Вениамин Росин - И здесь граница Страница 30

«Гасан» приласкал маленькое, грязное, истощенное существо, угостил сладостями и шербетом, пообещал усыновить. Тот мгновенно поверил в эту басню, тем более, что новоиспеченный папаша осыпал благами: накормил до отвала, выкупал, постриг и переодел в старенький, но вполне приличный костюмчик, показавшийся бездомному малышу просто царским. И за все это ничего не потребовал взамен, кроме как называть его отцом. Счастливый мальчик мгновенно согласился и, посчитав дяденьку добрым волшебником, то и дело называл его папкой…

Так они и отправились в свое рискованное путешествие: один, продажный и вероломный, стремясь угодить хозяевам из разведки и максимально увеличить свой счет в одном из швейцарских банков, другой — маленький, бесхитростный, искренне поверивший, будто папка уносит его в безопасное место…

Как видите, все было продумано и предусмотрено весьма скрупулезно. Чтобы, как говорится, комар носа не подточил.

Но сложилось иначе. Али, бойкий, подвижный мальчонка, ускользнул от бдительного ока надзирательницы приюта, забрался на подоконник и на глазах у прохожих разбился насмерть.

Слухи о трагической гибели воспитанника приюта быстро распространились по городу, обрастая, как обычно, всевозможными подробностями.

А тут еще в газетке, щедро потчующей своих читателей кошмарными происшествиями, появилась заметка об этом…

Всё это не прошло мимо внимания соответствующих органов, изучалось, проверялось, сопоставлялось. Медленно, но верно разматывалась ниточка. Тайное становилось явным.

Параллельно специалисты дошкольного воспитания незаметно разузнали у ребенка, кем на самом деле приходится ему «папка». Круг замкнулся.

Лазутчик, назвавший себя Гасаном, безукоризненно играл свою роль, не провалился из-за какой-то личной оплошности. Его разоблачили…»

На этом майор закончил свое сообщение.

Я сидел рядом с Ваней Мельничуком, видел его счастливое лицо. Вероятно, и у меня было такое же лицо и сияющие глаза. Молодцы, ох какие молодцы наши старшие братья — чекисты! Мастерству их и умению вылавливать шпионов и диверсантов можно по-хорошему позавидовать.

Да, чуть было не забыл! Те, о чьем появлении предупреждали на боевом расчете, не замедлили тогда же напомнить о себе. Только не у нас, а на участке соседней заставы. Они смертельно ранили солдата поисковой группы, но не избежали расплаты.

Призраки

Вскоре на той же заставе случилось происшествие, чуть было не стоившее мне жизни.

Расскажу, однако, все по порядку, в той последовательности, в какой развертывались события.

Как я уже говорил, к левому флангу нашего участка примыкало обширное болото. Вдоль же правого фланга протекала пограничная река. Бурная, стремительная, но неширокая, так что и невооруженным глазом мы видели жалкие приземистые лачуги на той стороне, полуголую детвору, изможденных крестьян, копающихся на своих клочках земли, арыки, глинобитные Стены.

Ну и оттуда, с чужого берега, разумеется, отлично можно было рассмотреть, что делается у нас.

Неподалеку от заставы раскинулось небольшое селение. Дома добротные, крытые шифером, черепицей; чайные и розовые кусты вокруг них… Неплохо жили люди. Зажиточно. Не в пример дальним и близким родственникам по ту сторону реки.

Хозяином самой крайней в том селении усадьбы был высокий, немного сгорбленный, лет за пятьдесят мужчина по имени… ну, допустим, Кадыр.

Всегда нахмуренный, замкнутый, лишнего слова не вымолвит. Ни с кем из односельчан не общался, жил бобылем, ни жены, ни детей.

Трудно объяснить почему, но не нравился мне Кадыр, неприязнь испытывал к нему. Бывает же так: ничего плохого не сделал тебе человек, а не нравится. Лицом, манерами, походкой…

Каждый раз, проходя мимо усадьбы Кадыра на правый фланг участка, я весь напрягался и замедлял шаги, словно бы ожидая увидеть что-то необыкновенное. Но все было самым обыденным. То Кадыр ковры вытряхивал, то двор подметал, то сидел на лавочке под чинарой, глубоко задумавшись, уронив руки на колени и низко опустив наголо выбритую продолговатую, как дыня, голову.

Но вот как-то заметил, что на обращенном к реке плетне Кадыра появилась черная рубашка. Моросил дождь, нудный осенний дождь, совсем не благоприятствующий сушке белья, а рубашка продолжала висеть.

Кадыр потащил из сарая в дом ивовую корзину, но рубашку не снял.

