Елена Коровина - Великие авантюры и приключения в мире искусств. 100 историй, поразивших мир Страница 32

Старик Шахов так и сделал. Теперь каждый день он приезжал в Красное Село и до ночи засиживался на скамейке неподалеку от могилы сына. И дождался.

Было уже темно. Фонари чадили. И от их трепещущего света казалось, что вокруг могилы кружатся и свиваются в клубок жуткие тени. Дама в черном появилась неслышно. Она просто возникла у могильной ограды, словно соткалась из извивов странных теней. И она действительно просвечивала.

У сенатора дух захватило от страха, но он пересилил себя. Должен же был он узнать, что связывало эту даму с его сыном! Он не мог допустить никакого слуха, тем паче скандала, которые бросили бы тень на чистое имя его Саши.

«Кто вы? — спросил он черную даму, выходя на свет фонарей. — Почему вы приходите сюда?» — «Вы не испугались!.. — прошелестела дама. — Хорошо, что вы не испугались. Мне трудно преодолевать барьеры миров. Но я верила, что кто-то не испугается меня и выслушает». — «Говорите! — Старик метнул на призрачную незнакомку острый взгляд. — Я выслушаю вас!» — «Я училась у вашего сына на Высших курсах. К сожалению, я не оправдала надежд моих учителей, не дослушала курсов. Меня соблазнил один молодой негодяй, и я уступила ему. Курсы были заброшены. Но стремление к знаниям осталось. Я попросила у Александра Александровича его конспекты уроков. Он дал мне почти законченные записки, и я их скопировала». — «У вас остались труды моего мальчика?! — вскричал сенатор. — Какое счастье! Ведь изверги сожгли все его бумаги». — «Я потому и прихожу, что узнала об этом. Я ищу того, кому небезразлично творчество Шахова». — «Конечно, мне небезразличны труды сына! Отдайте мне эти записи! — взмолился отец. — Или скажите, где я могу их найти?»

Незнакомка неожиданно всхлипнула: «Вы не сможете их найти. Мой соблазнитель, увидев, что я по-прежнему читаю лекции, избил меня до смерти, а записки сжег!» — «Как?! — заломил руки старик. — Неужто и тут огонь! И все рукописи моего мальчика сгорели?!» И вдруг дама усмехнулась, таинственно и страшновато: «Рукописи не горят! И если вы, сенатор, обещаете, что издадите их, чтобы все, особенно девушки и женщины, могли их прочесть, я отдам их вам». — «Но каким образом?! Они же сгорели…» Бедный старик уже снова чуть не плакал. «Подождите здесь. — прошелестела дама. — Я постараюсь вернуться!»

И она… исчезла.

Старик опустился прямо на могилу сына. Ноги уже не держали его. Было очень холодно. Ветер продувал насквозь. Начал накрапывать дождь. Ужас наползал на старика. Но он крепился. Понимал, что вернуть сгоревшее невозможно, но ждал. Сам не понимая чего.

И когда в голове у него уже помутилось и перед глазами поплыла черная пелена, он вдруг увидел полупрозрачную черную даму, возникшую рядом с оградкой могилы. В руках у дамы белели листы.

«Помните, рукописи не горят! — повторила она и протянула их старику. — Если это, конечно, настоящие рукописи, нужные людям».

Старик взглянул на исписанные листы, а когда поднял голову, дамы уже не было. Сенатор вздохнул и, прижав рукопись к груди, пошел к воротам, туда, где ожидала его коляска.

Едва он с помощью кучера взобрался на сиденье, раздался звон колокола.

«Полночь! — охнул кучер. — Задержались, ваше высокородие. А я уж сижу-сижу. Думаю, жуть какая. Погост ведь, а ну как привидения явятся!» — «И привидения могут быть добрыми…» — прошептал Шахов.

Он сдержал слово — издал собрание лекций Александра Шахова «Гете и его время», «Очерки литературного движения в первую половину XIX века». И всем, кто читал эти книги, становилось ясно, что молодой историк литературы был чрезвычайно талантлив, обладал литературным даром и мог бы стать выдающимся литератором. Увы.

Откуда взялись сгоревшие рукописи, отец, конечно, никому не сказал. Но черная дама еще долго потом посещала могилу своего учителя. Ну а старожилы Красносельской улицы задолго до выхода в свет романа Булгакова знали простую и великую фразу: «Рукописи не горят!»

Утерянные полотна, или Пророческий сон монахини

Еще одну фантастическую историю рассказывали жители Красного Села о талантливейшем русском художнике Илларионе Михайловиче Прянишникове (1840–1894).

