Автор неизвестен - Медицина - Жизнь ничего не значит за зеленой стеной: записки врача Страница 34

Лицо женщины оставалось спокойным, почти неподвижным. Я попрощался:

— Спокойной ночи, встретимся завтра…

— У меня еще один вопрос, — нерешительно проговорила она. — Доктор, когда он вылечится, сможет ли он, будет ли способен?.. Ну вы понимаете, о чем я.

Я косо взглянул на нее и ничего не ответил, ее вопрос показался мне неуместным в такой ситуации.

Манцур сидел за письменным столом и просматривал бумаги. Он взглянул на меня поверх очков, я впервые был у него в кабинете, но он нисколько не удивился, вероятно, Вайнстоун предупредил его. Он вышел из-за стола и вяло пожал мне руку:

— Здравствуйте, доктор Зохар, чем могу быть полезен? Он молча предложил мне присесть, плотно сжав губы.

Я решил действовать напрямик.

— Доктор Манцур, я должен показать вам кое-что, — заявил я и отдал ему приглашение в ОНПМД.

Он схватил его и начал читать, шевеля губами, содержание письма касалось его личных интересов:

«…В отделе нарушений профессиональных медицинских действий находится на расследовании дело частного хирурга Джозефа Манцура. По нашему мнению, вы можете располагать информацией, необходимой для расследования, мы хотим провести с вами беседу по данному вопросу».

Манцур читал медленно, я не слишком уважал его интеллектуальные способности, но не представлял себе, что он так медленно читает. Наконец он посмотрел на меня маловыразительно и спросил:

— Почему они привлекают именно вас?

— Скорее всего причина в моих обязанностях, я занимаюсь организацией М&М конференций и являюсь ответственным за их проведение. Доктор Манцур, мне только хотелось показать это приглашение и заверить вас, что я буду объективным по мере моих сил.

— Конечно, большое спасибо! — ответил он, пытаясь улыбнуться.

Его не проведешь, он не поверил ни одному моему слову.

— Фаусто Кардуччи по специальности врач? Один из медицинских чиновников?

— Я расскажу вам, когда вернусь.

— Да, будьте добры, даже не знаю, чего они хотят от меня. Все мои пациенты были преклонного возраста, вы должны знать, в каком состоянии у стариков система кровоснабжения. Кому понадобилось доносить на меня и за что?

— Кто знает, у всех есть враги, — заметил я.

«Ты убил этих стариков, и донес на тебя я. И я сделаю все, чтобы уничтожить тебя», — думал я, забирая письмо обратно и поворачиваясь к двери.

Очередная перевязка мистера О'Нейла привела меня в отличное настроение. После стольких мучений — нескольких операций, многочисленных перевязок, тяжелой желтухи — в один прекрасный день его общее состояние перестало ухудшаться, лабораторные показатели становились лучше, количество гноя уменьшилось, раны начали затягиваться. И тогда мы поняли, что он может выжить.

Такой итог воспринимается как награда. Победа хирурга над смертью — это частичная компенсация за моральные издержки, с которыми он сталкивается в работе. Зачем я трачу драгоценное время на борьбу с этими кретинами? Надо просто лечить людей и держаться в стороне от этой грязной политики… Можно, конечно, все прекратить. Но в загаженном доме нельзя не замараться.

Вайнстоун сидел в своем кабинете и внимательно изучал книги, разложенные на столе; был вторник, и он готовился к очередному утреннему профессорскому обходу с нашими резидентами. Вайнстоун был великолепным преподавателем, его блестящая эрудиция была результатом тщательной систематической подготовки к занятиям.

— Доброе утро, доктор Вайнстоун, вы хотели меня видеть?

— Да, Марк, садись, — он показал жестом на стул напротив его письменного стола. — Между прочим, я просмотрел много книг для методических рекомендаций, но так и не нашел ответа на вопрос, должна ли синтетическая сетка, используемая при закрытии грыжи, удаляться в случае развития инфекции.

— Учебники очень туманно описывают такие случаи, — согласился я. — Может быть, включить это противоречие в нашу книгу?

— Почему бы и нет? Отличная идея.

Мы помолчали. Нарушив тишину, я продолжил:

— Я сегодня иду в управление штата, в ОНПМД. Вайнстоун нервным движением поправил красный шелковый галстук, хорошо сочетающийся с белой рубашкой и черной кожаной курткой.

— Манцур мне рассказывал о твоем визите, ты все сделал правильно, Марк. Однажды ты станешь хорошим политиком.

— Учусь у вас, доктор Вайнстоун.

Он, казалось, был польщен, не предполагая, что я учился у него и умению манипулировать людьми… Или, может быть, это входило в его планы?

— Марк, я много думал в последнее время. С Сорки невозможно договориться, он постоянно держит в напряжении весь госпиталь, стремится избавиться от всех нас. Я решил, что тебе стоит…

— Вы хотите отправить папку с документами о Сорки в ОНПМД?

