Валерий Шамбаров - Маги в Кремле, или Оккультные корни Октябрьской революции Страница 33

Получалось, что он в угоду «общественности» снова жертвовал своими верными слугами, вроде генерала Ренненкампфа. И миловал проходимцев и вредителей, вроде упоминавшихся сахарозаводчиков Бабушкина, Гепнера и Доброго. В попытках достичь компромисса государь снимал министров, на которых обрушивалась оппозиция. Но ее подобные «успехи» только раззадоривали, воспринимались как «победы», как признаки слабость власти, и либералы еще больше наглели. А новые министры становились точно такими же объектами нападок, как старые. Царь шел и на более серьезные уступки, назначал таких министров, которые были бы угодны «общественности», как генерал Поливанов. Но они разваливали дела, сеяли неразбериху, мешали нормальной работе правительства. И царь перенацеливался в другую сторону, назначал других – по принципу «верности». Что становилось поводом для очередного раздражения оппозиции. Или «верные» министры оказывались попросту некомпетентными. Или даже не успевали войти в курс дел…

Пошла настоящая кадровая чехарда. Ну о каком порядке в стране можно было говорить, если всего за год сменились 4 премьера, 4 министра внутренних дел, 3 министра иностранных дел, 3 военных министра, 3 министра юстиции, 4 министра земледелия, 3 обер-прокурора Синода…? И к грозным событиям Февраля у руля государства оказался худший из всех возможных составов правительства. Премьер – дряхлый 66-летний Н. Д. Голицын, который сам о себе говорил, что его «из нафталина вытащили». А фактическим «двигателем» в правительстве стал министр внутренних дел Протопопов. Бывший вице-спикер Думы, бывший прогрессист. Нет, он не был заговорщиком и тайным врагом царя. Он был просто неумным человеком, карьеристом и интриганом.

Он быстро заметил, что царю нравятся успокоительные, уверенные доклады. И при нем великолепно отлаженный аппарат полиции, жандармерии, охранного Отделения заработал вхолостую. Они знали все, докладывали о заговорах, сборищах, планах подрывных действий. Все эти доклады были после революции обнаружены в шкафах и столах Протопопова. Но царю шли другие доклады, бодрые и оптимистичные. Будучи впоследствии арестован Временным правительством, а позже большевиками (которые его и расстреляли), Протопопов признался, что писал заведомую ложь, абы угодить. И царю нравилось, что нашелся наконец-то министр, который не озадачивает его проблемами и справляется сам – и ведь как умело справляется! Без скандалов, арестов и других «непопулярных решений»…

Были ли в России здоровые силы? Да, были. И немалые. И предлагали царю опереться на них. Он этим не воспользовался. В ноябре 1916 г. ему была передана записка из кружка Римского-Корсакова, а в январе 1917 г. – из кружка Говорухи-Отрока, где излагались предложения, которые сейчас кажутся азбучными истинами не только для предреволюционной ситуации, но и вообще для государства, ведущего большую войну.

Так, в «записке Римского-Корсакова» приводилась целая программа. «Назначить на высшие посты министров, начальников округов, военных генерал-губернаторов лиц, преданных царю и способных на решительную борьбу с надвигающимся мятежом. Они должны быть твердо убеждены, что никакая примирительная политика невозможна. Заведомо должны быть готовы пасть в борьбе и заранее назначить заместителей, а от царя получить полноту власти». Думу распустить без указания нового срока созыва. В Петрограде и Москве ввести военное положение, а если понадобится, то и осадное – вплоть до военных судов. Создать надежные гарнизоны с артиллерией, пулеметами и кавалерией. Закрыть все органы левой и революционной печати. И привлечь на сторону правительства хотя бы одно «из крупных умеренных газетных предприятий». Оборонные предприятия мобилизовать с переводом рабочих на положение «призванных и подчиненных законам военного времени». Во все комитеты «Земгора» и ВПК назначить правительственных комиссаров «для наблюдения за расходованием отпускаемых сумм и пресечения революционной пропаганды со стороны персонала». А руководителям администрации на местах дать «право немедленного устранения от должности лиц, которые оказались бы участниками антиправительственных выступлений или проявили в этом отношении слабость и растерянность».

Ну посудите сами – сколько их было, заговорщиков, оппозиционеров, недовольных? Кучка политиканов, вот и вся «общественность». Если мы возьмем число забастовщиков и стачечников, то по максимуму оно достигало 700 тыс. Да и то ведь часть примыкала не ради свержения Самодержавия, а из чувства коллективизма, а то и вынужденно – когда революционеры силком «снимали» и закрывали цеха и заводы. Но все равно, пусть 700 тыс. Пусть даже (с натяжкой) – миллион. Или даже 2 миллиона. Но население страны составляло 180 миллионов! Неужто не нашлось бы опоры и поддержки?

