Журнал Современник - Журнал Наш Современник 2006 #5 Страница 32

Несомненно, этот “лучший вариант” и явлен сейчас на всеобщее обозрение на том самом “приднестровском участке молдавско-украинской границы”, где в один ком стиснуты омертвлённые грузы и люди, перед которыми всё отчетливее проступает грозный призрак полной потери работы, пенсии, всяких жизненных перспектив. А на пороге — посевные работы… Да, с каким жестоким, холодным расчетом, этой отличительной чертой именно англо-саксонского стиля, выбрано время для удара — время, не слишком ведь удобное и для самого Ющенко. И даже если бы уже не столь широко разошлась информация о звонке из Вашингтона в Киев, полученная, как принято говорить, “из источника, пожелавшего остаться неизвестным”, звонке, ставшем сигналом к запуску “лучшего варианта”, ясно, что он вряд ли бы решился на подобный шаг как раз в преддверии выборов. Выборы и так не сулят ему особых лавров, особенно на юге и востоке страны; и можно было резонно предположить, что вряд ли позиции “оранжевых”, и без того слабые в Одессе, укрепятся вследствие больно хлестнувшей и по ней блокады. Не стоит забывать и того, что в 1992 году на стороне Тирасполя наряду с русскими воевали и украинские добровольцы. Притом именно в данном случае не работала привычная для Украины схема “Запад-Восток”. “Западенская” УНА-УНСО образовала костяк украинского добровольчества, и думается, что и в опорных для Ющенко областях резонанс его действий, за которые Кишинев уже успел поблагодарить Киев, может оказаться многообразным.

В таком давлении на Украину (особенно, если верными окажутся упорные слухи о перемещении из Польши под Киев одной из спецтюрем ЦРУ, становящихся мрачным кошмаром современного мира) есть нечто даже от уголовного приема круговой поруки: докажи, что ты наш, возьми нож и зарежь своего брата — в данном случае почти 250 тысяч приднестровских украинцев. Это, конечно, ни в коем случае не оправдывает действий президента Украины: в конечном счёте, решения принимает он сам, он же несёт и всю ответственность за них. Решения эти, однако, а тем более выбранное для блокады Приднестровья время, как видим, настолько неудобны для него, что нет сомнений: не он был главным режиссёром и не им написан сценарий. А то, что должно дальше последовать по сценарию, далеко выходит за пределы Украины, ибо соотносится с той самой глобальной стратегией, о которой речь шла выше и к которой настало время вернуться.

* * *

Расчёт, конечно, в первую очередь делается на то, что загнанное блокадой в глухой тупик население непризнанной республики выступит против её руководства и осуществит очередную “цветную” революцию. Окрас, лидеров и цели её определят, где следует, тем более что один раз промолдавское, оно же проамериканское, лобби в Москве уже пыталось осуществить нечто подобное через генерала Лебедя. Ход событий подробно описан мной в книге “Россия и последние войны ХХ века”, и потому я не буду здесь вновь останавливаться на них, напомню лишь, что попытка оказалась неудачной. Приднестровье, наряду с Белоруссией, оказалось серьёзным препятствием на пути, в общем-то, триумфального продвижения этого пёстрого потока (к слову сказать, совсем недавно Кондолиза Райс и Дж. Буш с гордостью перечислили эти революции, именуя их именно по окрасу — словно поглаживая котят в корзинке). И хотя сегодня ситуация в республике на несколько порядков сложнее и острее, полной уверенности в успехе нет и теперь. Тем не менее жребий брошен, ставки слишком велики, а потому не исключён и военный сценарий для Приднестровья.

О проработке его ещё в середине декабря 2005 года предупреждал бывший командующий дислоцированной в Приднестровье 14-й армии генерал-лейтенант Юрий Неткачев. При этом он уже тогда подчеркнул, что такой вариант развития событий станет возможным лишь при нейтрализации российского миротворческого контингента в ПМР, для чего, несомненно, потребуется острый политический конфликт. По сути дела — провокация. Что же, похоже, мы при этом и присутствуем. Продолжение блокады будет неотвратимо приближать всю ситуацию к критической черте, за которой почти неизбежным станет общий хаос, усугубляемый движением беженцев. Кто может исключить в этом случае вооружённые столкновения? А они станут прекрасным поводом для вмешательства международных сил — разумеется, под благовидным предлогом стабилизации положения в так близко расположенном к Европе регионе, коль скоро Россия не в состоянии справиться с этой задачей. О согласованности таможенной блокады Приднестровья с далеко идущими военно-политическими планами Запада говорит и то, что буквально накануне включения Украиной красного света для приднестровских грузов глава миссии ОБСЕ в Кишинёве Уильям Хилл заявил: миротворческая операция на Днестре должна проходить в рамках “признанного мандата”, а потому надо сменить её формат. Присутствие российских миротворцев, стало быть, объявляется нелегитимным, и министр иностранных дел ПМР Валерий Лицкай прокомментировал: “Говоря о смене формата, господин Хилл хочет создать здесь миротворческую операцию, в ходе которой рулить будут США, а Россия — выполнять приказы”.

