Максим Кустов - Долг СССР в рублях, чеках, дубленках. Тайные войны империи Страница 32

— Вы знаете, что здесь написано?

Я прикинулся «лохом» и сделал удивленные глаза:

— Нет, не знаю, что-то на афганском написано, наверное, что-то про Апрельскую революцию.

Таможенник внимательно посмотрел на меня:

— Нет, здесь написано по-арабски «Аллах велик», а это прямая религиозная пропаганда. Брелки я у вас конфискую, а вот цепочки можете оставить.

И он, с… стал отрывать, цепочки от брелков и складывать их в пакетик.

«Ладно, хрен с тобой», — подумал я.

Через некоторое время, роясь в вещах, он достал свернутые в рулон плакаты, на которых Брюс Ли крушил своих врагов, их я тоже вез в подарок друзьям.

— Не положено, пропаганда культа насилия, это я тоже конфискую.

Тут у меня, запаренного всей этой мутотой, сорвало крышу.

— Не положено, так не положено, — сказал я и разорвал этот рулон с плакатами пополам.

Этого мне делать не стоило, видно, у таможенника имелись на эти плакаты другие планы. В последующий час он перевернул вверх дном оба моих чемодана, прощупывая каждый шов, перелистал все книги и в заключение этого шоу отвел меня в комнату для досмотров, раздел до трусов, обыскал все вещи, кроссовки и чуть ли не заглянул в задницу. Все это время я подбадривал его веселыми репликами, от которых он сатанел еще больше.

К концу таможенного досмотра я стоял с огромной кучей шмоток и книг. Товарищ, с которым мы ехали вместе, прошел таможню за 15 минут и уже битый час ждал меня в здании аэропорта. Придраться больше ни к чему таможенник не смог и нехотя расстался со мной и моими вещами».[116]

Нынешней молодежи, наверное, действительно, многое в этом описании нелегко понять. Нельзя провозить плакаты с Брюсом Ли, потому что это символ насилия? Ясно, что таможеннику очень захотелось получить этот самый символ в придачу к брелоку.

Надо отметить, что нечто подобное могло произойти не только по пути из Афганистана. Автору этой книги довелось видеть, как у покидающего ГДР «дембеля» отобрали плакат с группой «Модерн Токинг» с фразой «Это порнография». «Две башки мужиков, какая порнография», — бормотал растерянный боец. Но ему пообещали всерьез изучить его дембельский чемодан, и он согласился: «Берите, раз порнография». Даже после мирной службы в ГСВГ это было неприятно видеть. Можно себе представить, что испытывали те, кто возвращался с афганской войны. Ташкентская таможня запомнилась многим из них…

Ташкент — город хлебный

Помимо таможни в самом Ташкенте, да и в других городах, многие хотели заработать на отправляющихся в Афганистан или возвращающихся оттуда.

Любопытную инструкцию получил в Ташкенте офицер ВВС Леонид Москаленко и его товарищи накануне отправки в Афганистан: «Только не пейте в одиночку, поняли?! Идете бухать, или по бабам, или еще куда, но только все вместе. Понятно?» — рявкнул начальник.

Ни фига себе инструктаж! Мы на войну едем, а нас инструктируют, как и с кем пить!

Наверное, на наших лицах было что-то такое, что смягчило запал кадровика.

— Вы знаете, сколько пропадает нашего брата в Ташкенте? Сотни. Караулят одиночек, подпаивают и нередко убивают. А уж ограбленных и не считают. Теперь-то поняли?»[117]

Надо отметить, что кадровик поступил очень разумно, предупредив офицеров о ташкентских реалиях.

Были попытки превратить в зону поборов и пересыльный пункт. Вот, например, с чем столкнулся Юрий Гутян, отправляясь в Афганистан в 1987 году: «На пересылке было пусто. Сдав свои вещи в камеру хранения — довольно-таки большое помещение со стеллажами, на котором стояло много разнокалиберных сумок и чемоданов, я поинтересовался у принимающего вещи бойца, куда подевался народ, ожидающий отправки в Кабул.

— Наверное, укатили куда-нибудь в город или в «Заравшан» (ресторан. — Авт.) пропивать оставшиеся деньги. А вообще это зря. Все, что нужно, можно найти и здесь. — Боец посмотрел с опаской на наполовину открытую дверь, подошел ко мне поближе и добавил шепотом: — Меня всегда можно найти тут или на КПП. Все организую в лучшем виде.

Я не удостоил его ответом, а пошел искать коменданта.

«Все, что нужно», — что имел в виду боец? Видимо, выпивку и девочек, чего еще искать офицеру в ресторане перед отправкой в Афганистан. Но предложением «добрых услуг» дело не ограничилось. На проходной пересыльного пункта уже знакомый мне боец-«коммерсант» в категорической форме отказался пропустить меня, сославшись на запрет прохода КПП после 23.00.

