Журнал Русская жизнь - Скандалы (декабрь 2008) Страница 32

Веганство - штука совсем суровая. Надо обходиться без мяса и шуб - ну это понятно. Но кроме этого веганы выступают против любой эксплуатации животных. Яйца, молоко, шерсть, шелк тоже запретны для них. Отчего же? Оттого что животное используют без его согласия, а в конце жизни самая ценная дойная корова и самая тонкорунная овца все равно идут под нож.

Он говорит, что не так-то просто впервые идти на подобное действо. «Любая акция несет психологическую нагрузку. Мы же не дегенераты какие-то. У всех высшее образование».

И еще они часто сотрудничают с товарищами из зарубежных стран. Вот и недавно в центре Москвы две активистки организации PETA (People for the Ethical Treatment of Animals) устроили акцию под девизом «Только животные носят мех». Гостьи из Австралии в одежде ограничились заячьими розовыми ушками, заячьими хвостиками, ну и трусики на себе оставили. Держа перед собой картонные сердечки с лозунгами, направленными против пушной индустрии, они стояли вблизи памятника Карлу Марксу на припорошенном снежком газоне. Улыбались. Отвечали на вопросы журналистов, чаще всего почему-то интересовавшихся, будут ли девушки после акции согреваться алкоголем.

- Мы, правда, потом зашли с ними погреться в кафе. Но не было никакого алкоголя, честное слово. Пили только чай и кофе. В Хельсинки им было еще хуже, вокруг лежали натуральные сугробы. Но ничего, и там они простояли акцию.

Рассказывает Эмилия. Независимая зоозащитница. Два года назад в интернете она узнала о пикете, призывающем осудить охранника, убившего собаку Рыжика возле метро Коньково. «И я, попав на этот пикет, настолько прониклась энергетикой этих людей, тем, что мы вместе, кричим какие-то лозунги!»

Тут же она полностью поменяла жизнь. Отказалась от мяса. Молоко теперь пьет только соевое. Бросила работу. «… Я не понимаю, как можно заниматься чем-то другим, когда страдает столько невинных животных». А до этого ее карьера складывалась блестяще. Она была главным бухгалтером.

- Где?

- В одной очень крупной компании, - секунду помолчав, отвечает она.

Дома у нее, действительно, характернейшая обстановка молодой, работающей горожанки с высшим образованием. Стеклянно-стальной современный дизайн. Главный предмет мебели - компьютер. Только на кухне многие вещи хранят следы зубов и когтей. В пространстве этой квартиры, едва почуяв мое появление, беззвучно и мгновенно, как только они умеют это делать, растворились четыре кота. А в углу комнаты, где мы сидим, - клетка, как для канареек. В клетке - чей-то необъятный зад, завершающийся длинным голым хвостом.

- У вас в квартире коты. Как с ними уживается крыса?

- Да, они ее, конечно, побаиваются. Это - крыса-отказник.

- Кто-кто? (Как-то вдруг всплыло в памяти, что отказник - это тот, кого в советские времена не пускали в Израиль.)

- Год, который у нас сейчас заканчивается, был годом крысы. Поэтому в прошлом декабре в зоомагазинах сплошь покупали крыс, чтобы сделать оригинальный подарок. Но не каждому же он понравится. И ненужных просто выбрасывали на улицу, думали, что раз они городские животные, то как-нибудь приспособятся. Но ведь это лабораторные крысы… Ту, которая у нас, нашли на помойке. Она там совсем умирала. Она уже старенькая. По человеческим меркам ей лет пятьдесят пять.

Да, необходимо сказать, что все мои собеседники очень молоды. Пятьдесят пять лет для них - действительно старость.

II.

Радикальные зоозащитные идеи появились на Западе в конце 60-х годов. Отсюда эта, пронесенная через десятилетия, привычка к эпатажу, бунту, скандалу. Разочаровавшись в социалистической утопии, многие в те времена переключились на утопию экологическую и заявили, что цвет радикализма отныне - не красный, а зеленый. Их идеологом был философ-анархист Мюррей Букчин, бывший рабочий-литейщик, большой нелюбитель как капиталистов, так и большевиков, поклонник Луизы Мишель и Петра Кропоткина. Он заложил основы теории, довольно-таки простой.

Итак, главный источник зла - белые мужчины, смысл жизни которых в агрессии, индивидуализме и безудержном потреблении. Созданную ими бездушную цивилизацию нужно уничтожить. Будем учиться у природы доброте и любви. Надо вернуться к образу жизни наших далеких предков, существовавших в гармонии с животным миром. Необходимо запретить любительскую охоту, зоопарки, цирк, ну и так далее.