— Нет, не надо! Позволь мне закончить. Ты слышал, что число гастропластик, сделанных мною за последний месяц, сошло к нулю, а Сорки оперирует три или четыре раза в неделю.

— Конечно, он забирает ваших пациентов.

— Вот именно! Я разговаривал с дежурной медсестрой, она слышала, как Сорки заявил, что я больше не буду делать гастропластику. Ты можешь в это поверить?

— Он потихоньку подминает под себя весь госпиталь!

Как Вайнстоун заволновался, когда дело коснулось его личных интересов!

— Марк, я еще думаю, как поступить с ним, давай не будем принимать окончательных решений. Когда ты встретишься сегодня с доктором Армани в ОНПМД, почему бы тебе…

— Его зовут Кардуччи, Фаусто Кардуччи.

— Ах да. Почему бы тебе не сказать ему, что у нас есть маленькая проблема с одним из ведущих частных хирургов. Расскажи ему о Сорки, без подробностей, попроси совета, как поступать в такой ситуации. Ты понимаешь о чем я говорю?

— Конечно, — ответил я, вставая. — Это отличная идея, я поговорю с Кардуччи.

Сорки давно представляет опасность для пациентов, однако Вайнстоун не хотел предавать его правосудию. А теперь, когда страдает его гордость и ущемляются финансовые интересы, он готов разговаривать с властями штата по поводу Сорки. Манцур же остается полезным, поэтому ему позволено свирепствовать в операционной сколько угодно.

Я поспешил в свой кабинет, чтобы собрать некоторые документы. Переоделся, вышел из госпиталя и направился к станции метро.

В метро было жарко, я вышел весь потный на Тридцать четвертой авеню. На Манхэттене все было по-другому, контраст между ним и Бруклином всегда поражал меня. Все здесь — здания, витрины, люди — выглядело намного лучше. По пути я купил бутылку воды, в офисах управления штата невозможно найти и стакана воды. Офис ОНПМД находился на шестом этаже, двери лифта открывались в просторном холле для посетителей.

— Доктор Зохар? — окликнул меня стоявший у лифта светловолосый мужчина в простом сером костюме. — Я доктор Кардуччи, заходите, пожалуйста.

Он крепко пожал мою руку и придержал дверь, когда я входил в офис.

— Я очень рад вашему приходу!

Мы вошли в большой кабинет, где возле длинного стола стояла женщина.

— Это миссис Томпсон, она будет присутствовать при нашей беседе.

Миссис Томпсон улыбнулась мне, показав белые неровные зубы, ей было лет сорок, худенькая, начинающая седеть женщина. Она была одета в дешевый деловой костюм, на глазах очки — классический портрет государственной служащей Нью-Йорка. Мне были знакомы здешние правила, я уже был здесь однажды при обсуждении одного несчастного случая. Миссис Томпсон будет выполнять функцию свидетеля при наших беседах с Кардуччи.

Кардуччи посмотрел на мой вспотевший лоб.

— Сегодня очень жарко, к сожалению, мы не можем предложить вам даже стакана холодной воды.

— Я знаю, вода у меня с собой.

Кардуччи рассмеялся. Мне понравились его манеры, вылитый отставной директор школы. У него был глубокий теплый голос, а в речи чувствовался итальянский акцент.

— Доктор Зохар, вы знаете, зачем мы вас пригласили. Это может занять несколько часов, чувствуйте себя свободно, не стесняйтесь задавать вопросы, если считаете нужным. Миссис Томпсон даст вам для начала инструкцию о функциях ОНПМД, прочитайте, не торопитесь.

Я пробежал глазами основные разделы: «ОНПМД принимает жалобы от различных источников: от пациентов, членов их семей, друзей, профессиональных работников здравоохранения, госпиталей, медицинских ассоциаций, государственных служащих и иностранных агентств. Каждая жалоба расследуется». О да, конечно! Сэму Глэтману потребовался почти год, чтобы привлечь их внимание к Манцуру.

«Некоторые жалобы отклоняются, поскольку выходят за рамки юрисдикции, другие решаются членами ОНПМД. Жалобы закрываются в административном порядке после расследования из-за недостатка свидетельских показаний в поддержку обвинения. Некоторые жалобы после тщательного рассмотрения могут быть направлены в следственный комитет правления ОНПМД». С этим я тоже был знаком. Приведу статистику. В 1999 году Медицинский совет штата Нью-Йорк принял шесть тысяч шестьсот девяносто жалоб на врачей; в большинстве случаев, около шестидесяти процентов, инициатором подачи жалоб была общественность, врачи жаловались друг на друга крайне редко; девяносто процентов жалоб закрывались на начальном этапе расследования из-за необоснованности. В итоге только пять процентов врачей были наказаны. Как их наказывали, это уже другой разговор.