Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6285 ( № 30 2010) Страница 30

Дороги, которые мы выбираем

ТелевЕдение

Дороги, которые мы выбираем

ЛИТЕРАТУРА В ЯЩИКЕ

Вячеслав ЛЮТЫЙ, ВОРОНЕЖ

В последние годы разговоры вокруг литературы как будто стали важнее, нежели она сама. Вот и XX век перевёл литературные комментарии в разряд писательских жанров. И не сказать, что собственно художественные произведения рождаются сегодня в относительно малом числе – их много, значительно больше, чем мы можем предположить. Причём среди них – вещи достойные: умные, яркие, нравственно чистые, написанные вкуснейшим русским языком. Однако подавляющее большинство имён и книг остаются без внимания литературной прессы и телевидения, тогда как бесконечные рассуждения о творчестве превращаются в правило, которое неуклонно верстает под себя сетку телевизионного вещания.

И вот наступает время летних отпусков, и гомонящие ток-шоу исчезают из программы передач канала «Культура». Удивительно, но телеэкран становится сдержаннее, интеллектуально богаче, внимательнее к событиям и зрителям.

А между тем последняя в минувшем сезоне дискуссия в «Апокрифе» была посвящена серьёзному вопросу: «Что такое литература». Действительно, до какой степени нужно было девальвировать эстетическое понятие, чтобы потребовались объяснения – многословные, противоречивые, из уст самых разных, в том числе и тех, кто в титрах значится как писатель, пребывая на самом деле в ассоциативном ранге «письмоводителя».

Михаил Левитин, режиссёр и автор книги о Таирове, высказывает очень существенную мысль: раздаётся некий общий шум, из-за которого человечество сейчас практически обезмолвлено. Необходимо вернуть в литературу настоящее слово и сострадание. Например, у Гоголя тексты порой выглядят очень странно и вздорно, но они обладают абсолютным художественным магнетизмом. За ними стоит мощная, этически содержательная личность, в то время как сегодня, по существу, сознательно насаждается дилетантский «творческий мир» мелких индивидуальностей.

Прозаик Сергей Шаргунов добавляет: нельзя рассматривать в отрыве от личности писателя то, что им написано. Подлинный художник делает внутренний шаг по направлению к другим людям. Надрыв, связанный с остротой чувствования реальности, – это признак подлинной литературы.

В свою очередь, переводчик Виктор Голышев говорит о нравственном содержании литературного произведения: мораль – это вещь генетическая. Никогда не был моральным тезис, что надо предавать отцов.

Кажется, что ещё нужно для того, чтобы уяснить для себя важнейшие черты сочинения поистине художественного? Но ведущий с упорством робота, запрограммированного на всё низкое, беспринципное и безответственное, утверждает в итоге: литература – игровой мир, в котором происходит игра страстей по правилам и без правил.

В передаче из цикла «Писатели нашего детства», посвящённой замечательной сказочнице Тамаре Габбе, все штрихи, присущие высокой литературе, как бы сами собой оказываются на должных местах. По словам Габбе, училась она всегда и везде – у деревьев, зверей, травы и учила других отличать поддельное от настоящего. Её «Город мастеров, или Сказка о двух горбунах» – вещь, которая никогда не устареет. Кому-то дорог прекрасный фильм по этому сюжету, кто-то ценит книгу. Однако никому не приходит в голову посчитать эту историю только игрой воображения сочинителя. Тем более что полная драматизма судьба сказочницы во многом является скрытой от посторонних глаз почвой для художественных коллизий в её творениях.

Ближайшая сотрудница Маршака по детской редакции Лениздата в 1937 году она была арестована и через год освобождена. В блокадном Ленинграде потеряла дом и близких. В течение семи лет находилась у постели безнадёжно больной матери. В последние годы и сама была неизлечимо больна.

Здесь личность автора и его творчество накрепко соединены бытийными нитями, наполнены состраданием к человеку и нетерпимостью ко лжи.

