Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6426 ( № 32 2013) Страница 31

Вместе с россиянами на остров пришли и новые традиции. Здесь часто проводятся кипро-российские фестивали, концерты, гастроли российских коллективов. В парке Лимассола при участии мэрии города около 10 лет назад был установлен бюст А. Пушкина, а недавно в Никосии – бюст первого космонавта Ю. Гагарина. На острове выпускается несколько русскоязычных газет и журналов, есть русскоязычное радио, работают многочисленные языковые курсы и т.д. Нередко бывают делегации из России, проводятся встречи с соотечественниками. Культурная жизнь россиян на Кипре не может, разумеется, сравниться с уровнем Москвы или Санкт-Петербурга. Но желание и стремление к общению ощущаются постоянно.

Примечательно, что многие киприоты в курсе последних событий в России. Этот естественный интерес вызван прежде всего тем, что на острове немало смешанных семей. Ведь многие киприоты – выпускники советских вузов, некоторые обзавелись, ещё в СССР, семьями. Россия интересует на Кипре многих. И, видимо, поэтому столь велик здесь интерес к дальнейшему развитию кипро-российских отношений в различных областях, к укреплению дружественных связей. На протяжении десятилетий эти отношения не омрачались никакими кризисами и переломными моментами в жизни двух стран. И поэтому есть уверенность, что и похоронить их никому не удастся. Напротив, будут только новые свадьбы….

Эдвард АСЛАНЬЯН ,

собкор «ЛГ», НИКОСИЯ

www.marrymecyprus.com

Antigone Kapodistria –

tel. 99570456, 22691125

Strategy & Planning Dpt

Cyprus Tourism Organisation

Теги: туризм , Кипр

Картинки бытия

13 августа исполняется 85 лет нашему постоянному автору Владимиру ЕРЁМЕНКО. Спешим поздравить юбиляра и пожелать здоровья и бодрости!

Ангел-хранитель

В народе говорят, что у каждого человека есть свой ангел-хранитель. Мне кажется, у нашей семьи он был обязательно и сохранил всех, особенно в войну, когда семья была разорвана. Отец и старший его сын на фронте, а мы - мама, я и младший брат – в погибельном Сталинграде.

И ещё мне кажется, заступными словами вымолил наше спасение у Всевышнего мой девятилетний брат Борис, трагически погибший в 1934 году.

Он был самым талантливым и самым умным среди нас, пятерых братьев, и его ангельская душа могла пролить благодать на наши судьбы[?]

Судите сами. Сорокадевятилетний отец, как он сам говорил, "доламывал свою третью войну" в Кёнигсберге. И когда окончились бои, он, сапёр-подрывник, загремел в госпиталь с физическим и нервным истощением. И сразу в палату тяжелобольных. Там он, борясь со смертью, пробыл ещё два месяца после окончания войны и вернулся домой только в августе сорок пятого.

Ещё более трагичной была судьба старшего брата-лётчика Виктора. Три года немецкого плена и девять лет нашего в Воркуте.

Наш семейный ангел-хранитель дозволил отцу прожить лишь до 62 лет, но Виктору, видимо, с учётом его тягот войны и послевоенных ссыльных лет, – дожить до 85 лет.

Сколько раз ангел-хранитель уберёг нас от верной смерти в Сталинграде, посчитать трудно. Меня за полгода боёв в городе, видимо, не меньше десятка. И это только до ранения. А ведь были «варианты» и после. С мамой и младшим братом Сергеем та же история – до их контузии, да и позже…

Первый раз меня могло убить, когда тяжёлый снаряд ударил в дверь коридора нашего дома, от которой я минуту назад отошёл, повесив замок.

Волной взрыва сбило с ног, опалив огнём и засыпав ошмётками дерева. Но я тут же вскочил. Коридор разнесло в щепы. Я стоял перед грудой искорёженных досок и брёвен и не знал, что мне делать с этим ключом от замка…

Были случаи, когда мог погибнуть не только от бомбёжек и обстрелов немцев, но и от наших батарей, стоящих за Волгой. Немцы рвались через посёлок к Волге, а они засыпали нас огнём снарядов и мин.

От огненного залпа катюши, когда всё вокруг горело и плавилась земля, меня спас одиночный солдатский окоп, куда я успел вскочить. Те, что не успели, погибли и сгорели.

Нашей семье пришлось не однажды менять убежища, выбираться из разбитых бомбами блиндажей и соседского пуховского подвала, где нас приютили.

