Николай Зенькович - ЦК закрыт, все ушли... [Очень личная книга] Страница 34

Были и другие открытия. Никогда не забуду, как на одном из совещаний было зачитано письмо рядового коммуниста из Рязани о руководителях. Безмятежное существование. Авторитет гарантируется самой должностью. Неприятие малейших критических замечаний в свой адрес — они расценивались как подрыв руководящей роли партии. Развалив работу, уходили не в отставку, а на персональную пенсию по состоянию здоровья. Это в худшем случае. Во всех остальных — на новые, не менее ответственные посты. Что и приводило к отчуждению партийцев от партии.

А комментарий, комментарий зачитавшего письмо! Штаб ленинской партии, и вдруг такие слова:

— Придет ли наконец время, когда отпадут представления о руководстве как о системе вечных должностей — негибкой, немобильной, догматической, в которую человек попадает раз и навсегда. Сколько же развелось у нас руководителей — носителей истины в последней инстанции, которые ничего, кроме раздачи указаний, делать не умеют. Между прочим, опаснейшая вещь — накопление в руководящем корпусе лиц, попадающих туда без состязательности. В ряде государств даже в разведку подбирают по конкурсу. Замкнутые системы, как правило, всегда деградируют. Надо бы по-новому взглянуть на бесконечные перемещения носителей руководящих указаний.

Представляете, каково было мне, новичку из провинции, слушать крамолу в священных стенах главного партийного дома? Да еще из чьих уст? Заведующего отделом Александра Николаевича Яковлева! Многое из произнесенного тогда прозвучало через некоторое время на встрече тогдашнего генсека с тружениками Сибири и Дальнего Востока, когда он впервые назвал цифру— 15 миллионов управленцев и чиновников, сидевших на шее у трудового народа.

Как вы сами понимаете, трудно удивить чем-то человека, занимавшего должность заведующего сектором печати в ЦК партии крупной республики. Ко всему, кажется, привык, даже к составлению текстов для начальников.

До чего это утонченное, высокое искусство — составлять подобный текст! Расскажу одну историю, касающуюся мастерства составления текста для начальников.

Все дело в том, что тексты для начальников не пишут, а составляют. Много лет назад, еще в начале моей работы в партийном аппарате, меня привлекли к подготовке выступления для одного очень высокого начальника республиканского ранга. Чин находился от меня настолько далеко, что я его не видел ни до того, ни после того, поручение исходило от его помощника. Честь и счастье разговаривать с чином имели лишь немногие из его окружения, а благодарному народу предоставлялась возможность лицезреть его мрачное лицо во время телетрансляций с первомайской и октябрьской демонстраций. О всегда хмуром лице и суровом взгляде небожителя говорили разное.

Лично мне казалось, что это от груза великих государственных забот, от множества важных и глубоких мыслей.

И вот текст выступления на столе у его помощника.

Красный карандаш медленно скользил по строкам, подчеркивая отдельные слова и словосочетания. Одна страница, пятая, десятая. Неужели допустил столько ошибок? Не может быть, я сам печатал на своей машинке! Доклад был большой, и после двенадцатой-тринадцатой страницы я начал замечать странную закономерность. Жирные красные линии появлялись лишь под словами, которые переносились на следующую строку. Если же слова с дефисом были иностранного происхождения, они подчеркивались двумя линиями: прямой и волнообразной.

Помощник не вникал в содержание текста, его интересовали строки, где стояли знаки переноса! Такая высшая математика была явно не для моего гуманитарного ума. Я отказывался что-либо понимать. Ясность внес такой же хмурый и строгий, как и его начальник, помощник. «Молодой человек, — сурово и поучительно произнес он, — для нас никогда больше не переносите слова по слогам. Вы ведь знали, для кого составляете текст. У нас так не принято».

Мама родная, неужели это имеет значение? Каким же... надо быть, чтобы не суметь прочесть строку, в которой один или два слога переносятся на следующую строку? Ничего, успокаивал себя, идя по скверику, который знают все минчане, всякое бывает. Не надо обобщать. Один, даже большой начальник, еще не все начальство. И среди них разные экземпляры попадаются.

Через некоторое время я принес из машинного бюро новое свое произведение в том же специфическом жанре, как и то, которое писал в начале партийной карьеры. Небожителя уже и след простыл, перевели еще в более высокие сферы. Его место занял другой чин. Поменял место работы и я. Смотрю в отпечатанный текст на непривычно белой для периферийного партработника бумаге и глазам не верю: ни одного переноса!

