Федор Нестеров - Связь времен Страница 3

Как, впрочем, и их западноевропейские коллеги. Ни один из них, насколько нам известно, не потрудился сопоставить силу внешнего давления на Россию с подобной же силой, воздействовавшей на судьбу их отечества или, вообще говоря, на историю любой державы Запада. А это очень жаль: исходя из разности таких величин, можно было бы проследить, как одни и те же законы исторического развития проявлялись в различных формах на западе и на востоке Европейского континента. Только в этом случае и можно было сказать что-то дельное и об особенностях русской истории, и об истинных линиях преемственности, проходящих через нее, и о подлинном значении исторического наследия, полученного советским народом.

На нет, как известно, и суда нет. В том «свободном мире» «свобода научного творчества» хорошо знает свои границы и свято блюдет табу на ряд тем, к числу которых относится и упомянутое сопоставление. Зато нам нет причин уважать запреты, налагаемые классовыми интересами буржуазии на научную мысль Запада.

ИСТОРИЧЕСКИЙ ВЫЗОВ

По подсчетам русского историка В. О. Ключевского, великорусская народность в период своего формирования за 234 года (1228–1462 гг.) вынесла 160 внешних войн [1].

В XVI веке Московия воюет на северо-западе и западе против Речи Посполитой, Ливонского ордена и Швеции 43 года, ни на год не прерывая между тем борьбы против татарских орд на южных, юго-восточных, и восточных границах. В XVII веке Россия воевала 48 лет, в XVIII веке — 56 лет [2].

В целом для России XIII–XVIII веков состояние мира было скорее исключением, а война — жестоким правилом.

Так что же это были за войны?

В XIII–XV веках это была борьба русского народа за существование в самом прямом и точном смысле слова. Поставленная судьбой на границе двух континентов, Русь прикрыла собой, как щитом, Европу от вторжения диких татаро-монгольских орд и в благодарность от нее получила удары в спину. Едва весть о страшном Батыевом погроме русских земель распространилась на Западе, как его духовный глава, папа римский, объявляет крестовый поход против «русских схизматиков», чтобы острием меча подтолкнуть их в объятия католической церкви. Когда же надежды, возлагавшиеся на шведских крестоносцев и на Тевтонский орден, рухнули, папа Александр IV (1255 г.) направляет грамоту «литовскому королю» с разрешением «воевать Россию» и присоединить ее области к своим владениям. Главная угроза для Руси в этот период исходила с Востока — здесь борьба велась не на жизнь, а на смерть. Но и Запад (Швеция и Орден) грозил порабощением или по меньшей мере (в лице Литвы) лишением политической независимости. Не успев еще сложиться в плотное этническое ядро, Великороссия должна была занять круговую оборону.

В XV веке Россия, сбросив татаро-монгольское иго, переходит в наступление на всех фронтах. Вплоть до конца XVIII века она с мечом в руках устраняет прямые и косвенные внешнеполитические последствия монгольского нашествия и господства: собирает в границах единой державы древнерусские земли, захваченные Литвой и Польшей; преодолевает экономическую изоляцию, пробивает торговые пути к Балтийскому и Черному морям; вновь заселяет опустошенные южнорусские земли и доводит до конца борьбу с татарскими ханствами, осколками Золотой Орды, — Казанским, Астраханским, Сибирским, Крымским.

Обороняясь или наступая, Россия в целом вела в тот период справедливые и неизбежные войны: иного выбора у нее и не было. Если страна хотела жить и развиваться, то должна была, отбросив ножны за ненадобностью, в течение пяти столетий клинком доказывать соседям свое право на жизнь и развитие. Эти войны в определенном смысле были народными войнами с постоянным и деятельным участием непосредственно народной вооруженной силы, казачества.

Буржуазные историографы, любящие противопоставлять Россию и Запад по несущественным или вообще по существующим лишь в их авторской фантазии признакам, не хотят замечать этой очень важной характерной черты русской истории, действительно отдаляющей Россию от всех, за одним только исключением, стран Западной Европы.

Это исключение — Испания. Подобно России, стоявшей стражем на восточных рубежах Европы, она сдерживала на крайнем западе напор кочевой Африки. Испанская Реконкиста, как и русское наступление на степь, была общенародным делом — ее движущими силами наряду с феодальным классом были города и крестьянство. И этот же фактор, роль пограничной заставы на неспокойной границе, выделил Испанию, как и Россию, из общего потока европейской истории. По замечанию Маркса, «…медленное освобождение от арабского владычества в процессе почти восьмисотлетней упорной борьбы придало полуострову к тому времени, когда его территория полностью очистилась, черты, совершенно отличные от тогдашней Европы…» [3].

Но оставим в стороне эти два исключения, обратимся к истории Англии, Франции, Германии и Италии.

