Андрей Константинов - Коррумпированный Петербург Страница 31

После этого события стремительно понеслись к развязке. По личному совету г-на Собчака руководители ЦМСЧ-122 обратились к Виктору Халанскому, который возглавлял Главное управление Центрального банка России по Санкт-Петербургу, а уж г-н Халанский присоветовал медикам пойти за кредитом в «Онэксимбанк». И уже 8 августа 1995 года Комитет экономики и финансов заключил с «Онэксимбанком» договор поручительства PR/95/ 020, в соответствии с которым город принял на себя обязательства по погашению суммы кредита (искомые 15 миллиардов рублей) и процентов по нему в случае невыполнения ЦМСЧ-122 своих обязательств перед банком.

Уже в этом договоре поручительства таились некие странности, которые позднее сыграли достаточно существенную роль при определении суммы, которую город оказался должен банкирам. Первый заместитель председателя Комитета экономики и финансов мэрии Анатолий Зелинский, подписавший соглашение, почему-то не обратил внимания на некоторые разночтения между договором поручительства и кредитным договором, заключенным в тот же день непосредственно между «Онэксимбанком» и ЦМСЧ-122. Кредит был предоставлен из расчета 100 процентов годовых до 20 мая 1996 года, в договоре поручительства, однако, почему-то оговаривался годичный срок возврата кредита. Кроме того, в договоре поручительства оговаривался размер пени за несвоевременный возврат кредита – пятая часть процента от всей суммы долга за каждый день просрочки, а вот в самом кредитном договоре размер пени был существенно выше – половина процента за день.

А уж подписав документы с незамеченными изъянами, городская администрация и вовсе благополучно забыла о существовании как поручительства, так и самого кредитного договора, решив не интересоваться дальнейшей судьбой денег. А зря. Потому что ЦМСЧ-122, получив деньги, не стала заботиться об их своевременном возвращении (отдавать кредиты в России пока как-то не очень принято – позднее г-н Накатис открыто признают, что речи о возврате кредита из средств ЦМСЧ-122 не было с самого начала: «Подобные вложения не могут быть возвращены иным образом, кроме оказания медицинских услуг населению города»), а «Онэксимбанк», имея на руках гарантии петербургского бюджета, решил, видимо, до поры беспокойства о судьбе денег не проявлять. Проценты и пени на невозвращенные средства тем временем росли как на дрожжах, радуя отзывчивые на шелест купюр банкирские души.

Шло время, снижалась ставка рефинансирования Центрального банка России, но руководство ЦМСЧ-122 даже и не подумало о том, чтобы хотя бы перезаключить кредитный договор. Вообще-то обычно при снижении ставки рефинансирования кредитные договоры перезаключаются по взаимному согласию сторон (а если банк не идет на уступки, добросовестный должник принимает меры по немедленному возврату кредита и заключению нового кредитного договора на более выгодных для себя условиях). Ставка рефинансирования ЦБ за время действия договора упала с 80 до 60 процентов, а в зоне действия кредитного договора между «Онэксимбанком» и ЦМСЧ-122 время как бы остановилось: проценты так и рассчитывались, исходя из первоначальной ставки – 100 процентов годовых. Не думая возвращать долг, руководство ЦМСЧ-122 вполне логично не придавало значения такой мелочи, как снижение его суммы.

В довершение всего, до ноября 1996 года ни «Онэксимбанк», ни ЦМСЧ-122 не потрудились поставить Комитет финансов в известность о неисполнении медиками своих обязательств. В свою очередь и чиновники не проявляли ни малейшего любопытства о судьбе кредита (совершенно не исключено, что это объясняется банальным разгильдяйством, однако справедливости ради стоит обратить внимание на то, какие именно выгоды в результате принесло это «разгильдяйство» оборотистым банкирам).

К 1 ноября 1996 года сумма задолженности ЦМСЧ-122 перед «Онэксимбанком» с учетом штрафных санкций очень удачно для банкиров выросла как раз до 67970202654 рублей 33 копеек (деньги счет любят, а уж считать банкиры умеют). Только тогда «Онэксимбанк» сподобился уведомить поручителя о невозвращенном кредите. В финансовом комитете бросились искать злополучный договор, по которому город влез в столь изрядный долг, но ничего похожего не нашли. Зато в банке абсолютно все необходимые бумаги нашлись моментально.

