Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6495 ( № 8 2015) Страница 32

Новый этап развития прозы о войне наметился на рубеже 50–60-х годов. Критики назвали его второй волной, окрестив лейтенантской прозой и окопной правдой.

Г. Бакланов ответил на эти нападки: «А я войну видел оттуда, с поля боя, из окопа, откуда видело её большинство народа – солдаты, сержанты, младшие офицеры, те, кого история давила своим самым тяжёлым колесом. Там я чувствовал и понял, что такое война для человека и человечества».

Правда о войне, лишённая пафосных сцен, обратившаяся к психологии солдата, нравственным проблемам, нередко не встречала понимания в официальных кругах. Это относилось и к другим видам искусства, в частности к кинофильмам. О том, что правдивое освещение будней войны приводило не только к настороженным оценкам, но и к «запретительным», рассказал участник Великой Отечественной войны кинорежиссёр Григорий Чухрай в своих воспоминаниях «За «Балладу о солдате». Комитет по кинематографии обвинил его в том, что он «скатился к чему-то бытовому, непроблемному». Один из руководителей комитета, отговаривая Чухрая от работы над фильмом, приводил такие доводы: «Вы понимаете[?] был Сталинград, вы сами участник Сталинградской битвы, был Освенцим, лагеря, а вы тут рассказываете: солдат, крышу починить, мама-папа, девочки-мальчики, но это же мелкотемье». Даже некоторые участники группы создателей фильма на общем собрании «от имени коллектива» объяснили режиссёру, что фильм «противоречит социалистическому реализму». Генеральному директору «Мосфильма» «не понравилось, что Красная армия показана не так торжественно, как он бы хотел её показать, слишком бытово. Затем его смутило, что мы показали женщину, которая изменила своему мужу. Советские женщины ждали своих мужей, были им верны, сказал он, а вы вот показали, что изменила. Я заметил, что мы ведь показали и ту, которая верна была. А он в ответ: а что, у нас было – половина на половину? У нас ведь совсем не такая пропорция. Одним словом, математическим подходом он владел».

Когда же фильм, который понравился Н.С. Хрущёву, одержал победу на Каннском фестивале, судьба его была решена: возвратившись из Канн, Чухрай узнал, что картина идёт во всех кинотеатрах, а министр культуры в той же аудитории Дома кино, где он недавно осуждал «Летят журавли» и «Балладу о солдате», теперь осуждал тех, кто старается принизить эти фильмы. «А с моим исключением из партии, – добавляет Г. Чухрай, – сделали вид, что ничего и не было».

Повести «Батальоны просят огня» (1957) и «Последние залпы» (1959) Ю. Бондарева, «Пядь земли» (1959) и «Мёртвые сраму не имут» (1961) Г. Бакланова, «Убиты под Москвой» (1963) К. Воробьёва, «Журавлиный крик» и «Третья ракета» В. Быкова и другие ознаменовали вступление в литературу нового отряда писателей – участников Великой Отечественной войны, прошедших по её дорогам солдатами, младшими командирами, партизанами, которые «узнавали мир вместе с человеческим подвигом и страданиями». Война была для них «жестокой и грубой школой», а «бронебойные снаряды и пулемётные гашетки» заменяли тетради и конспекты.

Но эта «жестокая школа» дала будущим писателям бесценный жизненный опыт. Они на собственном примере познали, как ведёт себя человек в бою, в обстановке смертельной опасности, изведали «настоящую дружбу, за которую платили... жизнью» (В. Астафьев), узнали и полюбили народ и Родину, защитниками которых почувствовали себя. Они быстро повзрослели, эти юноши, шагнувшие из школьного класса в «великую академию – жизнь» (В. Быков), поставившую перед ними проблемы жизни и смерти, жестокости и добра, веры и неверия, любви и ненависти. Они вынесли оттуда, из пылающих военных лет, неизбывную боль и светлую память о тех, с кем воевали, кого «хоронили вдоль долгих дорог войны» (В. Астафьев), кому были обязаны своей жизнью.

Вынеся на своих плечах «непостижимо тяжёлую работу» (В. Астафьев), которая выпала на долю артиллеристов, пехотинцев, ротных и полковых разведчиков, танкистов, рядовых великих сражений, увидевших войну «изнутри», испытавших азарт боя, муку и холод, тоску смерти и мечту о доме, мире, счастье победы – всё, что зовётся военной судьбой, они испытали непреодолимую потребность рассказать правду о войне, вновь вернуться на передовую, чтобы художественным словом воспроизвести подвиг народа, победившего фашизм. А. Адамович назвал 50–60-е годы «порой личной, солдатской и партизанской памяти... о войне», «исповедальной литературы, пронизанной живым, полемическим чувством правды, искренности».