Прослеживая войны, ведшиеся ими в течение средних веков, исследователь должен прийти к тому выводу, что периоды национального подъема в ходе вооруженной борьбы вроде народной волны, поднявшей на своем могучем гребне Жанну д'Арк, или воинственного энтузиазма, охватившего действительно всю Англию при приближении к ней Непобедимой Армады, во-первых, крайне редки и, во-вторых, очень непродолжительны. Что же касается народной войны испанского или русского типа, то она едва ли встречается в истории этой «самой европейской» части Европейского континента. Да и как бы было ей возникнуть, если цели, для достижения которых поднималось оружие, не имели ничего общего с самыми глубокими интересами трудовых масс?

Гвельфы и гибеллины ведут смертоносную борьбу друг против друга по всей Германии и Италии на протяжении четырех столетий (XII–XV вв.). Из-за чего? Из-за того, что никак не могут выяснить, германскому императору или римскому папе принадлежит верховенство власти, кто из них вправе вводить в должность епископов и получать доходы с епископских владений. Французские Капетинги и английские Плантагенеты примерно в то же время (XII–XIII вв.) скрещивают между собою мечи ради феодальных прав на Нормандию, Анжу, Аквитанию и на другие владения английской короны во Франции. Последние в конечном счете проигрывают — английские бароны не хотят воевать за морем, а английские горожане оплачивать эти войны. В следующем, XIV веке их настроение меняется, и в ходе Столетней войны английские короли не раз во главе армии пересекают проливы, чтобы искать себе французского престола. Французские монархи, со своей стороны, проявляют нисколько не меньшую инициативу в том, чтобы добыть для себя лично или для принцев своего королевского дома лишнюю корону где-нибудь за горами, за морями. В 1254 году брат французского короля Карл Анжуйский со своим войском переваливает через Альпы, проходит через тридевять итальянских земель, берет Неаполь, высаживается в Сицилии. Но с острова после знаменитой «Сицилийской вечерни», во время которой местными жителями было убито около четырех тысяч французов, он должен был все же убраться и вступить в борьбу за корону «обеих Сицилий» с королем Арагона — вот источник знаменитых «итальянских войн» (1494–1559 гг.), которые ведутся между французскими Валуа и Габсбургами, австрийскими и испанскими. Потом были войны за невыплаченное приданое испанской принцессы, за испанское наследство, за австрийское наследство…

Совсем иного рода заботы у России тех времен. Папский посланец Плано Карпини, проезжавший в 40-х годах XIII века в ставку Великого монгольского хана через бывшие Половецкие степи, отмечает: «В Комании мы нашли многочисленные головы и кости мертвых людей, лежавшие на земле подобно навозу» [4]. О том же писал другой европейский путешественник, Рубрук. На огромном пространстве он не видел ничего, «кроме огромного количества могил команов», то есть половцев [5]. На восточных границах Руси, в волжской Булгарии, та же картина: там монголы вырубили целый народ почти полностью. И Русь, очевидно, ожидала та же участь.

Южнорусские земли, во всяком случае, полностью походили на Команию и Булгарию своим кладбищенским покоем. Курская земля «от многих лет запустения великим лесом поростоша и многим зверем обиталище бывша» [6]. В Черниговщине «села от того нечестивого Батыева пленениа запустеша и ныне лесом заросташа» [7]. Сельское население Северо-Восточной Руси в своем болотистом и покрытом густым лесом крае имело большие возможности спрятаться от кривой сабли и аркана, но и здесь русский народ был поставлен на грань истребления. В страшную зиму 1237/38 года были уничтожены все сколь-либо крупные города Владимиро-Суздальской Руси, а после того как эти узлы сопротивления были разрублены, мелкие монгольские отряды прошли широкой «облавой» по всей сельской местности, избивая всех от мала до велика. Но это было только начало. «…Летописи рисуют картину непрерывных татарских «ратей» в течение всей последней четверти XIII века. За 20–25 лет татары 15 раз предпринимали значительные походы на Северо-Восточную Русь… Из этих походов три имели характер настоящих нашествий… Владимирские и суздальские земли опустошались татарами пять раз… Четыре раза громили татары «новгородские волости»… Семь раз — княжества на южной окраине (Курск, Рязань, Муром), два раза — тверские земли. Сильно пострадали от многочисленных татарских походов второй половины XIII в. русские города Владимир, Суздаль, Юрьев, Переяславль, Коломна, Москва, Можайск, Дмитров, Тверь, Рязань, Курск, Муром, Торжок, Бежецк, Вологда. Целый ряд городов неоднократно подвергался нападению ордынцев. Так, после нашествия Батыя Переяславль-Залесский татары разрушали четыре раза, Муром — три раза, Суздаль — три раза, Рязань — три раза, Владимир — по меньшей мере два раза (да еще трижды татары опустошали его окрестности)» [8].