Чиновники бросились сурово стыдить и укорять должников, призывая их срочно вернуть «Онэксимбанку» долги и не ставить город в неудобное (и крайне невыгодное в финансовом плане) положение. Однако вместо денег начальник медсанчасти г-н Накатис неожиданно передал в Комитет финансов письмо, в котором спокойно сообщил, что полученный кредит использован на закупку медицинской аппаратуры фирмы «Siemens». «Оборудование получено в полном объеме, зачислено на балансовый учет», – уверил г-на Артемьева начальник ЦМСЧ-122. Правда, о возврате денег в письме медицинского начальника речи почему-то не было – вместо этого письмо содержало туманные намеки на то, что при оформлении кредитного договора устно оговаривались «вопросы косвенного возврата кредита» в виде неких медицинских услуг.

Логично было бы предположить, что, получив дорогостоящее оборудование, медики сразу бросились пользовать страждущих. Однако к январю 1997 года об этом речи не было: г-н Накатис сообщил, что в ЦМСЧ-122 «ведется разработка, планируется внедрение программы медико-социальной помощи деятелям культуры, ветеранам спорта и спецподразделений оборонпрома». Между тем, пока программа не внедрилась, ЦМСЧ-122, активно используя новое оборудование, зарабатывает деньги на платных услугах, не испытывая ни малейшего желания делиться с городом.

Обширная переписка между руководством Комитета финансов и начальством ЦМСЧ-122 привела только к тому, что все осталось на своих местах. Аппаратура фирмы «Siemens» (интересы которой в Петербурге, кстати, частенько незаметно лоббировал сам г-н Собчак) осталась у медиков, которые с удовольствием извлекают из ее использования отнюдь не эфемерные материальные выгоды; город же остался с огромным долгом московскому коммерческому банку и без перспектив в обозримом будущем этот долг отдать. Добрые банкиры, правда, согласились приостановить начисление процентов на сумму кредита, «заморозив» размер задолженности по состоянию на 1 ноября 1996 года. Правда, рассчитываться по чужим долгам городу, видимо, все же придется: юристы городской администрации не видят оснований для того, чтобы признать невыгодный для Петербурга договор поручительства недействительным (можно, правда, в судебном порядке добиться некоторого – но очень несущественного – снижения суммы задолженности). Так что не исключено, что с «Домом политпросвещения» (или еще с каким-нибудь зданием из числа приглянувшихся банкирам) городу все-таки придется расстаться.

Г– н Артемьев, правда, попытался уяснить для себя мотивы, двигавшие представителями прежней петербургской администрации, когда они поручились за контору, которая с самого начала даже не собиралась возвращать многомиллиардный кредит. Однако г-н Зелинский, чья подпись красуется под злополучным договором поручительства PR/95/020, по-прежнему работает заместителем г-на Куприна, но уже в Кремле -и поэтому теперь не считает нужным объяснять свои действия какому-то чиновнику какой-то Петербургской администрации. Поэтому вопрос о том, был ли в 1995 году г-н Зелинский столь наивен, что искренне рассчитывал на честность российских предпринимателей, или же им при подписании договора поручительства двигали какие-то иные мотивы, так и остался без ответа.

Между знаменитым на всю Россию Сергеем Мавроди и широко известным в Петербурге Сергеем Никешиным есть несколько существенных различий. Во-первых, г-н Никешин – в отличие от московского тезки – никогда не строил финансовых пирамид: он строил гигантскую башню «Петр Великий» из стекла и бетона (правда, монстроподобное сооружение оказалось на поверку в чем-то даже менее реальным, чем конструкции АО «МММ»). Вовторых, г-н Мавроди сильно обошел петербургского тезку в масштабах ущерба, нанесенного доверчивым партнерам: считается, что он облапошил своих вкладчиков примерно на 10 триллионов рублей, в то время как долги возглавляемой гном Никешиным строительной корпорации «XX трест» составляют всего около 13 миллиардов рублей. Но зато, в-третьих, – г-н Мавроди дурачил только добровольцев, а г-н Никешин со своей строительной конторой в принудительном порядке запустил руку в карман каждому петербуржцу: должен-то теперь его «XX трест» городскому бюджету,

Обилие принципиальных различий между двумя образцовыми российскими бизнесменами эпохи первоначального накопления капитала не затмевает одного существенного сходства между ними: оба строили свой бизнес на безудержности своих обещаний, нимало не заботясь о том, чтобы держать данные партнерам слова. Г-н Мавроди, правда, обещал широковещательно, с экранов всех телевизоров необъятной страны, в то время как г-н Никешин предпочитал сотрясать воздух высоких кабинетов (зато руководитель «МММ» прослыл жуликом на всю страну, а шеф строительной корпорации «XX трест» сохранил имидж респектабельного бизнесмена и мандат депутата Законодательного Собрания города).