Повестями «нравственного эксперимента» назвала критика эти произведения.

Об этом же писал и В. Быков, называвший себя представителем «убитого поколения»: «Во время войны, как никогда ни до, ни после неё, обнаружилась важность человеческой нравственности, незыблемость основных моральных критериев. Не нужно много говорить о том, какую роль тогда играли и героизм, и патриотизм. Но разве только они определяли социальную значимость личности, поставленной нередко в обстоятельства выбора между жизнью и смертью? Как известно, это очень нелёгкий выбор, в нём раскрывается социально-психологическая и нравственно-этическая суть личности».

Определяя специфику образа войны, созданного писателями фронтового поколения, прежде всего отметим такую особенность, как личностный характер изображения, обусловленный этико-биографическим опытом авторов военной прозы. К. Симонов, В. Гроссман, В. Быков, Ю. Бондарев, А. Адамович, В. Астафьев, В. Богомолов и другие принесли в литературу своё видение войны, основанное на собственном военном опыте, особый вид эмоционально-оценочных отношений, нашедших воплощение в образной системе произведения.

Только беспримерный жизненный опыт дал будущим писателям возможность испытать горечь встречи почти безоружного, живого, смертного человека с жестокой вражеской техникой, несущей гибель. Вот свидетельство Вячеслава Кондратьева: «Помню, как без единого артиллерийского и миномётного выстрела, с одними родимыми винтовочками пошёл наш батальон в наступление, в первое, второе, потом в третье… И через месяц от бригады никого почти не осталось».

Участие в войне, законы фронтового братства, жизнь на грани «или – или» породили глубочайшее чувство ответственности перед живыми и мёртвыми товарищами, ответственности за жизнь вообще как общечеловеческую, всемирную, вселенскую ценность. Именно об этом свидетельствует Ю. Бондарев: «Мы помним о войне потому, что человек – величайшая ценность данного мира, а его мужество и свобода его – это освобождение от страха, зла, которые разъединяют людей».

Война дала понимание психологии солдата на передовой, понимание подвига, духовной основой которого была способность, осознав ценность своей жизни, преодолеть страх смерти, пойти на самопожертвование во имя Родины и народа.

Героизм и гуманизм, объединённые общечеловеческими нравственными ценностями, оказывают взаимное влияние, заключающееся в том, что цель героического деяния глубоко гуманна, нельзя совершить подвиг против человека и человечества только во имя! И оказавшись в антигуманных, «предельных» обстоятельствах, когда решается вопрос жизни и смерти, герой остаётся человеком, не теряет своих истинно человеческих качеств.

Героизм и гуманизм – в центре произведений В. Быкова, утверждающих правду о войне, о моральной стойкости и силе советского народа, являющихся решающими факторами в достижении победы. Герои В. Быкова делают последний выбор на своём поле боя, на своём воинском пути. Длина этого пути, величина поля – разные. «Но всегда это путь, на преодоление которого брошены все силы человека».

Мир повестей Быкова тревожен, внимание автора сосредоточено на важнейших нравственных проблемах, которые решаются героями перед лицом смерти, в чрезвычайно напряжённых ситуациях, где ничего не совершается без моральной оценки. Автор предельно приближён к своим героям, максимально сопереживает все перипетии солдатской службы: радости и горести, «холод, голод, тоску смерти, боль в теле и сердце, гнев и порыв» (Адамович).

Исследование героического потенциала человека и народа находим уже в первых повестях В. Быкова: «Журавлиный крик» (1959), «Третья ракета» (1961), «Альпийская баллада» (1964) и других. Затем, в 70–80-е годы, нравственная проблематика его повестей углубляется: «Волчья стая», «Сотников», «Дожить до рассвета», «Обелиск», «Круглянский мост», «Атака с хода», «Его батальон», «Знак беды» и другие.

По поводу повести «Сотников» В. Быков полемизировал с западногерманским литературоведом Шарлоттой Шмитц, которая в своей рецензии отказала Сотникову в героизме, определив его поведение в момент казни (партизаны Сотников и Рыбак попадают в руки гестапо) как бессмысленную жертвенность, тем самым выводя ситуацию и самого героя из ряда трагических. Более того, она приравнивает поведение патриота Сотникова и труса, предателя Рыбака: «…оба они терпят фиаско, они ничего не меняют в течении событий».