Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6475 ( № 32 2014) Страница 34

Бабушка Стелла казалась мне очень комфортным человеком: она никогда не ругала меня, не выговаривала за испачканную одежду, недоеденную кашу, неубранную посуду или постель, не заставляла заниматься французским в долгие летние каникулы и не приставала с дурацкими вопросами. У неё был один серьёзный недостаток – чрезмерно развитый ген беспокойства, повод для которого находился всегда. Старшая дочь не отвечает на письмо – значит, с ней что-то случилось. Младшая не пришла вовремя домой – с ней что-то не так. Меня укусила домашняя болонка Джонни, потому что я отбирала у неё кость, значит, мне обеспечены столбняк и бешенство. К счастью, дедушка Павел успешно подавлял беспокойный ген, и они прекрасно ладили, жили душа в душу и по воскресеньям ходили гулять на центральную Советскую улицу, что позволяло бабушке надеть новое платье, сделать причёску, накрасить губы и превратиться в красавицу.

А однажды бабушкино беспокойство спасло меня от «голодной смерти». В день моего отъезда в Москву, чтобы не опоздать на поезд, мы прибыли на вокзал часа за два до его отправления и вдруг обнаружили, что корзина с продуктами отсутствует. С бабушкой случился лёгкий припадок. Пока местный медпункт приводил её в чувство нашатырём и каплями Вотчела, тётя успела съездить домой за продуктовым пайком и вернуться, а поезд всё ещё не подали к перрону. Наконец меня с вещами загрузили в вагон. Бабушка слёзно молила проводницу следить за мной, с такой же просьбой она обратилась ко всем пассажирам, а к троим из моего купе – делать это с пристрастием. В жутком волнении бабушка повторяла заклинания: «Из окна не высовывайся! На остановках не выходи! Мой руки перед едой! Не падай с верхней полки! Не забывай… не… не…» Поезд тронулся, платформа с бабушкой истаяла, я забралась на верхнюю полку, поближе к своей огромной плетёной корзине со съестным. Я извлекала из пергаментной бумаги одну за другой изумительные бабушкины сдобные булочки с грецкими орехами, с наслаждением жевала их, поглядывая то в окно, то в книгу, пока не заснула под колыбельную равномерно постукивающих колёс. Через 26 часов на Курском вокзале меня встречали мама и столица нашей Родины – город-герой Москва.

Первые главы новой книги Алисы Даншох «Кулинарные воспоминания счастливого детства» опубликованы в «ЛГ» № 13, 17, 27 за 2014 год

Теги: современная литература

Тайна мадридского хамона

Владислав ДАНИЛОВ

Бразильский кофе я с утра не пью. Коварный напиток: пропустишь чашечку - потом на работе не уснёшь. Хотя, конечно, как говорится, "первым делом – добролёты", но энергию расплёскивать в наше время нельзя. У меня недавно случилась торговая война с продавщицей. Захотел я ветчины отведать – чтоб со слезой, с розоватым отливом, чтоб в бумагу её завернули, а не в целлофановую упаковку. Такую-то ветчину – на краюху хлеба, и чтобы «Литературка» свежая перед глазами. Больше ничего не надо! А она мне: «Попробуйте хамон Иберико или на худой конец Серрано». «А шоколад «Седьмое небо» у вас имеется?» – вспомнил я про внучку. Она фыркает: «Рекомендую, «Альпен Гольд». И так это произносит, как будто только что из Женевского озера вынырнула. Что же это за оккупация такая! Давно ведь известно, что самый лучший швейцарский сыр делают на Алтае, а лучший аспирин – это наша родная ацетилсалициловая кислота Новосибирского химкомбината.

Новости приходят одна другой страшнее. Суп, который прямо в кастрюльке на пароходе привезли из Парижу, прокис. Открыли крышку – пар, которому подобного не сыскать в природе, превратился в неприятное амбре. Пармезана осталось на тридцать часов. Баварских сарделек – на одну драку и две потасовки. Но надо как-то жить дальше. Может быть, продержимся на осетровой икре и швейцарском сыре алтайского производства?

