Автор неизвестен - Медицина - Жизнь ничего не значит за зеленой стеной: записки врача Страница 31

Резидент Мошеш представлял операцию Сорки, Вайнстоун был как всегда рядом и внимательно слушал. «Он не должен отчитывать Сорки, — подумал Манцур, — мир,достигнутый в итальянском ресторане, очень хрупок, особенно после истории с Яссером».

— Представляемая пациентка — женщина семидесяти четырех лет, с доказанными метастазами рака прямой кишки, в состоянии после химио- и радиотерапии, страдающая рецидивирующими ректальными кровотечениями. Компьютерная томография показала множественные метастазы в обеих долях печени, асцит и множественные метастазы в брюшной полости.

— Мы можем посмотреть снимки КТ? — попросил я достаточно громко, чтобы все в аудитории услышали меня.

— Пожалуйста, покажите нам КТ, — велел Вайнстоун. Невысокая индианка, радиолог, установив пленку в проектор, заговорила с заметным мадрасским акцентом:

— Эта томограмма брюшной полости была сделана дооперации, вы можете четко видеть множественные поражения, они диффузно диссеминированы в обеих долях печени, предполагается запущенный процесс. Наблюдается большое количество свободной жидкости возле печени и просвета кишок.

Радиолог сменила пленку и продолжила:

— Ближе к тазу просматривается асцит, а вот здесь большая опухоль прямой кишки, которая прорастает в стенку таза.

— Спасибо, — сказал Вайнстоун и повернулся к Мошешу. — Пожалуйста, продолжайте, опишите ваши дальнейшие действия.

— Была выполнена открытая лапаротомия, выявлено около одного литра асцитической жидкости. Опухоль прямой кишки была фиксирована к прилегающим структурам и оказалась нерезектабельной, поэтому толстая кишка была пересечена проксимальнее опухоли, дистальныи конец заглушен, а проксимальный выведен в виде колостомы. Послеоперационный период осложнен прогрессирующей печеночной недостаточностью, приведшей к смерти пациентки на двадцать шестой день.

Мошеш поднял глаза и посмотрел в зал.

В аудитории повисло тягостное молчание, все присутствующие понимали, что пациентка была буквально нафарширована раковыми метастазами, а операция только ускорила ее смерть. Сорки помог ей убраться на тот свет, хорошо подзаработав на этом. Я изо всех сил сдерживался и мысленно давал себе слово не выходить за рамки общепринятого поведения.

— Будут ли комментарии? — поинтересовался Вайнстоун.

— Я не вижу никаких показаний к операции! — выкрикнул я вопреки лучшим намерениям (если все молчат, надо же кому-то начинать). — Хирург, как и мы, видел КТ и знал еще до операции, что несчастной пациентке ничем уже не поможешь, зачем же операция?

Манцур внимательно вглядывался в меня, он не удивился бы моей причастности к запросу ОНПМД.

— Доктор Сорки, — сказал Вайнстоун, — вам слово. Сорки был настроен воинственно, слишком много его операций рассматривается в последнее время. Ему не понравился мой вопрос. Почему он, председатель Медицинского правления, должен глотать эту чепуху? В его ответе звучало неприкрытое раздражение:

— Господин председатель, я не желаю отвечать на комментарии уважаемого коллеги, ему следовало более внимательно слушать представление случая. Показанием к операции было ректальное кровотечение, разве это непонятно?

— Какое кровотечение? — парировал я с азартом игрока, отбросившего все сомнения в сторону. — Несколько капель крови за сутки? — Словно шахматный игрок, я думал на несколько ходов вперед и знал как съесть короля Сорки. — Мошеш, пожалуйста, посмотрите историю болезни, сколько порций крови было перелито больной до операции, и какой у нее был гемоглобин?

Мошеш вопросительно посмотрел на Вайнстоуна, историю болезни обычно приносят на патанатомическую конференцию и никогда не исследуют публично. Утверждения и заявления хирургов всегда принято принимать на веру. Вайнстоун на секунду растерялся, он оказался под перекрестным огнем, придется нарушить традицию и докопаться до истины.

— Посмотрите историю болезни! — скомандовал он. Мошеш начал не спеша перелистывать страницы толстой истории болезни.

— Гемоглобин до операции был двенадцать и три. Трансфузии? Давайте посмотрим трансфузии. Я здесь не вижу ни одной записи о переливании крови пациентке на протяжении указанного периода.

— Доктор Раск, ваше мнение? — спросил Вайнстоун. Малкольм Раск прокашлялся.