Интересно, что если всю эту четкую программу выслушает профессиональный эколог, не радикал, а ученый, он, с трудом подавив раздражение, начнет ее, тезис за тезисом, сокрушать. Он объяснит, что учиться у природы доброте не стоит, ибо природа крайне жестока. «Жук ел траву, жука клевала птица, хорек пил кровь из птичьей головы…» Что основной способ хозяйствования наших далеких предков заключался в том, чтобы вырубить лес, истребить диких животных, освободившееся пространство распахать, а когда земля истощится, двигаться дальше. (Гигантские популяции европейского тура были изведены именно нашими пра-пра… дедушками, ходившими в лаптях и не знавшими пластиковых карт и «Макдональдса».) Что лицензионная охота - штука скорее полезная, так в охотхозяйстве как раз сохранятся и лес, и звери. К началу двадцатого века зубры в Европе исчезли, и только по Беловежской Пуще, где веками охотились русские цари, бродило единственное уцелевшее стадо. То есть не окажись Романовы заядлыми любителями пострелять, до наших времен зубр дожил бы лишь в виде пыльных чучел.

И, наконец, - самый скандальный и парадоксальный вывод. Наиболее правильной с точки зрения охраны природы одеждой является как раз эта самая шуба. Все равно нам надо что-то на себя надевать. А «производство химволокна - одно из самых вредных среди известных на сегодня. Телогрейка из хлопчатобумажной вязи на натуральной вате - это расширение полей хлопчатника за счет природных экосистем, дополнительные пестициды и вода, изымаемая из рек». Такое мнение много раз высказывал Алексей Вайсман, известнейший российский эколог, глава российского представительства программы TRAFFIC, созданной Всемирным фондом дикой природы и Международным союзом охраны природы для контроля за торговлей редкими и исчезающими видами животных.

Вот так. Покупайте шубы! Сохраните если не деньги, то хотя бы окружающую среду.

Все это я, конечно же, обсуждаю с моими московскими собеседниками. И они мне, конечно, возражают, что дело не в экологии, а в этике. «Вы, вы сами хотели бы жить жизнью фермерской норки?»

Знаете, я и жизнью дикой норки жить бы не хотела. Голодать в снежные зимы, болеть бешенством и глистами, кончить жизнь в зубах у лисы или волка. Еще я не хотела бы всю зиму спать в берлоге, беря пример с медведя, не хотела бы откусывать своему мужу голову, как это с удовольствием делает самка богомола. Оценивать жизнь животных с точки зрения наших норм - все равно, что пытаться измерить расстояние килограммами. Что важнее для норки - право на свободу или право на здоровье и безопасность? Точный ответ могли бы дать только зверь фермерский и зверь дикий, прожившие жизнь и встретившиеся в своем норочьем раю. Хотя, возможно, и они не пришли бы к однозначному выводу, пустились бы в бесконечный кухонный спор.

А я в спор не пускаюсь, ибо бесполезно полемизировать с людьми столь убежденными. Но когда другие зоозащитники рассказывают мне, как они занимаются судьбой бездомных городских собак, надевают на них ошейники и стерилизуют, мне хочется применить то же оружие и сказать: «Представьте, что на вас надели ошейник и стерилизовали!» Вообще-то очень трудно защищать права тех, кто сам не может их сформулировать и высказать.

III.

Российские зоозащитники были в последние годы много где замечены. Даже у Британского посольства - протестовали против меховых шапок у гвардейцев Ее Величества. Наиболее эпатажной, пожалуй, была акция, призванная осудить компанию «Бенеттон» за жестокую эксплуатацию австралийских овец. Мне рассказывала об этом одна из участниц, Инесса.

Их было пятеро: четыре девушки и юноша. В номере одной из близлежащих к магазину гостиниц они разделись и, пародируя рекламу, быстро раскрасили себя в основные цвета «Бенеттона», причем Инессе достался зеленый. Ей предстояло идти немного с краю, поэтому она не стала снимать лифчик. Прочие же девушки остались лишь в трусиках и прикрылись длинным плакатом. В таком виде они явили себя Тверской улице. Инесса уже не помнит, в какое время года это происходило, но, судя по тому, что было пасмурно, холодно и накрапывал дождь, на дворе стояла зима, весна, осень или же лето.

И дальше произошло самое, пожалуй, поразительное. Как отреагировала на их появление Тверская улица? Да никак она не отреагировала! Пятеро голых разноцветных молодых людей идут себе, не интересные решительно никому. Никто не останавливается, не кричит им вслед обидные слова, не сочувствует, не фотографирует, не смеется. Прохожие проходят мимо, потупив взор, толкаясь локтями, все серьезные, погруженные в свои проблемы.