Джошуа Слокам - Всемирный следопыт, 1926 № 04 Страница 3

23-го сентября большая грузовая шхуна поравнялась со «Спрей». Капитан обменялся со мной несколькими словами, и мы расстались. Так как дно этого судна было сильно повреждено моллюсками, оно увело с собою рыб, которые следовали за «Спрей». На нем этой пищи было меньше. Рыбы всегда следуют за судами, дно которых источено. За шхуной ушел и мой приятель дельфин, сопровождавший «Спрей» более тысячи миль. Он довольствовался остатками кушанья, которые я выбрасывал за борт. Когда-то он был ранен и не мог носиться по морю в погоне за рыбой. Я привык к этому дельфину, которого я отличал по его шрамам, и мне бывало скучно, когда он отлучался.

Однажды после того, как он несколько часов пропадал, он вернулся в обществе трех желтохвостых дельфинов. Это маленькое общество держалось вместе и разлучалось только при опасности или для охоты по морю. Им часто угрожали голодные акулы, тоже плававшие вокруг судна, и я с любопытством следил целыми часами, как они спасались. При нападении акулы все они бросались в разные стороны, так что хищница, преследуя одного, теряла из виду прочих. Через некоторое время они возвращались и опять сходились вместе под тем или другим бортом. Два раза мне удалось отвлечь внимание преследователей жестяной кастрюлькой, которую я привязал за веревку и тащил сзади судна. Акулы принимали ее за блестящую рыбу, а когда они повертывались брюхом вверх, как они делают, хватая добычу, я не раз успевал прострелить им голову.

Хотя, кажется, все живые существа избегают смерти, я видал, как некоторые мелкие животные сбивались в кучу, точно сознавая, что их назначение — служить пищей для более крупных и как-будто желая избавить своих врагов от хлопот. Видал я также, как киты плавали вокруг стаи сельдей, производя водовороты могучими движениями плавников. Когда же сельди оказывались сбитыми в плотную массу, тот или другой великан, разинув пасть, бросался в середину и одним глотком втягивал в себя груз целой рыбачьей шлюпки.

Не раз я видел, как большие хищные рыбы точно так же кормились у стаи сардинок или другой мелкой рыбы. Для сардинок не было ни малейшей надежды на спасение; хищники плавали кругом и об'едали края стаи.

Еще одним спутником «Спрей» была меч-рыба. Она плыла рядом с судном, пока я не вооружился гарпуном. Тогда ее большой плавник погрузился в воду, и рыба скрылась.

Во время моего плавания мне часто приходилось наблюдать подобные любопытные явления.

IV.

30-го сентября я пересек экватор и скоро вступил в область юго-восточных пассатов. 5-го же октября, ровно через сорок дней после выхода из Гибралтара, «Спрей» стала на якорь в Пернамбуко, а 5-го ноября в Рио де Жанейро. И тут и там у меня были друзья и старые приятели; каждый старался помочь мне, чем мог. Поэтому 28-го ноября, покидая Бразильские берега, «Спрей» была опять снабжена не только провиантом, но получила в подарок якорь с цепью и новый кливер, взамен пострадавшего. При входе в гавань Монтевидео «Спрей» была встречена такими торжественными пароходными гудками, что я совсем смутился: очевидно, уругвайцы считали мое плавание в одиночку подвигом и находили нужным отметить его чем-нибудь. Но мне предстояло еще столько плыть одному, что это приветствие было весьма преждевременным. В Монтевидео мне пришлось прокатить по реке до Буэнос Айрес одного старого друга. Он был мастер стряпать рыбу, и пока мы ее ловили, готовили и ели, защемив котелок на палубе между двумя ящиками, чтобы он не опрокинулся, «Спрей», при закрепленном руле, шла своим ходом, не уклоняясь ни на йоту от курса, по мелкой воде и при сильном, неправильном течении, так что мой приятель, старый, бывалый моряк, мог убедиться, на что «Спрей» способна.

Я уже очень давно не бывал в Буэнос Айрес. Много оказалось в нем перемен, но кое-что сохранилось с самых дней моей молодости. Уцелел мелочной лавочник, который для оживления своих торговых оборотов написал на стене громадными буквами: «Этот грешный мир будет на днях разрушен кометой. Поэтому владелец магазина принужден распродать товар за бесценок в самый краткий срок». Под надписью все еще была нарисована комета с длинным хвостом.

26-го января «Спрей», в изобилии снабженная всем необходимым, отплыла из Буэнос Айрес. Между прочим, я получил на новый год в подарок большую круглую печку, которая сослужила мне немалую службу в холодных водах Огненной Земли.