Мог погибнуть и при похоронах старика Пухова, когда мы волокли с его невесткой ящик с телом и попали под обстрел немецких тяжёлых миномётов – ванюш…

Да и ещё не один раз могли оборваться наши жизни, потому что каждый день гибли не только военные, защищающие город и нас, но и мы, его мирные жители. Но кто-то милостивой рукой отводил от нас смерть.

А если вспомнить довоенное детство, то я дважды тонул в Волге – зимой, когда попал в полынью, и летом, когда переныривал купальный настил…

В послевоенные годы попадал в автоаварии. А недавно, уже в Переделкине, бежал через переезд, чтобы успеть на электричку, и споткнулся перед мчащимся поездом. Какая-то сила успела поднять меня и выхватить чуть ли не из-под колёс… А скорее всего, тревожные гудки тепловоза, какие подавал машинист, не в силах остановить эшелон.

Меня и на этот раз спасло Провидение. После таких потрясений стал серьёзно задумываться: «Кто и зачем оберегает меня?» Благодарность за спасение рождала желание изменить жизнь. Быть лучше. Не лучше, чем другие, а лучше, чем был до этого… И какое-то время мне это вроде бы удавалось. Но проходил срок, и жизнь соскальзывала в наезженную колею, суету сует быта…

А надо было иначе!

Неожиданно постарел

Казалось, всю жизнь был моложе тех, кто рядом со мной, и вдруг неожиданно стал старше всех!

Надо разобраться, как это случилось?

В нашей семье всех детей отдавали в школу с шести лет, чтобы они не шлялись по улицам. Родители работали в колхозе, а когда переехали в город – на производстве.

Все мы были рослыми и не чувствовали разницы в возрасте. Я охотно дрался с одноклассниками и даже задирался на старшеклассников.

К тому времени, как война докатилась до Сталинграда, я окончил восьмой класс, и у меня было два года в запасе. Бои в городе отобрали у меня год, но в институт я всё же попал после школы рабочей молодёжи с годом запаса.

Война и работа сделали меня совершенно взрослым, и в институте я дружил только с фронтовиками, не чувствуя разницы в два-три года.

В областной партийной газете «Сталинградская правда», куда я попал после учёбы, был самым молодым сотрудником среди журналистов-зубров, прошедших войну. Той же «белой вороной» я оказался и в ТАССе, куда через три года был переведён из газеты. Только к десятилетнему пребыванию в этом агентстве стали появляться мои сверстники. Но я продолжал водить дружбу со старшими…

На учёбе в Академии общественных наук я наконец оказался со своими сверстниками и даже аспирантами моложе меня. Но я, видно, уже и по инерции не замечал их. В ЦК партии, куда меня забрали на третьем году учёбы, партийное «ты» вроде бы уравняло молодых и старых, однако к высокому начальству мы, рядовые, не решались обращаться на «ты» , хотя они нам и «тыкали» …

Последние десять лет, перед уходом на пенсию в 60 лет, работал директором издательства «Советский писатель». С высоты сегодняшних 85, казалось, я не такой уж старый…

И вдруг неожиданный обвал. Он начался, когда стали умирать рабочие секретари Союза писателей и те писатели, с которыми я дружил, не только те, кто был старше, но и мои одногодки, даже моложе. Будто кто зачистил поле, где я жил, и стал виден мой горизонт…

Воздержусь называть имена друзей и врагов (их тоже было немало: как только отказал писателю в издании его книги – так нажил врага!) Жизненное поле, где я существовал, стало голым, и я повторю слова великого кукольника Сергея Владимировича Образцова, который сказал мне, пятидесятилетнему, когда мы издавали его книгу, показывая фотографии, которые он принёс для иллюстрации рукописи: «Москва опустела. Все ушли».

А он был тогда моложе меня сегодняшнего.

На тропах Переделкина

В благословенном уголке Подмосковья Переделкине мне посчастливилось прожить уже более тридцати лет. На эти годы пришлись пики расцвета писательского Городка, а теперь его угасания и разрухи. Перед самым развалом страны и одновременно Союза писателей в деревянном городке было построено около десятка кирпичных двухэтажных домов и новое здание Дома творчества.

С тех пор в нашем поселении дома только убывали от разрухи и пожаров. Сгорели дачи Леонида Леонова, Виталия Озерова, Риммы Казаковой, Анатолия Рубинова, Анатолия Рыбакова, Артёма Анфиногенова… три месяца назад сгорел вместе с дачей и бесценными архивами Олег Михайлов.

Однако за это же время здесь появились десятки особняков за высокими заборами. Как и во всей стране, они и поделили переделкинцев на подзаборников и зазаборников.