— Доктор Вайнстоун, — он мельком взглянул на Сорки, — мне кажется, было ошибкой оперировать эту пациентку, страдавшую от генерализированного карциноматоза брюшной полости. Даже если бы у нее было кровотечение, источник кровотечения нельзя было удалить на операции. Мне непонятно, как проксимальная колостома могла значительно повлиять на кровотечение, которого фактически и не было…

Сорки напрягся. «Раск сошел с ума? Анаболиков обожрался или виагры? Как смело заговорил». Он покраснел.

— Доктор Раск, что вы говорите! Вы же образованный хирург, один из ведущих преподавателей резидентуры.

Сорки насмешливо улыбнулся и осмотрелся кругом, позволяя почитателям прочувствовать остроту момента. Но его уверенный тон никого не обманул, он был взволнован, и все это заметили.

— Я убежден, что вам знаком термин «паллиативность», опухоль этой пациентки кровила и она была прооперирована паллиативно. Не могу объяснить, почему история болезни не содержит отметок о переливании крови, история может быть подчищена.

Раск продолжал настаивать на своем.

— Доктор Сорки, вы говорите неправду, операция была серьезной ошибкой, а заявление о массивном переливании крови оказалось ложным. Как выясняется, вы предоставили на конференцию ложную информацию.

Сорки вскочил с места будто ужаленный и закричал:

— Доктор Вайнстоун. прекратите немедленно эти необоснованные обвинения! — Он с возмущением метнул взгляд на Раска и на меня. — Вы можете думать что угодно, а я взрослый человек и отвечаю за свои слова. Доктор Вайнстоун, вы как председатель конференции должны пресекать такие обвинения. Я могу оперировать так, как считаю нужным. Все здесь, — он указал на группу частных хирургов, — подтвердят это.

Вайнстоун только пожал плечами и ничего не ответил. Сорки рванулся к выходу, бормоча невнятные проклятия, и выскочил из аудитории.

— Привет, Марк, — сказал мне Сэм Глэтман спустя примерно час после окончания конференции. Он стоял возле моей двери со счастливым выражением лица, на щеках горел нервный румянец, глаза светились радостью.

— Хочу угостить тебя латте. Пойдем?

— С удовольствием.

Мы спустились к книжному магазину, заказали наш любимый кофе, налили по половинке, приправили его корицей и сели за маленький столик.

Я шумно отпил.

— Горячий! Слышал новости о Падрино, вообрази, пятьдесят восемь историй болезней запросили! Хотел бы я видеть его лицо, когда он узнал об этом. Как ты удачно все закрутил.

Сэм весело рассмеялся и вытер пену с усов.

— Помогли твои списки, мой друг, без этих списков мы бы ни к чему не пришли. Ты гений!

Я наслаждался этой волной дружеских излияний, меня уже давно так не хвалили.

— Расскажи подробнее, мне нужны детали.

— Хорошо. Как ты знаешь, на мои анонимные письма и звонки в ОНПМД ответа не поступило. Получив твои списки, я позвонил им и договорился о встрече с одним из высокопоставленных хирургов — его зовут Кардуччи, доктор Фаусто Кардуччи.

— Он итальянец?

— Нет, американец, директор хирургической пенсионной программы из Стэйтен-Айленда. Мы хорошо поговорили, мне он показался знающим и серьезным парнем, надеюсь, он найдет способ проучить Манцура.

— И по заслугам, ты слышал, что его последний больной с аневризмой умер прошлой ночью? У старика не было шансов, Манцур только помог ему умереть пораньше… Как тебе Терминатор-2?

— Неплохое шоу он устроил на М&М конференции! Ты слышал, как он говорил с Вайнстоуном? «Я делаю то, что считаю нужным…» — так заявлять председателю хирургии, это неслыханная наглость! Вайнстоун должен взять его за яйца и сжать покрепче, если он этого не сделает, потеряет остатки власти и уважения.

Латте был очень вкусным сегодня, день складывался удачно.

Войдя в лифт, я столкнулся с тремя здоровенными карибскими парамедиками, сопровождавшими сморщенную, ссохшуюся пожилую женщину, она дышала с трудом, часто и поверхностно. Почему они не дадут ей кислород? Она может умереть, не достигнув восьмого этажа.

В углу стоял доктор Катцен, на нем был черный костюм, на голове черная ермолка, покрывающая волосы, он старательно избегал моего взгляда. Мы не верили, что Катцен был правоверным иудеем, по мнению Чаудри, ермолка была частью его социального маскарада, рассчитанного на расположение еврейских хасидов. Но пациенты Катцена, нуждавшиеся в плановой операции, предпочитали престижный Зайон-госпиталь на Манхэттене, все раввины считали, что лучшие хирурги работают там. Пациенты, направленные Катценом несколько раз ко мне, были всегда тяжело больны и не нуждалась в операциях, другие были не застрахованы или поступали на выходные. Я представил свою приемную, заполненную разговаривающими на идише бородатыми евреями в черных лапсердаках, пропитанных запахом укропа.