Вадим Бурлак - Русская Америка Страница 30

Варварское истребление китообразных в северных водах Тихого океана уже к середине XIX века привели к резкому сокращению морских животных. Царское правительство понимало, что необходимо создавать крейсерскую службу, отлавливать китобоев-браконьеров, регулировать промысел, искать способы защиты от незаконной добычи китообразных. Меры принимались, но существенно исправить положение они не могли.

В 1842 году царское правительство получило тревожное письмо от руководства Российско-американской компании: «…жители Алеутских и других островов, лежащих в Беринговом или Камчатском море, существуют и питаются исключительно, можно сказать, добываемыми в том море китами. А потому американские суда, промышляющие китов в российско-американских морях, не только нарушают тем неприкосновенность российских владений, но и угрожают, по мере истребления китов, лишить туземцев того края империи главного и почти единственного средства пропитания».

СИЛАНТИЙ И ЦАРЕВИЧ

Мудрый зверь, могучий зверь, прости, что поднял на тебя руку…

Я не могу смотреть тебе в глаза, самому близкому для меня существу в море, и все же смертоносное копье брошено.

«Не гневайся, зверь-рыба»

В справочной литературе об этих великолепных хищниках говорится: «Касатка — морское млекопитающее подотряда зубатых китов. Самцы достигают 10 метров длины… Окраска спины и боков — черная; над глазами касаток и у основания спинного плавника имеются белые полосы. Распространена в морях и океанах Северного и Южного полушарий до кромки полярных льдов…

Питаются касатки рыбой, головоногими моллюсками, охотятся на тюленей, сивучей, котиков, моржей, белух, дельфинов, акул. Иногда нападают на крупных китов».

У народов тихоокеанского побережья Северной Америки и у русских колонистов издавна сложилось почтительное отношение к касаткам. Даже у тех, кто охотился на этих самых грозных и могучих хищников планеты.

Существует мнение, что касатки не нападают на людей и даже помогают терпящим бедствие в океане. А по отношению к человеку — становятся агрессивными лишь когда ранены. Случалось, они переворачивали и крушили китобойные суда, но подобное происходило, если в трюмах находились туши этих животных. Ведь кровь сородичей хищник чует за десять и более миль.

Так считали тихоокеанские китобои и в прошлые века, и в наше время.

В старину существовал обычай: за каждую убитую касатку охотники резали себе палец, а окровавленный нож кидали после этого за борт. «Не гневайся, могучая зверь-рыба, теперь мы квиты… Моя и твоя кровь досталась море-океану…» — произносили китобои.

В первой половине XIX века у алеутов и эскимосов еще сохранялась традиция: мазать младенцев жиром касатки, чтобы ребенок стал сильным, бесстрашным и мудрым, как этот зверь. Алеуты вырезали из моржового бивня или из камня обереги в виде касатки. Лишь когда охотник умирал, его оберег родственники выбрасывали в море и произносили: «Хозяин освободился от земли, теперь и ты свободен, зверь-рыба… Помоги его сыновьям и внукам…»

Пленник лагуны

История эта произошла на одном из островов архипелага Александра. После землетрясения у берега того острова образовалась крохотная лагуна. Когда стихия угомонилась и прекратились подземные толчки, промысловик Силантий обнаружил в лагуне детеныша касатки.

Малыш попал в плен. Путь в океан ему преграждала узкая полоса из песка и камней, появившаяся в результате землетрясения. Вода в лагуне лишь едва прикрывала спину зверя. Он бился, елозил по дну, взмахивал хвостом, покачивался с боку на бок, однако все его действия ни к чему не приводили.

Неподалеку от берега медленно плавала стая касаток. Хищники то приближались к острову, то уходили в открытый океан, и снова возвращались. Лишь одна касатка оставалась на месте и кружила возле запертой песком и камнями лагуны.

Наверное, мать детеныша, — догадался Силантий. Он подошел к воде и стал прикидывать, можно ли помочь пленнику. Заметив человека, мать-касатка на какое-то время замерла у самой полоски, отделявшей океан от лагуны. Над водой тревожно покачивался ее высокий спинной плавник.

Силантию показалось, что огромная хищница смотрит на него жалостливо и с надеждой. От такого взгляда стало не по себе. Человек, сам не зная зачем, передвинул топор за поясом к спине, а ружье положил на камни.