В цикле «Линия жизни» транслируется встреча с композитором Алексеем Рыбниковым, приуроченная к его 65-летию. Имя Рыбникова всегда было связано с литературой. По художественным пристрастиям он, пожалуй, западник. Рок-оперы «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты» по мотивам «повстанческой оратории» Пабло Неруды, «Авось» на стихи Андрея Вознесенского сделали имя композитора известным во всём мире. Впрочем, сегодня в России более любима его песня на стихи Рабиндраната Тагора из давнего фильма «Вам и не снилось» – в русской музыкальной культуре XX века, быть может, лучшая песня на сложные классические стихи. Превосходный мелодист, Рыбников произносит очень значимые слова: кризис музыкального языка в конце прошлого столетия привёл к тому, что гармония и музыка стали распадаться на отдельные звуки – это было абсолютно точное состояние распада, разложение психики. Как не увидеть здесь параллель с литературным модернизмом настоящего времени, когда от рафинированного поэта не услышать слова в простоте и без грязи, а «улица корчится безъязыкая».

В передаче из цикла «Эпизоды» «Вспоминая Савелия Ямщикова» Василий Ливанов замечает: сегодня честность считается исключительным достоинством, а не стоит в ряду нормальных человеческих качеств. Ямщиков всегда был честным человеком – и в жизни, и в работе, и в искусстве. У Тарковского в «Андрее Рублёве» он сыграл эпизодическую роль монаха и был консультантом; Шукшин ходил к нему в мастерскую и предлагал сниматься в роли Степана Разина…

Как уместно сегодня такое его признание: «Я славянофил. Но квасной патриотизм – достояние людей безграмотных. Я люблю мировое искусство, но за русское искусство я ещё и отвечаю». Очевидно, творческой и духовной ответственности за собственные строки катастрофически не хватает нынешнему легиону писателей-промысловиков – поваров, психологов, светских завсегдатаев, стилистов, политиков, «жёлтых» очеркистов.

Не старина, а самое существо нашей русской жизни дорого Ямщикову, заключает Игорь Золотусский. «К таким людям, как Савелий Ямщиков, надо прокладывать дорогу со стороны власти, иначе она будет стоять на песке».

Однако «песком» у нас сегодня, судя по всему, мало кого испугаешь – не такое бывало. И пушкинская фраза о дураках и дорогах здесь обретает дополнительный смысл.

Но, к сожалению, никого и ничему не учит.

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 5,0 Проголосовало: 8 чел. 12345

Комментарии:

Цена свободы

ТелевЕдение

Цена свободы

ТЕЛЕКАРТИНА

Пётр СОКОЛОВ

Тема «цензуры в культуре» телевидением муссируется давно. Процесс этот носит вялотекущий характер, с периодическими обострениями. Опыт наблюдений подсказывает, что обострения эти вполне управляемы и вряд ли очередной июльский приступ связан с изнуряющей жарой. Схема организации очередной «кампании» проста, как любой лицензированный «медиапродукт». Сначала группа ангажированных малоизвестных бездарностей устраивает провокацию в виде какой-нибудь выставки, мероприятия, телепередачи и пр. Туда подтягиваются каким-то образом оповещённые, устрашающего или странного вида, представители общественности, которым уже создан ореол «одиозности» и «ксенофобии». Всё это активно снимается, комментируется и вываливается одновременно на телеэкраны, страницы прессы, в радиоэфир. Культур-мультурные деятели кочуют из программы в программу, азартно голося о конце свободы самовыражения, гибели демократии. Представители другой стороны несколько уныло твердят о надругательствах над ценностями, необходимости призвать к ответу… Цель достигнута – под видом «борцов» за независимость искусства успешно «пропиарена» стая очередных «запретных искусствоведов», а заодно массовому сознанию сделана плановая прививка от всяких иллюзий возможного становления национального самосознания. Которое не должно восприниматься теми, кто хочет носить «гордое» имя интеллигентного человека, иначе как мракобесие.

При этом, если говорить о России, все подобные провокации направлены на православие и всё русское в настоящем понимании (если воспринимать русских как людей, разделяющих православные ценности и считающих Россию своим Отечеством). То есть «русский» как имя существительное – это не национальность, а наднациональное сообщество. В старину русским мог стать любой, нет смысла даже приводить примеры – стоит только вспомнить, что до революции в паспортах прописывалось вероисповедание, а не национальность. Небесное ставилось выше земного.