Игорь Свинаренко - Беседы с Vеликими Страница 31

– Надя была очень хороша.

– Красивая, да. Честная, красивая, умная, талантливая (получила первую премию литературную в 13 лет), нежадная – я смотрел на нее и понимал, видел, что у нее от меня, что – от Наташи.

– Я помню, как она заходила к тебе в кабинет, при мне – и я застывал с открытым ртом.

– Она всегда стеснялась – сидела в приемной, ждала.

Он оглядывается вокруг:

– Вот – мы с Надей жили в этом доме… Когда она погибла, многие говорили – роди себе еще детей. Я на это очень сильно напрягался: ну как можно такое говорить? Мне мама, у нее было трое детей, объясняла: «Почему рожают много детей? Чтоб родился хоть один ребенок хороший, а не для того, чтоб было много. А у тебя с первого раза получилось!» И моя дочка хорошо писала – а то в кого же она?

– И вот сегодня в итоге, в промежуточном итоге – в полтинник еще рано подбивать окончательные бабки, что?

– В итоге я живу в Париже, один, без друзей, без родственников.

Мы вспоминаем о забавной игре слов. Запорожье на украинском пишется «Запорiжжя». А теперь Вова живет в «Запарижье», в дорогом пригороде Парижа. Как будто никуда и не уезжал и не было этих 50 лет – просто в адресе изменилась пара букв…

– Ну, многие бы мечтали свалить от надоевших людей и жить под Парижем… В своем домике. (Может, это и есть русская мечта – не зря же ее озвучивал такой сугубо народный персонаж, как Леня Голубков, и пипл же хавал.)

– У меня, как известно, была кличка Вечный Студент, и надо мной шутили: «Тебе бы еще Сорбонну закончить».

– Не закончить, а скорей поучиться.

– Поучиться, да… Диплома же у меня нет никакого. Но в Сорбонне я учиться не стал: как-то неловко ездить на занятия с водителем и охраной.

– Тем более забастовки у вас тут – вон вчера международные рейсы были отменены и метро, кажется, закрылось.

– Здешние забастовки причиняют меньше неудобств, чем пробки в Москве. Тут забастовки каждые три месяца, а в Москве пробки днем и ночью. Когда я там ездил ночью в казино, у меня было ощущение, что в Москве даже бывают ночные забастовки. То есть пробки.

– А ваш президент тоже перегораживает дороги, когда едет в Елисейский дворец?

– Он не мой президент. Я тут в творческой командировке.

– Ты живешь уже год на Западе, не вынимая. Тебе тут хорошо?

– Ну, есть сложности – но мне тут спокойней, чем там.

– Ни разу за это время не слетал в Москву.

– Не хочу.

– Почему?

– Не хочу, и все. Очень много там отрицательных эмоций.

– Не скучно тут одному?

– Насколько я раньше был общительный – настолько же сегодня необщительный. Это связано с моим собственным личным миром. И с тем, что вокруг меня происходило.

Подумав и помолчав, он добавляет еще вот что, и это, может, самое главное:

– У меня нет близких людей в Москве.

– И правда – зачем она тогда?

– Да. А товарищи сюда иногда приезжают. Видимся.

– Ностальгия, стало быть, не мучит.

– По Москве – нет. Ну, может, там бывшая жена, сестра – о них я думаю. Но, может, для всех лучше, когда я тут, чем если я буду рядом.

Через пять минут он добавляет еще один аргумент, тоже вполне себе убедительный:

– Да к тому же мне там жить негде, у меня ничего нет в Москве. Негде жить!

– С чего ты начал, к тому, бля, и вернулся. Диалектическая, сцуко, спираль… Жесткая тут ирония судьбы.

– Своего в Москве у меня ничего нет – все отдал жене. Ностальгия, конечно, какая-то есть, в Москву хочется иногда – но не постоянно. Появилась ностальгия – выпил-закусил, и прошла.

Это я понимаю, это еще легко, это приятно, о таком счастливом состоянии мечтают многие эмигранты. Какое счастье, что Вове это удалось! Но потом он все-таки признается – он вообще говорит правду, да и всегда говорил, без дешевой политкорректности, это я давно заметил:

– Или наоборот: выпил-закусил – и захотелось. А вот это уже похоже на хорошую тоску… Если кто понимает.

Владимир Жириновский

«Мы себя еще покажем»

– Владимир Вольфович, я вижу у вас кипы книг в кабинете. Много читаете?