По его же оценке, “речь идёт не о миротворческой операции, а о вторжении Румынии на приднестровскую территорию под эгидой НАТО”.

Не стоит сейчас гадать о том, в каких конкретно формах такое вмешательство может произойти: их прогнозирование — дело специальной оперативной работы. Но вот алгоритм подобных действий хорошо известен и на протяжении последних пятнадцати лет не менялся. Можно говорить лишь о “вариациях на тему” — и то не слишком разнообразных. Так что если дело действительно дойдёт до худшего, то очередные причитания российских политиков по поводу “неожиданности” такого поворота событий можно будет считать свидетельством либо полной некомпетентности, либо отсутствия политической воли, достаточной для того, чтобы разрушить сценарий “большой игры” на Днестре.

И кто помешает тогда Владимиру Воронину, вслед за Михаилом Саакашвили, заявить: “Мы пользуемся полной поддержкой Евросоюза, ОБСЕ, Сената и правительства США. Мы точно знаем, что делать, и доведём до конца всё, что запланировали. Если это кому-то не нравится, то, как говорится, собака лает — караван идёт. Наш караван уже далеко ушёл и дойдёт до конца”.

В Закавказье этот “конец” подразумевает не просто вывод российских миротворцев, но — и это главное — дальнейшее вытеснение России с “Черноморского пространства”. Геополитически это симметрично соотносится с почти уже неизбежным уходом российского флота из Севастополя. И пусть даже он произойдёт в 2017 году (хотя, скорее всего, и раньше), для истории остающиеся 11 лет — срок ничтожно малый, а прозвучавшее год назад твердое заявление Сергея Иванова о том, что Россия не собирается покидать колыбель своего Черноморского флота, повисло в воздухе — как, впрочем, случалось уже не раз. Для России это станет катастрофой, обрушивающей остатки её связей с собственной историей, но катастрофа произойдет не только в национальном самосознании. Потому что, как бы ни золотили сейчас пилюлю, обещая построение к 2016 году главной военно-морской базы в Новороссийске и дополняющих её сооружений в Геленджике, Туапсе, Анапе и Темрюке, ясно, что Новороссийск никогда не сможет заменить Севастополь. Таврида, как писал в своё время пригретый “третьим рейхом” украинский эмигрант Юрий Липа, автор ныне обретающей вторую жизнь доктрины “Черноморского пространства”, самой природой предназначена быть “командным мостиком” на этом пространстве. А что до Севастополя, то вице-адмирал Ф. А. Клокачев, под чьим командованием русская эскадра в мае 1783 года вошла в Ахтиарскую бухту, где и был заложен ставший священным для России, а ныне покидаемый ею город, писал в своём донесении в Петербург: “При самом входе в Ахтиарскую гавань дивился я её положению со стороны моря; а вошедши и осмотревши, могу сказать, что подобной гавани нет во всей Европе”.

Новороссийскую гавань такими качествами природа не наделила; и, уж конечно, ни сам этот город, ни Анапа, ни Темрюк с Геленджиком, при всех их достоинствах, никогда не смогут обладать той силой воздействия на самую сердцевину нашей национальной души, которой обладал Севастополь. Это будет уже другой Черноморский флот; стабильность же его положения в новом месте базирования окажется напрямую связана с развитием ситуации вокруг Абхазии и Южной Осетии. А развиваться эта ситуация может не так гладко и однозначно, как обрисовал это премьер-министр Грузии Зураб Ногаидели после встречи с Кофи Аннаном, в ходе своего визита в США заявивший, что курс Грузии получил полную поддержку: “других мнений нет”.

Что ж, на тех уровнях, где проводил свои встречи Ногаидели, их, может быть, и нет. Но народы самих этих непризнанных республик явно придерживаются иного мнения, и не только они. 28-29 января 2006 года в Сухуми прошла конференция народов Кавказа, на которую из республик Северного Кавказа приехало около 50 человек. Это было напоминание о той роли, которую сыграли в войне 1992-1993 гг. вставшие на сторону Абхазии её горские соседи. Возможно, это было также и предупреждение: во всяком случае, на конференции прозвучали призывы к воссоединению Абхазии и Южной Осетии с Северным Кавказом. Вряд ли при таком остром развитии событий положение в остающейся у России части Северного Причерноморья сохранит ту стабильность, о которой не без натяжки ещё можно говорить сегодня.