Печаль зальём квасом, если кока-колу снова уличили в санитарной неблагонадёжности. Но не всё так просто оказалось. Оказалось, что хамон в России больше, чем хамон. Его оплакивают, как близкого друга. Кусок вяленой свинины превозносят как символ свободы и правового государства. Мой сосед, учитель истории в университете для трудных подростков, хамона не едал. Ему тамбовской ветчины хватает, так он – для экзотики – ещё и бастурмой балуется. Какой тут хамон! Но он покопался в летописях, прошерстил архивы и раскрыл тайну ароматного кушанья. Оказался хамон древнерусской забавой, а испанцы просто присвоили наше изобретение ещё во времена Ивана Грозного. Только называли его тогда на древнерусский лад – «хамовн». Отсюда – московский район Хамовники и хамовные дворы, которыми славились многие русские города. А потом просто забыли рецепт, переключились на щи да кашу из китайской гречки.

И нам нужно переключаться. Санкции – суровое слово. На все сомнительные продукты наложен справедливый запрет. Только для самых маленьких государственные мужи сделали исключение: детское питание и спиртные напитки под санкции не попадают. Оно и понятно: пьющий человек – чисто ребёнок. А любитель шотландского виски и французского шампанского – ребёнок вдвойне.

Земли у нас много, населения – маловато, вроде бы всего должно хватать. А в Израиле, наоборот: земли мало, а жителей – яблоку негде упасть. Переаншлаг, как говаривал один одесский импресарио до первой отсидки. Но на прилавках – израильская картошка. Не очень-то вкусная, кстати, но и не гнилая. Есть можно, хотя и без восторга. Но, выходит, они умеют её вырастить, чтобы и себе хватило, и на продажу вплоть до России. А наши великие хозяйственники договариваться умеют, на русскую деревню давно рукой махнули. Не манго какое-нибудь, а родную картоху закупаем.

Оказывается, наша «Любительская» колбаса зависит от европейского мяса. И добротных свиней на наших просторах куда меньше, чем менеджеров очень среднего звена, которые, не покидая московских (а то и лондонских!) апартаментов, отвечают за этих симпатичных животных.

А у нас во дворе вместо прежнего продовольственного магазина завелась какая-то «Билла». Не знаю, какое отношение эта «Билла» имеет к Монике Левински, но не верю, что под такой вывеской будут уважать шоколад «Сказки Пушкина» и московские баранки. Уж скорее на место камамбера из Евросоюза придёт говядина из Бразилии – до первого конфликта с родиной неугомонного Пеле.

И всё-таки наша воздушная кукуруза вкуснее поп-корна!

Теги: фельетон

Вернисаж

На Первом всесоюзном съезде советских писателей шёл не только серьёзный разговор о судьбах и перспективах литературы. Были и минуты разрядки, когда в кулуарах Колонного зала ведущие сатирики и художники-карикатуристы знакомили собравшихся со свежими эпиграммами и пародиями, нарисованными по горячим следам шаржами. Позже эти весёлые произведения входили в разные сатирические сборники, в том числе такие известные, как "Парад бессмертных" (1934) и «ЛитОраторы» (1935). На форзаце последнего сборника троица Кукрыниксы нарисовала даже групповой шарж, который сопровождался открывающим книгу стихотворным репортажем Александра Архангельского «Парад литературы». Давая краткие характеристики многим изображённым участникам «парада», сатирик заканчивает репортаж такими словами:

Пускай другой поэт прославит,

Не пропуская, не тая,

Большой писательский алфавит

От буквы А до буквы Я.

А я, взирая влажным взглядом,

Шепчу: о, дивный, славный миг!

Я верю - вслед за сим парадом

Последуют парады книг! 

Теги: карикатура

Правдивые заметки старого питерца

     ***

В последние годы жизни Достоевский часто болел. Прихожу как-то к нему, а бедняга совсем плох. Я, чтобы ободрить старика, говорю:

- Послушайте, Фёдор Михайлович, иду сейчас по бульвару, а народ вовсю читает ваше первое произведение. Припоминаете его?

– "Бедные люди", – простонал великий писатель.

***

Сидим в ресторане с критиком N. В зал заходит какой-то незнакомый мне мужчина. Взлохмаченный, пьяный. Ну точно поэт.

– Это Андрей Белый, – шепчет N. – Или Саша Чёрный.

– Какой же, – говорю, – вы, батенька, критик, если Белого от Чёрного отличить не можете!

***

Пришли мы с Чуковским по мелкому делу (хлопотать за кого-то, что ли) к большому пролетарскому писателю – Максиму Горькому. Дело наше разрешил Алексей Максимович замечательно быстро и к столу пригласил. Настроение у писателей было прекрасное. Шутили, пикировались. Горький пару раз в усы улыбнулся и говорит: