Вячеслав Миронов - Я был на этой войне Страница 31

— «Трехсотые», «двухсотые» есть?

— Нет, мы быстро разобрались.

— Это хорошо, а то если бы вы все лучше стреляли, то перебили бы друг друга.

— Товарищ капитан, командир взвода 125 артполка лейтенант Криков! — подошел и представился мало отличавшийся по возрасту от своих подчиненных лейтенант.

«Криков — Крюков», рифмовалось у меня в голове. Странно, я сегодня вспоминал Крюкова, а тут через несколько часов — Криков. Забавно все это.

— Ты когда училище окончил? — спросил кто-то из-за спины.

— В этом году, — не без гордости ответил лейтенант.

— Понятно, — протянул я, — это счастье, что вы не положили друг друга. Какого черта шарахаетесь по нашей территории?

— Мы за водой для дивизиона ходили, когда шли, вас не было, а стали возвращаться, вот и напоролись. Людей мало, емкости тяжелые, разведку не выставили, все воду несли.

Лейтенант говорил и рассказывал от «мы», будто решение принимал не он, а коллегиально, хотя, скорее всего, так и было. Совсем «зеленый» еще. Было желание отчитать его, но сдержался. Пока сам шишек не набьет на свою упрямую башку, не поймет. Вот только «шишки» здесь могут быть первыми и последними. От этих мыслей я сплюнул. Болван, сам загнется и людей положит. Не удержался:

— В следующий раз, лейтенант, либо людей больше бери, либо баков меньше, а то в засаду угодишь, — понизив голос, сказал я, глядя на него исподлобья.

Тот поежился под взглядом, хотел, видимо, что-то ответить дерзкое, но потом передумал. Эх, зелень, у тебя на лице все твои мысли видно. Он помялся, потом жалостливо произнес:

— Товарищ капитан, разрешите с вами пару кварталов проехать, там уже наши, а то топать не хочется, да и на духов нарваться тоже неохота.

— Садись, вода у тебя из Сунжи? — задал я глупый вопрос, откуда она еще может быть.

— Да, из Сунжи. Пока набирали, нас два раза обстреляли, — похвастался лейтенант.

— Если бы хотели прикончить, то посадили бы одного снайпера, так и остался бы ты со своими баками на берегу. Где брали? — я по дороге к БМП развернул карту.

— Вот здесь, — Криков показал мне место недалеко от школы, пять кварталов вниз. — А вот отсюда стреляли.

— Ясно, мы там воду брать не будем, а то завтра они будут нас ждать. Вы хоть отпор им дали?

— Конечно.

— Ладно, садись.

Мы погрузились на броню. Вперед. Через два квартала лейтенант попросил остановиться.

Я дал команду, и машины остановились. Лейтенант Криков со своими бойцами спрыгнули и, помахав нам, пошли к своим, сгибаясь под тяжестью канистр и бидонов. Через полчаса мы прибыли на свой КП. Медики побежали к себе в медроту, сортировать трофеи.

Я прошел к своему кунгу, там сидел и подбрасывал дрова в печку Пашка.

— Рассказывай, что нового? — спросил я, снимая бронежилет.

— Ничего, все на совещании. Это правда, что будем Минутку брать?

— Правда, — сухо ответил я, — совещание долго идет?

— Часа полтора уже. Вас спрашивали неоднократно.

— Иду, — я на ходу закурил и вышел наружу.

Меся грязь ногами, я подошел к штабу, толпа офицеров и солдат, стоявших перед входом, оживленно что-то обсуждала. Не хотелось выбрасывать такой хороший окурок, да и вновь сидеть и обсуждать самоубийственные планы также не хотелось. Вопрос заключался в том, сколько сотен погибнет из нас. Не хотели вражьи души на «Северном» и в Москве долбить Минутку артиллерией и авиацией. И поджимали со сроками. Сейчас предстояло обсудить, какой батальон отдать на расстрел. Как уцелеть самим. Офицеры что-то мне пытались говорить, но я их не слушал, в голове уже обкатывал фразы и аргументы в пользу своего варианта, он до конца еще не оформился, но что-то забрезжило. Похоже, есть небольшой шанс сократить количество убитых и раненых. Окружающие, видимо, поняв мое состояние, оставили меня в покое. Я молча кивнул им, отшвырнул окурок, который, описав дугу, упал в грязь. Прямо как жизнь, промелькнуло в голове, вот так же, только войдет в зенит, как катится к закату. Сколько жизней в ближайшие дни придет к закату, не дойдя до пика своего расцвета. Войну придумывают старики, они уже импотенты, мудрость еще не пришла, а амбиций хватает, как у молодых, не хотят упускать свою власть, вот и придумывают так, чтобы молодежь умирала за стариковские идеалы. Они же, удовлетворив свои бессмысленные амбиции, будут теперь воровать деньги, отпущенные на восстановление разрушенного. А нас, свидетелей их безумия, временного помешательства, будут загонять в угол. Как это было с «афганцами». Сначала делали из них кумиров, героев, затем начали повествовать о том, что они наркоманы, пьяницы. Исходя из этого постулата, они якобы вырезали мирное население и могли-де воевать только с мирными жителями, с мощным противником им было не справиться. Затем не дали мужикам выговориться, загнали их в угол, обвинили во всех смертных грехах, объявили об «афганском синдроме», забыли, правда, потом перечислить все синдромы на территории Союза. Что ни «точка», то «синдром», многовато для одной страны, пусть даже и такой большой, как Россия.

Сам себя я «заводил», лучше прийти на совещание уже злым и «заведенным», чем войти и заводиться там. Все уже устали и отупели от бесконечных разговоров и тупикового положения. А тут заходишь агрессивный, злой, готовый порвать любого, кто не согласен с твоей точкой зрения. И привносишь свежую струю, новый взгляд на проблему. Идея начала уже выходить из подсознания. Главное, чтобы не было во Дворце Дудаева наших мужиков, а там мы можем их накрыть. Есть такая штука у саперов — для разминирования, не знаю, как называется, но работает великолепно. Представляет собой небольшую ракету с тремя двигателями, одним маршевым и двумя стартовыми. Эта хреновина взлетает и тащит за собой толстый шланг, набитый тротилом, летит строго в одном направлении. Когда шланг (мы называем его «кишкой») разматывается, то ракета падает, и через полторы секунды после падения тротил, что в «кишке», подрывается, и получается расчищенная колея где-то метра четыре в ширину. Применяется этот «Змей Горыныч» для проделывания проходов в минных полях. Те мины, что не взорвались, после детонации выбрасывает наружу.

И вот если подобраться поближе к этому екарному дворцу, да и пустить несколько «горынычей», то мало что останется от их богадельни. Главное, уничтожить нижние этажи, он высокий, неустойчивый — завалится вместе с содержимым и духами. Но это, опять же, чтобы внутри не было наших, а только духи. Я подошел к двери, автомат повесил на плечо, толкнул дверь.

— Разрешите присутствовать, товарищ полковник? — отвлек я Бахеля от объяснения.

Все командиры батальонов, их начальники штабов, заместители комбрига и офицеры штаба бригады склонились над картой. В темноте, у щели в оконном проеме, заложенном мешками с песком, курило человека четыре.

— Проходите, Миронов, как съездили?

— Все хорошо, товарищ полковник.

— Проходите, не мешайте, что неясно — спросите у окружающих, но потом.

Вновь он склонился над картой, водя по ней ручкой, как указкой. Я понял, что вопрос идет о штурме Госбанка. Значит, на карте бригада уже перебралась через мосты и успешно преодолела двести метров открытой местности под ураганным огнем противника, надо не забыть спросить, как это им удалось. Но это потом, сейчас не мешать командиру, придет мое время, и выскажу свою заготовку, так же, как и всякий присутствующий. Сначала будет говорить самый младший по званию и должности. Сделано это специально, чтобы не довлело над ним высказанное мнение старших начальников, а потом по возрастающей, и итог подведет командир. Задача оценивать обстановку, принимать решение, отдавать приказ и контролировать его выполнение возлагается только на одного человека в бригаде — на командира. Потом может и начальник штаба как-то боком здесь пролететь, но за все спрос только с командира. Так же будет и на местах. Почему батальон, рота, взвод не выполнил задачу? Виноват командир того подразделения, которое не выполнило задачу. Спрос строгий и короткий, долго разбираться не будут. В лучшем случае сдерут погоны и взашей, поднимать народное хозяйство, ладно, если выслуга для пенсии уже есть, а если нет?

А могут и под суд, а там и наград всех твоих лишат, и с позором в тюрьму. В нашей стране самая страшная приставка — это «бывший». Если не уважают и плюют, правда, заслуженно, на бывшего Президента, то уж на бывшего боевого командира любого ранга и подавно. А если еще и узнают, что он боевой, то тем более надо его утопить, он же кровью замазан, он, наверное, и мирных жителей убивал. Он военный преступник — ату его, ату!!! Мы сознательные граждане, никого не убивали, и если убивают наших соотечественников в какой-то дыре на юге страны, то, значит, так и надо. Чего еще изволите, господа правители? Отправить наших детей на очередную бойню? Ради Бога! Ведь мы же избрали вас, разве вы можете ошибаться и шельмовать? Ни в жизнь! Не так разве ты рассуждал, читатель? И продолжаешь рассуждать?