Дельта Ла Платы и берега материка на юг от нее полны опасностей. Прибрежные течения, приливы и отливы и бурные ветры гонят валы в разные стороны. Сталкиваясь, могучие гряды волн то образуют водовороты, то сливаются вместе, и тогда длинные горы воды несутся по морю. Дня через два после выхода «Спрей» из Буэнос Айрес, на нее налетела такая волна, что и «Спрей» и я едва уцелели. Грозный вал катился на «Спрей» с таким ревом, что я издали его услышал. В одно мгновение паруса были убраны, и сам я едва успел взобраться на рею, как могучий гребень поднялся надо мною выше мачты. Гора воды обрушилась на судно и залила его. «Спрей» затрепетала и заметалась под ее тяжестью, но быстро вынырнула. Прошла минута, пока я, повиснув на снастях, не мог видеть кузова «Спрей». Может быть, прошло и меньше времени, но при такой опасности и секунды тянутся бесконечно. В награду за тревогу погода улучшилась. Однообразие пути скрашивалось миражами. Альбатросы, сидевшие на воде, казались большими судами; два тюленя, заснувшие на поверхности моря, принимали размеры китов.

11-го февраля, между водоворотами и встречными течениями, «Спрей» вошла в Магелланов пролив. Под килем судна закачались зловещие гряды длинных водорослей, свидетельствуя о подводных камнях, а на берегу остов большого парохода как бы предостерегал меня против дальнейшего пути.

Нелегко достался мне Магелланов пролив. К ночи, когда совершенно стемнело, по небу раскинулась, быстро разрастаясь, белая дугообразная туча, о которой с ужасом вспоминает всякий, побывавший в Магеллановом проливе. Едва были убраны паруса, как шторм грянул, точно пушечный выстрел. Тридцать часов ревела буря, но «Спрей» устояла, и меня не вынесло обратно в океан. 14-го февраля «Спрей» прибыла на мыс Песочный, имеющий около 2.000 жителей разного происхождения, большею частью чилийцев, Поселенцы разводят овец, добывают золото и охотятся; они живут сносно, но туземцы-патагонцы и дикари Огненной Земли доведены бессовестными торговцами до последней степени нищеты. Главную роль в меновой торговле играет «огненная вода», то-есть водка. Статные и степенные патагонцы, побывавшие в городе утром с каким-либо товаром, к вечеру утрачивают человеческое подобие и оказываются начисто обобранными. Не удивительно, что они считают всякого белого врагом и мстят ему, где бы он им ни попался. Как раз перед моим прибытием начальник Песочного послал отряд с приказом опустошить поселок туземцев и стереть его с лица земли за то, что где-то, совсем в другом месте, был вырезан экипаж одной шхуны. И так всегда, когда происходит возмездие за действительное преступление, ему подвергается не тот, кто его заслужил. Таким образом, я попал в Магелланов пролив в крайне неблагоприятный момент, и мне предстояло вынести на себе озлобление дикарей после этой несправедливой расправы.

После многих уговоров и убеждений подождать попутчика в виде какой-нибудь канонерки или большого парохода, которые могли бы взять меня на буксир и провести самыми опасными местами, начальник порта отказался от надежды переубедить меня и решил предоставить меня собственной судьбе.

В первый день после выхода из мыса Песочного я не видал дикарей. Зато я имел полную возможность оценить столь ославленные мореходами шквалы. Ветер налетал такими порывами, что мог поставить на нос большое судно, даже при спущенных парусах, чему бывало много примеров. Мне приходилось отстаиваться на якоре под страхом ежечасного нападения туземцев. В промежутках сравнительного затишья я медленно подвигался вперед. Только в Фортскью меня впервые окружили сигнальные огни дикарей. На всех высотах курились дымки, однако, ветер был так силен, что ни одна лодка не могла рисковать выйти в море. Но как только погода несколько улучшилась и я двинулся дальше, за мною погнались лодки, полные туземцев. Ветер слабел, и лодки меня настигали. В ближайшей лодке стоял человек с густой черной бородой, — это был Черный Педро, предводитель шайки головорезов и беглый преступник. Его не трудно было отличить от туземцев, у которых не бывает бороды. «Яммерскунер, яммерскунер!» — закричал он, а за ним и остальные, когда лодка подошла на расстояние голоса. Этим словом они просят милостыню. Но я больше всего боялся, как бы он не узнал, что я один. Поэтому я сошел в каюту, переменил одежду и вышел опять наверх через другой люк: это уже составило двоих. Для третьего я поставил на носу фигуру, изображавшую часового, надев шляпу на отломанный кусок бушприта и привязав к нему веревку. Когда я за нее дергал, получались движения, похожие на человеческие. Однако, и при троих людях дикари все приближались. Оставалось приготовиться к обороне. Я выстрелил из дробового ружья, прицелившись в воду возле лодки, и все дикари тотчас же повернули обратно к острову, из-за которого выехали. На следующий день я уже был далеко от этого места. Правда, сигнальные огни дымились на прибрежных утесах, и где-то лаяли собаки, но очень далеко, как показывали птицы, сидевшие по скалам, и тюлени на камнях: и те, и другие всегда держатся подальше от жителей.