Неясная догадка промелькнула у меня в голове, но я тотчас же отбросил ее. Не следует придираться к человеку по пустякам. Ну не нравится мне суровое лицо Кадыра, рыжеватая козлиная бородка, угрюмый, исподлобья взгляд, семенящая походка, — но что все это, в конце концов, означает? Может, и я ему чем-то несимпатичен. Что убедительного, какие доказательства могу я представить начальнику заставы? Бдительность бдительностью, качество это для пограничника похвальное, но чрезмерная подозрительность никому не делает чести.

Кадыр, что ни говори, в годах, ну и задумался о чем-то своем, не обратил внимания на рубашку. А думать ему есть о чем. Жестоко с ним обошлась жизнь, вот и стал он суровым, неприветливым. Говорят люди, была у него жена и дочь, слабоумная от рождения. Возили ее к знахарям, обращались к самым знаменитым профессорам, а толку никакого. Состояние девочки ухудшалось. И тогда мать отравила ее и покончила с собой.

Выругал я сам себя. Ну что это такое на самом деле: человек не снял с веревки или с плетня какую-то там рубашку, а я уже невесть какие выводы готов сделать, чуть ли не в шпионаже собираюсь обвинить.

Взял книгу, уселся читать, а мысли невольно к той рубашке возвращались.

Почти всю ночь я глаз не сомкнул, думал и думал. Невольно напрашивался вывод, что все это смахивает на условный сигнал. И, конечно же, не для односельчан, а для кого-то там, на сопредельной стороне.

Утром зашел к начальнику заставы, обо всем подробно доложил…

Капитан внимательно выслушал, счел мои соображения резонными. За усадьбой Кадыра установили наблюдение. Заметили, что из-за реки кто-то ночью подавал сигналы фонариком. Кому, о чем? Утверждать было преждевременно, оставалось только догадываться.

Меня, как инициатора всей этой истории, в первую же ночь назначили в засаду. Напарником дали Степанова, молодого солдата с энергичным, подвижным лицом.

На заставу прибыл Степанов недавно, но все успели полюбить его. Покладистый, уживчивый и на все руки мастер. Старшина, тот нахвалиться им не мог. То Степанов вызвался кухню побелить, то подгнившую доску в бане заменил, то давным-давно молчавший радиоприемник заставил говорить… А уж если у кого часы забарахлят, то прямиком к Степанову — мигом наладит. Да к тому же и солдат он выдался по всем статьям отличный, задержания имел. И один из лучших на занятиях в классе или в городке следопыта. Что ни спросишь — назубок знает.

Взял я, конечно, с собой и Кубика, своего верного помощника, незаменимого в таких операциях.

Непроглядная осенняя ночь. Темно, хоть глаз коли. Колючий ветер шуршал в траве и кустах. Глухо шумела река. До другого ее берега несколько десятков метров, но в кромешной тьме она казалась широченной, без конца и края.

Ни звука вокруг, ни огонька. Прошел час, другой, и мы со Степановым решили для пользы службы, что я останусь на месте, у усадьбы Кадыра, а он отползет чуть ниже по течению реки.

О чем только не передумаешь за ночь? Каждой клеточкой своего тела прислушиваешься, реагируешь на звуки и шорохи. Вот тяжело ухнул в воду подмытый пласт земли. Нервы напряжены до предела. Рука сжимает отполированный приклад автомата. Ведь лучшей поры нарушителю и не выбрать.

Но Кубик спокойно лежал, тесно прижавшись ко мне. Я укрыл его полой брезентового плаща, и думается, он ценил эту мою заботу.

Я верю своему четвероногому другу, чувствую себя с ним уверенно и надежно: он не подведет, слух у него изумительный. Помню, мы на заставе опыт делали. Ночью отделение пограничников проходило шагах в тридцати от вольера Кубика. Он не обращал внимания, продолжал дремать. Но стоило мне пройти в составе того отделения, как он, узнав мои шаги из многих других, вскочил и обрадованно завизжал.

Со стороны могло показаться, что Кубик спал. Но это далеко не так. Он хорошо знал свои обязанности и чутко прислушивался.

Внезапно Кубик насторожился, навострил уши, чуть наклонил голову, прислушиваясь. Спокойно, спокойно, повременим, посмотрим, что будет дальше.

Потянулись томительные минуты ожидания. Кубик начал сильно нервничать. Я присмотрелся и оцепенел. Едва различимая в тумане фигура в сером балахоне напоминала привидение. Казалось, она не шла по земле, а плыла, скользила по воздуху.

Я провел рукой по глазам: устал, вот и померещилось…

Да какое там померещилось! Вслед за первым неслышно проплыло еще одно привидение, и оба присели за кустом.