Он вел себя довольно нагло и вызывающе, но мое настроение было явно не таким, чтобы устраивать ему выволочку или просто врезать промеж глаз. Я добился того, чтобы вызвали дежурного по КПП, и спокойно вышел наружу, где было приятно, покуривая в ночной прохладе, рассматривать незнакомое южное небо.

Подъехало два такси. Из них вышло несколько офицеров. Они были немного навеселе, и им, как и мне, тоже не особо хотелось заходить в казенную духоту полуразбитых и замызганных спальных помещений пересылки.

Поздоровались. Узнав во мне собрата-авиатора, но явно еще не нюхавшего пороха, стали расспрашивать, кто я такой и откуда приехал.

Представился…

Решено было идти на пересылку и отметить это событие. Не успел я рассказать, что поджидаю дежурного по КПП, так как дежурящий боец не пропускает меня из-за собственной бестолковости или непонятных местных порядков, как самый здоровый и рослый старший лейтенант, кажется, он представился как Сергей, с криком: «Опять эта сука здесь!» — побежал на проходную.

— Вчера Серега захотел что-то взять в своих вещах, сданных на хранение, и, войдя в камеру хранения, увидел, что этот гад ковыряется в замке его чемодана. Доказать это не получилось. Все здесь одним миром мазаны: для кого война, а для кого — мать родна. Ладно, пошли туда, а то Серега еще сгоряча дров наломает! — объяснил мне ситуацию Степаныч и поспешил за разбушевавшемся коллегой.

Поторопился за ними и я. Мужики подпили, а я трезвый. Может, удастся хоть как-то удержать их от неприятностей, которые явно назревали.

В помещении КПП, слава богу, следов разгрома не было. Юный «коммерсант» — неудавшийся воришка, стоял по стойке «смирно», уже застегнутый на все пуговицы, аккуратно заправленный и с форменной панамой на голове. Сергея отделяли от бойца стекло довольно-таки большого окна и закрытая на засов дверь в комнату дежурного по КПП. Рука его уже тянулась к дверной ручке. Солдатские заискивающие извинения Серегу явно не устраивали, поэтому от его густого баса, казалось, дрожали стекла.

Обстановка накалялась с каждым мигом. Еще немного, и разлетелись бы вдребезги или дверь, или стекло, но тут наконец-то появился заспанный прапорщик, оказавшийся долгожданным дежурным.

— Товарищи офицеры, прекратите скандалить и уходите подобру-поздорову, иначе я вынужден буду доложить начальству о происшедшем. Вы ведь прекрасно знаете, что после 23.00 проход через КПП запрещен! — пошел он в атаку прямо с порога.

— Ах, запрещен! Смотри сюда, — Сергей показал часы. — 23.15. Мы здесь уже минут двадцать-тридцать стоим, а этого старшего лейтенанта, — он показал на меня, — ваш боец уже не пускал еще до нашего приезда. Но дело не только в этом. Этот козел, — Сергей ткнул пальцем в сторону бойца, — даже не посмотрев в мою сторону, сообщил, что после двадцати трех часов проход через проходную стоит десять рублей. Это что, тоже оговорено в приказе начальника пересыльного пункта? И вообще, почему этот ворюга до сих пор не на «губе» сидит, а стоит дневальным на проходной и, причем самым наглым образом, взимает дань с проходящих военнослужащих? И почему, собственно говоря, вас нет на своем месте целых полчаса в ночное время? Вот это уже я точно доложу кому следует!

— Ладно, ладно, товарищи офицеры, не шумите! Проходите, завтра разберемся во всем, — поспешил замять конфликт дежурный.

— Разберемся… Мы завтра первым бортом улетаем! — вдруг успокоился Серега.

— Проверка по спискам улетающих первым бортом завтра в 6.30, а вторым бортом — в 7.00. Вы в каких комнатах остановились? — Прапорщик что-то отметил в своем журнале. — Подъем в 6.00 вас устроит или пораньше разбудить?

— В шесть утра подъем нас вполне устраивает. За полчаса соберемся, — ответил за всех Степаныч.

Не успели мы отойти от проходной, как оттуда послышался грохот и отборный мат.

«Понял, понял! Больше не повторится! Но вы же сами говорили…» — обиженным плачущим голосом оправдывался боец.

— Сволочи, на публику играют. Мне мужики говорили — прапор и этот пи…р в доле, — ворчал Серега. — А представляете, пойдет этот ворюга на дембель и будет дома втирать, как героически он нас охранял, или того пуще — исполнял интернациональный долг. Расскажет пару историй, подслушанных под дверями наших комнат, вот и получится очередной «герой Апрельской революции». А ведь никто и сомневаться не будет: вернулся, отслужив два года в Туркестанском военном округе. Пойди проверь, где он служил: в Афгане или на пересылке по чужим сумкам шарился!»[118]