– Приходится постоянно читать, сейчас у меня книг пятнадцать лежит, я их понемножку читаю… Очень много нового, поэтому какой-то одной книгой заниматься не получается… В основном это история, публицистика, мемуары, анализ… Из последних – книга о международной мафии и коррупции, американский журналист изучал, что происходило в этой сфере последние 15 лет. Мемуары: книга Примакова «Мир без России?». Все, что выходит, мне приносят, и я все это просматриваю. Меня это интересует, это дополнительный источник информации о том, что произошло за прошедшие 15–20 лет.

– Это для работы или для общего развития?

– Это все связано с работой. Вот еще Стариков, петербургский автор, новую книгу выпустил, там новые исторические факты про октябрьский переворот, про все те козни и последний период царского режима.

– По октябрьскому перевороту все еще нет официальной переоценки.

– Нет. Но это надо переквалифицировать как государственный переворот! А то у нас это памятная дата, день Октябрьской революции. Не русские слова… На самом деле «революция» – это от французского слова «револьт», то есть «мятеж», «переворот».

– Да и «октябрь» тоже не русское слово.

– Слово «октябрь» уже устоялось. А когда говорят «революция», то у нас часто в этом видят положительный смысл. Так бы и назвать официально – «мятеж», «переворот».

– «Бунт».

– Да, «бунт». И было бы другое понимание того, что произошло.

– Доживем мы до переоценки ценностей?

– …Казалось бы, давно с этим все ясно, все сказано – но из-за левых партий, КПРФ в основном, переоценки не происходит. Как конфетку сладкую коммунистам дают – не убирают мавзолей и седьмое ноября восстановили как День Октябрьской революции…

– И памятники Ленину до сих пор стоят.

– До сих пор стоят. И очень много улиц, площадей названы именами террористов, революционеров, то есть бунтовщиков. Надо так и называть их – бунтовщики, надо говорить, что это бунт. А то слово «революция» вроде хорошее и у людей впечатление, что это хорошо, что так и надо.

– Я вот много писал о том, что «Ленинский проспект» – неправильное название, незаконное; это было несправедливо – переименовать так Большую Калужскую улицу, причем без ее на то согласия.

– Да-да, таких полно, до сих пор «Войковская» – станция метро, а в честь кого она названа? В честь участника расстрела царской семьи. А город Ногинск?..

– Спрошу вас как любителя исторической литературы: скажите, с чем можно сравнить сегодняшнее время? С каким периодом в истории России?

– Если царский период взять, то это конец ХIХ века, Александр III. Он старался, чтобы было все тихо, ни с кем не воевать, и борьбу вел с теми, кто пытался навязать стране террор. Он ничего не провозглашал, ни к чему не призывал, он успокаивал страну и препятствовал тем, кто пытался ее расшатать. Если вернуться к сегодняшнему дню… Самое плохое – мы не знаем конечной цели тех, кто находится у власти. В этом плане прошлое можно оценивать, а нынешнее время – трудно.

– А они-то сами знают, как вы считаете?

– Тоже, может, не все осознают. Им трудно просчитать. Только задним числом легко все просчитать. Взять 17-й год. Никто не хотел объединяться вокруг царя, от него устали, все практически его предали. Все было против него – и все стало рушиться: вся система, все управление и государство в целом. Все решили отменить и строить заново. Это была ошибка. Но как людей уговорить? Может, их уговаривали, говорили – не надо! Но люди устали. Триста лет одна и та же семья у власти – кому это понравится? Вот и сейчас в Кишиневе все устали. Да, есть вмешательство спецслужб Румынии, еще каких-то центров, есть влияние алкоголя – все есть, но главное – это усталость людей. И молодежь, и деловые люди устали от того, что коммунисты Молдавии слишком долгое время находятся у власти. Люди больше не хотят этого терпеть – вот и вынуждены объединяться против. За коммунистов Молдавии не выступает никто, кроме них самих, все остальные – против. Хотя, может быть, приход других к власти приведет к еще худшим последствиям. Но революцию не остановить, когда она уже началась. Вот Грузия. Когда нужно было убрать Шеварднадзе, туда бросили деньги, привезли ребят из сельской местности, которые не понимали вообще, куда их привезли и зачем, и они делали то, что им скажут. Сейчас, когда нужно убрать Саакашвили, прежние методы не годятся – нельзя все время использовать потенциал ненависти к старому режиму. Шеварднадзе был хоть и вновь избранный президент, но ассоциировался с советской властью, от которой люди устали. Шеварднадзе надоел за те годы что был первым секретарем Грузии. А Саакашвили – недолго командует. Поэтому у грузин не получается смена режима. Нет энтузиазма.