Прянишников был не только замечательнейшим живописцем, но и одним из основателей Товарищества передвижников. Родился он под Калугой в купеческой семье. Учился в Московском училище живописи, ваяния и зодчества. Там же и преподавал потом сам до конца жизни. И хотя был признан в Петербурге и даже стал действительным членом Петербургской Академии художеств, но демократическому московском искусству не изменил и «классиком» не стал.

Владимир Маковский. Портрет художника Иллариона Михайловича Прянишникова

Жил он бедно, все деньги тратил на учеников Московского училища. Между прочим, это у него получили первые уроки живописи Архипов и Коровин, Касаткин и Корин, Лебедев и Богданов-Бельский. В то время это было, возможно, единственное училище, которое принимало бедных провинциальных учеников, которые часто не только не могли платить за обучение, но не имели денег и на еду. Вот Прянишников и подкармливал своих студиозусов, покупал им зимнюю одежку и холсты с красками. Он и в своем творчестве словно вел летопись «униженных и оскорбленных». Его «Шутники», «Порожняки», «Погорельцы», «Жестокие романсы» словно сошли со страниц то ли Островского, то ли Достоевского. Словом, это был и живописец, и человек невероятной доброты и соучастия, всегда готовый оказать поддержку более слабому.

Когда в Москве стали расписывать нововозведенный храм Христа Спасителя, Илларион Михайлович тоже был приглашен для создания фресок. Вот там-то художник и услышал рассказ о том, что настоятельница Алексеевского монастыря, пораженная тем, сколь бесцеремонно ее обитель выгнали с насиженного места, посулила, что «на том месте ничего не будут стояти». Заинтересовавшись этим странным событием, Прянишников приехал на новое место Алексеевского монастыря — на Красный пруд Красного Села. Конечно, он ожидал увидеть запустение обители, но увидел иное — монастырь разросся, приобрел черты еще большего благолепия, стал одним из самых красивых садовых мест города.

Пораженный таким процветанием, Прянишников даже стал работать в иконописной мастерской обители и завещал похоронить себя посреди этих монастырских садов.

12 марта 1894 года тончайшего знатока русской психологии Иллариона Михайловича Прянишникова не стало. А через год Товарищество передвижников решило провести памятную выставку живописца. И тут выяснилось, что некоторых известных полотен Прянишникова недостает. Куда делись?! Как в воду канули!

И дома у художника искали, и в училище, и даже в запасниках Третьяковской галереи — нет! А тут как раз настала годовщина со дня смерти Прянишникова. Ученики и почитатели приехали в Алексеевский монастырь посетить могилу художника. Вспоминали прекрасного человека, учителя и друга. Сетовали о том, что никак не могут начать устройство выставки — картин-то нет!

На другой день к настоятельнице обители пришла растерянная помощница казначеи — сестра Иулиания. Крестясь и всхлипывая, поведала она о том, что вчера сестра казначея повелела ей проводить родственников-друзей-учеников художника Прянишникова, и она услышала, как все сетовали о пропаже картин и невозможности открыть выставку.

Сестра Иулиания тоже огорчилась, потому что художник этот был хорошим человеком, отзывчивым. Однажды он помог Иулиании. Тогда сестра казначея благословила ее на поездку в город — обители надо было купить новый котел. Но сестра Иулиания в городе бывала редко и сильно опасалась такой поездки. И вот отзывчивый живописец, Илларион Михайлович, съездил вместе с сестрой и помог купить нужный котел. Немудрено, что, узнав о срывающейся выставке, Иулиания огорчилась.

«Да, видно, так сильно, — каялась Иулиания матушке игуменье, — что нынче ночью приснился мне странный сон, прости меня Господи!» — «Говори!» — повелела настоятельница.

И сестра Иулиания, вздыхая и охая, поведала, что приснился ей этот самый отошедший в иной мир раб Божий Илларион. Был он весел и улыбался в свои жиденькие усы. Но Иулиании стало жуть как страшно. Начала она задыхаться, даже молитву прочесть не сумела — язык не слушался. А живописец Илларион только смеялся над ее страхами и сказал: «Все хотят знать, куда мои холсты девались. Тебе скажу: я их свернул и на чердаке под стреху засунул, чтоб кредиторы не нашли да не отняли. Должок у меня был, погасить я его хотел. Да не успел — помер».

Мать игуменья все это выслушала да и и повелела вызвать к ней урядника, благо он жил неподалеку. Ну а урядника попросила привезти в обитель кого-нибудь из друзей Прянишникова. На другой день в обитель приехал живописец Алексей Степанов, ученик и младший друг Прянишникова, тоже преподающий в Московском училище ваяния и зодчества. Ему и поведала свой странный сон сестра Иулиания.