Спрашиваю коллег: что за наваждение? Они что, сговорились? Оказывается, во времена, когда Черненко был заведующим общим отделом ЦК, вышло распоряжение всем машбюро Старой площади печатать тексты без переносов. Глядя на Москву, и на местах завели у себя такой же порядок. Начальникам тяжело читать, если несколько слогов переносятся.

Чем не сюжетец для юморески? Ладно, Черненко и ему подобные представители старой генерации, но ведь времена-то новые наступили. А что времена? Вон старинный приятель, который в Белом доме работает, звонит на днях: у них тоже так тексты печатают. Это у демократов-то! Хотя и демократы ведь не с Луны свалились, тоже небось плод анкетно-аппаратного отбора.

Конечно, в работе аппарата ЦК, в его механизме на первых порах перестройки еще много оставалось от того, что было запущено в тридцатые годы Сталиным, отрегулировано и настроено Брежневым в середине шестидесятых годов. Но с 1987—1988 годов все стало меняться на глазах. Центральный аппарат стал иным — меньшим по количеству, большим по яркости имен и лиц. Был сломан и номенклатурно-иерархический подход к выдвижению кадров в ЦК КПСС. Стало больше раскованности, откровенности, теплоты во взаимоотношениях.

Коренной перелом наступил в девяностом году, после XXVIII съезда партии. Чувствовалась необычайная сжатость во времени, отпущенная для коренных преобразований. Требовался решительный, энергичный перевод общества в новый режим деятельности. Такие периоды обычно связаны с резкими обострениями ситуации.

Даже в технике наиболее трудным, сложным и даже опасным делом является перевод машины из одного режима действия в другой, более высокий. Деревод же общества из одного режима в другой, в особенности от застоя к движению, требовал не только огромной первоначальной энергии.

В такие переломно-переходные периоды возникает немало трудностей, им сопутствуют и побочные явления. Возрастает роль случайностей, которые чреваты серьезными осложнениями, аварийными ситуациями.

Одна из них и возникла в августе 1991 года. Партию эта аварийная ситуация застала врасплох.

17 сентября 1991 г. Проснулся сегодня свежий и бодрый. Возникло несколько сюжетов. В том числе — сделать юмореску на основе стенограммы четвертого съезда народных депутатов СССР 26—27 декабря 1990 года, когда Яваева избирали вице-президентом. Занимательная история получилась.

Отлично помню день, когда избирали Янаева. В пресс-центре проходила пресс-конференция Янаева и еще нескольких человек о работе съезда. Янаев держался холодно, официально. Пресс-конференция началась в 11 часов утра, а в половину двенадцатого принесли записку — его вызывали в Кремль. Там начиналось обсуждение его кандидатуры. Прочел стенограмму— смех, да и только. Горбачев дважды его протаскивал, настаивал, уговаривал депутатов. Какие только характеристики не давал кандидату!

Звонил из «Политиздата» Юрий Ильич. Сказал, что «Тайны кремлевских смертей» прочел, сильная рукопись, будут делать из нее коммерческую книжку. Издавать намереваются в будущем году, хотя она объявлена на 1993 год. Пел дифирамбы языку, стилю, манере изложения. Похвалил даже то, как она отпечатана на машинке:

— В вашей конторе печатали? Сразу видно качество!

А ведь тюкал-то я сам. Всю книжку — более пятисот страниц — написал сам и отпечатал в этом году. Сдал двадцатого августа.

Юрий Ильич сказал, что он делился своими впечатлениями с Вучетичем и куратором из главной редактуры — Грековым.

— А что касается сверстанной, боюсь, что не получится. Никто о ней ничего не говорит.

Я рассказал о своих разговорах с директором.

— Да, конечно, но все-таки я вам рекомендую еще раз поговорить с Поляковым. Надо решать.

Я пообещал, что загляну на следующей неделе. Эта у меня занята. Вроде бы не работаю, а времени не хватает. Правда, много пишу.

Через час он снова позвонил:

— Посмотрите еще раз заголовок «Тайны кремлевских смертей». А вообще сильно сделана. Я вам гарантирую, что она выйдет в любом случае, даже если издательство будет перепрофилировано. Она может дать большую прибыль. А насчет той — дело не в авторе, который работал в ЦК, и не в конъюнктуре. Дело в прибыли. Даст она прибыль или нет— вот в чем главный вопрос. Кто ее будет покупать, когда все уличные переходы в Москве завалены сенсациями?