Увы, политическую «погоду» слишком часто определяет не большинство, а самые горластые и языкастые. И информационную войну патриотические круги заведомо проигрывали, не в силах конкурировать с потоками лжи, клеветы и грязных сенсаций. Сказывалось и общее духовное падение столичного общества, когда именно грязное и скандальное почиталось «прогрессивным». Да ведь и сам царь существовал в «информационном поле», создававшемся «общественностью». (Точно так же, сейчас Путин, слепо повторяющий раз за разом о каких-то «демократических ценностях»).

Ни на одну из мер, предложенных в программе Римского-Корсакова, царь так и не пошел. Потому что был сторонником не «решительной борьбы», а именно «примирительной политики». От «непопулярных» шагов он заведомо воздерживался. Сигнал тревоги не дал. И массы честных граждан оставались индифферентными и не организованными. В отличие от оппозиции.

Была ли Февральская революция результатом заговора? Но тут надо уточнить, а что понимать под словом «заговор»? Глобальный заговор – был. То есть были нацеленные против России и ее царя подрывные действия правящих кругов Англии и Франции, отечественных либералов, германских шпионов, масонства, революционных партий, сепаратистов. Движений, даже и несовместимых между собой, но имеющих одно направление – на расшатывание фундаментальных устоев государственности. Ясно и то, что имелись закулисные силы, объединявшие и увязывавшие между собой эти «несовместимости». Например, рассматривать пресловутое «германское золото» только в качестве германского совершенно неправомочно. Да откуда бы взялось у Германии столько «лишнего» золота?! Она три года вела тяжелейшую войну, вела в условиях блокады, закупая через нейтралов стратегическое сырье, оборудование, даже продовольствие. И еще «везла на себе» союзников, обеспечивая вооружением и боеприпасами Австро-Венгрию, Турцию, Болгарию. А средства на подрывную работу притекали через Варбургов и других банкиров. Тесно связанных с банкирами США и даже стран Антанты.

Но понимать «заговор» в том смысле, что гениальные закулисные режиссеры сплели в России единую мощную сеть, завербовали все ключевые фигуры, окружили царя сплошь «своими» людьми и разыграли по нотам единый сценарий – нет, в таком виде понимать нельзя. Именно из-за разноплановости действующих сил. И процессы протекали, конечно же, куда более сложно. Вспомним – ведь и латиноамериканские, и испанские либералы-масоны действовали вразнобой, видя по-своему результаты начатых ими революций. Но настоящий результат стал не таким, какого чаяли латиноамериканцы, и не таким, какого чаяли испанцы. Он стал таким, какой предвидели их «покровители», подтолкнувший тех и других к выступлениям.

Были заговоры в узком смысле. Зимой 1916/17 г. они плодились, как грибы. Один – с участием генерала Крымова, депутатов Думы Шингарева, Шидловского, Гучкова, Терещенко. Речь шла уже и о перевороте, и о жизни царя. Умеренный Родзянко пресек эти разговоры – мол, «вы не учитываете, что будет после отречения царя. Я никогда не пойду на переворот. Я присягал. Прошу вас в моем доме об этом не говорить». Ну так говорили в других домах, по ресторанам… Еще один заговор зрел среди родственников царя – участвовали великий князь Кирилл Владимирович, его мать Мария Павловна и др. Опять накручивали сами себя сплетнями об «измене», вынашивали идеи принудительного отречения. Думские заговорщики тусовались у французского после Палеолога, среди великосветских своим человеком был британский посол Бьюкенен.

Полиция обо всем этом знала. Так, в докладе начальника Охранного отделения Глобачева Протопопову от 8 февраля 1917 года говорилось: «Руководящие круги либеральной оппозиции уже думают о том, кому и какой именно из ответственных портфелей удастся захватить в свои руки». Причем выделялись две группировки. Одна – из лидеров парламента, прочащая на пост премьера Родзянко, предполагающая добиться передачи власти думскому большинству и насадить в России начала «истинного парламентаризма по западноевропейскому образцу». Вторая – Гучков, Львов, Третьяков, Коновалов и др., приходила к выводу, что Дума не учитывает «еще не подорванного в массах лояльного населения обаяния правительства». И поэтому «возлагает надежды на дворцовый переворот». Этот доклад разделил судьбу остальных – был положен под сукно. Впрочем, отметим, что на самом-то деле «салонные» заговорщики были в большей степени болтунами, чем путчистами. Они широко звонили о своих планах на каждой вечеринке, но оказывались неспособными сорганизоваться даже между собой, не то чтобы действовать.