веками гонял евреев по свету всяк не ленивый, а они только млели по своим местечкам в сугубой нищете и без конца спорили, кто из них праведнее.

Но прозвучало слово цели: Эрец Исраэль.

И те, кто хотел и умел заниматься лишь винокурением да цареубийством, вдруг оказались мастерами на все руки. Да-да, те самые евреи, которых у нас чуть не целый век тщились сделать нормальными людьми и посадить на землю — а они, для виду денек попахав на козе, всеми правдами и неправдами бежали от императорских благодеяний, — вдруг безо всякого внешнего понуждения сделались блестящими ассенизаторами и агротехниками. Те самые евреи, которых вся Европа полагала худшими солдатами на свете, вдруг все до единого стали солдатами не в пример лучшими, нежели окружавшие их бесчисленные и якобы традиционно воинственные народы. И так далее, и так далее, и так далее…

Потому что слово цели было сказано.

Впрочем, это тоже можно заиграть. Все можно заиграть, если над тобой не каплет. Один скажет, что мы способны на усилие только ради того, чтобы сохранить возможность ходить по грибы, другой — чтобы сохранить возможность ходить под себя…

И готово дело — очередной интеллигентный процесс пошел.

Только пошел-то он опять в никуда. И крестьянин, которому в очередной раз посулят для облегчения его труда на выбор короткий хвост или длинную шерсть, снова плюнет в сторону умников.

И будет, по-дедовски ковыряя землицу сохою, ждать того, кто предложит ему трактор. С трактором-то он полмира накормит.

Алмазная пыль прошлого

История любого народа и любой страны — это, на самом деле, примерно одна и та же кровь и грязь. С точки зрения простого порядочного человека — это нескончаемый скорбный перечень преступлений и ошибок. Перечень упущенных возможностей. Перечень всегда лишь частично и зачастую лишь по счастливой случайности достигнутых целей.

С позиций морали все значимые персонажи истории, помимо горстки святых, мудрецов и поэтов, никого не убивших и не предавших (а потому и не оказавших на политические события почти никакого влияния) — подлецы и кровососы.

Бессмысленно и глупо пытаться убедить себя и, тем более, других, что к нашей Родине это не относится. Относится. В той же самой степени, как и к любой иной державе мира.

Но почему же тогда обитаем мы не в аду кромешном, а, напротив, в чем-то вроде своеобразного рая — в мире, который мы, конечно, критикуем с утра до ночи, но лучше которого для большинства из нас все равно нет, и вне его мы себя не очень-то мыслим?

Эта загадка может иметь лишь одно объяснение.

Равнодействующая безобразного и прекрасного в истории направлена все-таки в сторону прекрасного.

И потому тем ценнее, даже драгоценнее, любая крупинка и пылинка положительного опыта, полученная той или иной страной — в том числе и нашей — в процессе ее каждодневной и нескончаемой борьбы с собственной и с чужой мерзостью.

Но как понять, какой опыт положителен?

Как дать такую оценку? Как осознать, что достойно сохранения в традиции, в народном характере, а от чего лучше избавиться, предать обезболивающему забвению и впредь не копить в себе бесплодные, не дающие оторваться от прошлых склок стереотипы?

Это невозможно, не решив для себя: а, собственно, для чего мы?

Куда идем, а куда лучше бы не соваться? Стоила ли игра свеч? Стоило ли существование твоей страны всех тех усилий, жертв, кровопролитий и предательств, с помощью которых оно поддерживалось?

Если человек ощущает, что — стоило, тогда он в состоянии многое простить своей стране.

Если же в силу каких-то причин человек убежден, что его страна и его народ не представляют особой ценности и можно не суетиться ради продления их жалкого прозябания — не поможет никакое замазывание недостатков. Оно будет лишь вызывать дополнительное раздражение.

Только страны, веками бывшие просто футбольными мячами на мировом поле, могут тешить себя тем, будто смысл и ценность их бытия уже в том, что они смогли отстоять себя от более сильных соседей. Куда как славно: нас били-били, но так и не разбили, вот мы какие упругие!