Александр Огнев - Правда против лжи. О Великой Отечественной войне Страница 31

Глантц утверждал, что операция «Марс» потерпела крах. Считая, что все наши наступательные удары на ржевском плацдарме «не достигли своих главных целей», С. Герасимовав статьях, напечатанных в журнале «Вопросы истории» (2000.№ 4–5), сборниках «Война и воины России» (2000) и «Ржевская битва», вторит ему: операция «Марс» «практически провалилась», Ржев — «это потерянная победа и нашей армии и наших полководцев, и, в первую очередь, увы, Г. К. Жукова». Маршала винят в том, что он признавал «в качестве основного метода наступления лобовые массированные атаки», и потому войска под его началом несли большие потери. Г. Попов писал, что в 1942 г. в ходе Ржевско-Вяземской операции Жуков «с упрямством атаковал «в лоб» немцев» (Мк. 11.01.2000) Чтобы рассеять это обвинение, приведем абзац из приказа Жукова от 9.12.41 г.: «Категорически запретить вести фронтальные бои…против укрепленных позиций, против арьергардов и укрепленных позиций оставлять небольшие заслоны и стремительно их обходить, выходя как можно глубже на пути отхода противника» (Гл.5.12.1991). Но понятно, что подчас сама обстановка может потребовать от военачальника принять решение об использовании и лобового удара Глантц возложил вину на Жукова за «страшные людские потери» в операции «Марс», составившие-де около 500 000 человек, В книге «Гриф секретности снят» и статье генерал-полковника Г. Кривошеева в «Военно-историческом журнале» (1999.№ 2) отмечено, что в этой операции участвовало 545 070 советских солдат, наши общие потери достигли 215 674 человека, безвозвратные — 70 373. В Сталинградской наступательной операции наши войска насчитывали 1 143 500 человек, потеряли 485 777 бойцов, безвозвратно — 154 885. Эти цифры убедительно опровергают концепцию Глантца и ею сторонников.

В «Ржевской битве» говорится, что эта битва «была самой кровопролитной во Второй мировой войне» (лучше называть ее «одной из самых кровопролитных»): советские потери в ней «могут приближаться к 2-м миллионам человек», «институт военной истории Министерства обороны РФ назвал число в 2,5 миллиона человек». Никто пока документально не обосновал, почему эти цифры резко скакнули вверх. Кондратьев привел, выделив жирным шрифтом, цитату Лихачева: «И подо Ржевом, где больше всего пострадало и немцев, и русских…» и заключил: «Сугубо штатский человек, филолог, историк Д. С. Лихачев лучше профессиональных исследователей Второй мировой войны знает, что плацдарм, полтора года угрожавшей Москве «вторым нашествием», был самым кровавым». Уважаемый академик не воевал, о войне имел смутные представления, его заявление не имеет отношения к научному осмыслению обсуждаемой проблемы. Его рассуждения о политике выглядят подчас весьма странно. В 1994 г. он заявил, что «наше государство перестало быть идеологическим. Это величайшее достижение». Ельцинский режим стоит на страже интересов буржуазии, тех, кто ограбил народ и развалил великую державу. Надо быть слишком наивным, чтобы верить в то, что наше государство лишилось идеологической сути. В книге «Гриф секретности снят» и статье Кривошеева (Вж. 1999.№ 2) указано, что наша армия в Ржевско-Вяземской операции (8.01–20.04.42 г.), Ржевско-Сычевской (30.07–23.08.42 г.), в новой Ржевско-Сычевской (25.11–20.12.42 г.), Ржевско-Вяземской (2.03–31.03.43 г.) и в боях у города Белого (2.07–27.07.42 г.) потеряла 1 345 174 человека, безвозвратно — 440 469. В Сталинградской битве наши общие потери составили 1 129 619 человек, безвозвратные — 478 741. Она длилась полгода, безвозвратные потери в ней превышали те, какие понесли мы в сражениях за Ржевский плацдарм, продолжавшихся свыше года. Это дает право сделать закономерный вывод: она была более масштабной и ожесточенной по сравнению с боями под Ржевом. И это метко бьет по выдумке Глантца.