«Был бы этот малыш раза в три поменьше… А такого, в две сажени длиной, разве перетащишь через преграду в океан?..» — сокрушенно подумал Силантий.

Оглядел еще раз лагуну… И все же решил спасти детеныша касатки.

— За пару деньков можно прокопать ему выход в океан, — прикинул он.

На глаза ему попался выброшенный на берег после землетрясения огромный палтус:

— Вот и утощеньице для узника!.. Хотя любая тварь, коль попала в беду, о еде не помышляет.

Все же промысловик подобрал палтуса и отнес к касатке. Пленник лагуны даже не взглянул на рыбу. Наверное, появление человека напутало его, и он заметался на мелководье с новой силой.

Всполошилась и мать пленника. Она стала бить хвостом так яростно, что брызги воды долетали до берега.

Путь к свободе

Чтобы пробить выход в океан и освободить детеныша касатки, нужна была кирка и лопата. Силантий отправился за инструментами в лагерь. Двое крещеных индейцев увязались за ним. Они помогали русскому выбирать и метить деревья на острове, пригодные для постройки судов. Работа давно была выполнена, и туземцы изнывали от безделья в ожидании галиота, чтобы вернуться на остров Ситка.

Увидев в лагуне детеныша касатки, индейцы тут же схватились за ножи.

Но Силантий остановил их:

— Рыбу-зверя не трогать!.. Надобно его на волю выпустить.

Туземцы удивились: добыча сама пришла в руки!.. Чудной какой-то этот русский… Зачем упускать дар большой воды?..

По правде говоря, Силантий не мог объяснить даже себе, зачем спасает детеныша касатки. Ни слова не говоря помощникам, принялся за дело — пробивать выход к океану.

А тем временем индейцы уселись на берегу лагуны и задымили трубками.

Изредка они отпускали насмешливые замечания:

— Зря трудишься… Все равно белобрюхий к вечеру сдохнет…

— Иль не видишь, что он едва шевелится?..

— Давай-ка мы его побыстрей разделаем, пока не пришла большая вода…

Но упрямый Силантий продолжал орудовать лопатой и киркой.

— Раз бедолага слопал рыбу, значит, еще не помирает… А вы бы, дымоглоты, не болтали попусту, а подмогли мне…

— Ты знаешь, Сил, мы всегда с тобой заодно, — ответил один из индейцев. — Но духи белобрюхих издавна убивали наших предков. Нам нельзя спасать белобрюхого детеныша. Иначе предки нас проклянут с того света…

Силантий спорить не стал. Гнев предков — дело не шуточное. Особенно в этой, диковинной для русского человека, земле.

Два дня Силантий пробивал дорогу из лагуны в океан. Детеныш касатки уже спокойно воспринимал приближение человека. Он даже не отказывался принимать из его рук рыбу и кальмаров.

Добывать пищу для пленника не представляло трудностей. Мертвых кальмаров, скатов, палтусов и даже небольшую акулу Силантий находил на отмели рядом с лагуной. Сам он не видел, но догадывался, что их убивает и доставляет мать-касатка.

Грозная хищница тоже стала относиться спокойней к появлению в лагуне человека.

— Видно, поняла царица моря-океана, что я хочу освободить ее царевича, — заявил Силантий индейцам.

Те по-прежнему не желали помогать ему и лишь наблюдали за работой бледнолицего да отпускали ехидные замечания в адрес странного русского.

На третий день, когда проход из лагуны в океан был почти завершен, Силантий проснулся раньше обычного. Огляделся и не увидел в шалаше своих помощников. Тут же мелькнула тревожная мысль: «царевич»!..

Схватив ружье, он кинулся к лагуне. Успел… Один индеец уже занес над детенышем касатки пешню, другой нацелил в морского зверя копье.

Не раздумывая, Силантий выстрелил поверх голов «помощников».

От неожиданности оба отскочили от края лагуны и заорали:

— Сил, дурак!..

— Из-за белобрюхого чудовища нас вздумал убить?! Все начальнику расскажем!..

— Человека на тварь морскую променял?!

К этому они добавили немало крепких словечек, которым недавно обучил их сам Силантий.

Промысловик остался доволен учениками: ухмыльнулся и ответил им в том же духе:

— …………………………. и чтоб на версту не подходили к лагуне!..…………….