Конечно, с душевной болью мы вспоминаем о массовой, не всегда оправданной гибели наших солдат на фронте, было такое и под Ржевом. Но надо критически относиться к словам Л Порка: «Шли в бой с одной винтовкой на троих. Город Ржев 17 раз переходил из рук в руки», Тверская область потеряла зимой 1941–1942 гг. «в боях под Ржевом один миллион мужиков» (Пр,2001.№ 19). И. Ладыгин, Н. Смирнов в книге «На ржевском рубеже» (1992), статьях «Долгий путь к слову «наш!» и «Фронт горел не стихая…» и вместе с ними О. Кондратьев в своих работах представили наступательные операции наших войск за овладение ржевским плацдармом в 1942 г. как «побоище», «бессмысленное избиение наших плохо вооруженных частей»: «в жертву амбициям» Верховного «и готовности быстрее рапортовать бессмысленно бросались на верную гибель армии, дивизии, полки, роты». Они утверждают, что Верховный «совершенно не ценил человеческую жизнь». К. Симонов в книге «Глазами человека моего поколения» писал о том, как Жуков 30.04.1945 г. «позвонил Сталину и сказал, что нам придется еще два дня повозиться с Берлином», а он сказал: «Не надо спешить там, на фронте. Некуда спешить. Берегите людей. Не надо лишних потерь». Но названных выше авторов захватила не столько устремленность к правде, сколько мысль разоблачить Сталина и советское командование, они представили тяжкую картину боев за Ржев еще более тягостной. В их публикациях замечаются мелкие, но по своей сути «концептуальные» неточности, говорящие об этой тенденции. Они сообщают, что 29-я армия вышла из окружения, имея в своем составе 5200 человек, что «составляет примерно половину личного состава только одной стрелковой дивизии — и это из 7 дивизий ударной группировки 29-й армии, фактически полностью погибшей в Мончаловских лесах». У них получается, что там погибло более 70 000 человек. Они умолчали о том, что во время войны в действующих войсках, за редкими исключениями, не имелось полного штатного состава, что группы наших солдат, оставшись в тылу врага, соединились с партизанами. Они утверждают, что полки «после бесплодных атак уменьшались до взвода или отделения», «в дивизиях… атаковали уже не тысячи и даже не сотни, а десятки бойцов и командиров». Не превратилось ли эта мысль в кровожадную гиперболу, которая все может съесть, в том числе и правду? Правильно ли говорить о бесплодности наших атак, если они сковали очень крупные силы врага?

Наше наступление в районе Погорелое Городище — Сычевка сначала имело успех, враг понес большие потери, был освобожден город Зубцов. Бывший командир взвода 1028 артполка П. Михин сообщил, что 30.07.1942 г. немцы не выдержали нашего удара, «попятились назад, потом это превратилось в паническое бегство». К. Типпельскирх в «Истории Второй мировой войны» писал, что в районе Ржева прорыв советских войск «удалось предотвратить только тем, что три танковые и несколько пехотных дивизий, которые уже готовились к переброске на южный фронт, были задержаны и введены сначала для локализации прорыва, а затем для контрудара» (241).

В книге есть воспоминания участников боев за Ржев, датированные 1993 г. Кое-что в них удивляет. Вряд ли В. Соболев, бывший комбат, сейчас написал бы такое: «Теперь Россия встала на путь демократического развития. Уверен, пройдет год, другой — экономические реформы дадут положительные результаты». Прошло 10 лет' — где эти достижения? Трудно согласиться с рассуждением Михина: «…не было нашей победы, потому и не писали про Ржев. Только А. Твардовскому удалось напечатать стихотворение «Я убит подо Ржевом» и то, видимо, по чьему-то недосмотру». Оно было написано в 1945–1946 гг., его сразу опубликовали в «Новом мире» (1946.№ 6), никакому остракизму стихотворение не подвергали. О сражениях под Ржевом писали В. Кондратьев в сборнике «Сашка: Повести и рассказы» (1981), Е. Ржевская «Под Ржевом» (1989). Известны работы В. Бойко, М. Таланова, В. Сошнева, сборник «В боях за Ржев» (1973), книги М. Папарина «В боях под Ржевом» (1961), А. Сандалова «Погорело-Городищ енская операция…» (1960), К. Иванова «Шла дивизия на Запад» (1972) и др.

В «Ржевской битве» представлены выписки из военного дневника 58-го пехотного полка 6-й дивизии, которой командовал генерал Гроссман. В своей книге он писал об «огромных жертвах» русских, но умалчивал о тяжелых потерях немцев, а служебный дневник фиксирует их, 1.08.1942 г. в донесении 1-го батальона говорится: «У рот 743 инженерного батальона большие потери». 3.08 в дневнике 3-го батальона: «Два тяжелых русских танка прорвали оборону 10-й роты на правом фланге. Вследствие тяжелых потерь небольшой участок оборонительной линии не занят нашими войсками». 6.08: «Этот день принес нам страшные потери». 10.08: «Полк несет тяжелые потери… Наша атака захлебывается». 12.08: «Атака русских силами двух рот…Мы отражаем ее, неся большие потери». 14.08: «В долине реки Холынки и на ржаном поле два русских батальона атакуют 9 роту. В роте большие потери, так как танки уничтожили окопы и блиндажи». 16.08: «Части первой роты отступают налево к 10 роте…противник все-таки силен. Два танка движутся по передовой перед второй ротой, обстреливают наши траншеи. У роты — большие потери». 19.08: «Прорвались две роты противника. У взвода велосипедистов большие потери…сколько же бойцов погибло здесь!». 26.08: «Немецкая разведгруппа попала в руки к врагам, 11 человек убиты, 6 взяты в плен". Дневник выявляет неразбериху в германских частях. Так, 14.08 немецкие самолеты били по своим: «Юнкерсы бомбардируют север Русского леса. Большие потери у 2 роты 428 полка из-за бомб юнкерсов». 16.08: «Наша артиллерия бьет так, что и у нас потери». Потери своих войск немецкому генералу было легче установить, чем подсчитать «огромные жертвы» русских. Почему же он не сделал этого?