Мэлор Стуруа - С Потомака на Миссисипи: несентиментальное путешествие по Америке Страница 34

— Вот вам наглядное подтверждение правоты моих слов — негры и жиды разлагают белую Америку! — кричит с помоста «доктор физики».

«Молчаливое большинство» в растерянности. По его мнению, фашисты хватают через край. «Молчаливое большинство» предпочитает демократические права и свободы, разумеется, выграненные законностью и порядком. Ему больше по душе проповеди Билли Грэхема, чем кликушество Вильяма Пирса. Оно пока еще не замечает, что у риторики евангелиста и «доктора физики» общие корни. Просто последний ставит точки над «и». Так сказать, договаривает.

И вот «молчаливое большинство» расслаивается. Большинство этого большинства в той или иной степени поддерживает хиппи, вернее, выражает свое неудовольствие фашистам. Меньшинство «молчаливого большинства» переходит на сторону коричневорубашечников. Это в основном пожилые дамы, видимо, с юга и какие-то мордастые типы с ухватками отставных блюстителей порядка. Дамы начинают колотить зонтиками интернациональную цепь, мордастые типы давят на нее своими квадратными плечами. Фашисты галантно аплодируют дамам, а затем препровождают их под руки в безопасное место, за помост, под сень раскидистых деревьев. Глядя вслед этим парочкам, я невольно думаю о том, что вот, наверное, точно так же прогуливались по бульварам Парижа офицеры генерала Галифе и светские дамы после расстрела рабочих баррикад.

Атмосфера накаляется до предела. И когда потасовка уже кажется неминуемой, на сцене появляется полиция. Голубые каски быстро образуют санитарный кордон между фашистами и толпой. Командующий ими пожилой сержант с добрым лицом отца многодетного семейства увещевает толпу разойтись.

— Но почему вы позволяете подобное безобразие?! — кипятится некто с седыми баками, в защитной шапке-козырьке. — Я воевал против фашистов в Европе и не желаю видеть их в Америке!

— Это свободная страна, сэр, — втолковывает ему сержант с лицом отца-молодца. — У них есть разрешение на митинг. И они пока не нарушают порядок. И лимит времени у них еще не вышел.

Сержант поглядывает на свои наручные часы-секундомер.

— А вот лимит нашего терпения на исходе! — продолжает кипятиться некто с седыми баками.

— Я бы вам не советовал потакать хаосу, — многозначительно роняет сержант. Он уже не напоминает доброго папашу. Скорее дрессировщика из бурсы.

Какой-то хиппи в огромном мотоциклетном шлеме с опущенным забралом-очками разводит толстовскую антимонию:

— Сменим ненависть на любовь — ведь мы люди, а не звери. Пусть выйдет из толпы девочка в возрасте Анны Франк, подаст руку одному из парней в коричневой рубашке, и вы увидите, что произойдет!

В толпе происходит движение. После некоторого замешательства вперед выходит девочка, и впрямь чем-то напоминающая Анну Франк. Хиппи-мотоциклист берет ее за руку и подводит к одному из волчат.

— Знакомьтесь!

— Убери прочь это жидовское отродье, а не то... — шипит, задыхаясь от злобы, волчонок. Он мгновенно забывает о стойке каратэ — с вытянутыми руками и сжатыми кулаками — и с отвращением прячет их за спину, чтобы, упаси боже, не прикоснуться к девочке.

— Но ведь она же твоя сестра! — настаивает хиппи — толстовец-мотоциклист.

— Попадись она мне где-нибудь наедине, я бы ей показал, какая она мне сестра, — выдавливает волчонок сквозь зубы, склеенные жевательной резинкой.

Я не знаю, ведет ли дневник девочка, похожая на Анну Франк. Но если ведет, то эту встречу она обязательно запишет в него. На память. Не для себя, конечно. Такое ведь не забывается. А для других.

Наконец время фашистов истекло. (К сожалению, только на этом митинге.) Сержант делает знак рукой «доктору физики», чтобы тот закруглялся. Коричневорубашечники складывают помост, убирают микрофоны и динамики, сворачивают плакат со свастикой. Затем они начинают, пятясь, отступать к своим «пикапам», запаркованным на проезжей части Инфант-сквера. Толпа, сдерживаемая голубыми касками, преследует их по пятам. Вильям Пирс куда-то исчез. Отколовшись от основной группы фашистов, он и его личный телохранитель, чубатый детина, нырнули в рощу и растворились в море зелени.

Жара становится нестерпимой. Вашингтон оплывает, как стеариновая свечка. Так дальше продолжаться не может. И природа и люди жаждут разрядки. И она наступает. Волчата, позабыв о замысловатых приемах каратэ, разламывают на двоих увесистое древко плаката со свастикой. Прошмыгнув между автомобилями, они на какое-то мгновение отрываются от толпы и остаются наедине со своей жертвой, облюбованной, по-видимому, еще заранее. Это мальчишка-хиппенок, тот самый, что подразнивал их, дефилируя гусиным шагом пород строем коричневорубашечников с выброшенной вперед правой рукой на манер нацистского приветствия. Фашисты набрасываются на ребенка и начинают зверски избивать его обломками плакатного древка. Хиппенок заливается кровью. Вид крови пьянит волчат. Бледные и белые, как маски актеров «Кабуки», они продолжают дубасить по голове свою жертву. У ребенка подкашиваются ноги, и он валится на раскаленные плиты тротуара. Фашисты заносят над ним ноги, обутые в тяжелые черные башмаки с крагами-шнуровками. Но, к счастью, автомобильный поток, отрезавший их от толпы, схлынул, и два, высоченных негра, стремительно бросившись вперед, сковали бандитов, обхватив их сзади своими могучими ручищами.

Еще через секунду подбегают голубые каски, предводительствуемые сержантом с добрым лицом. Они дружно наваливаются на негров, пытаясь отбить у них фашистов. И неожиданно отступают. Один из негров вытаскивает из заднего кармана джинсов позолоченную бляху в кожаном портмоне и, даже не пытаясь скрыть своего злорадства, сует ее под нос сержанту с добрым лицом. При виде бляхи сержант сатанеет, но смиряется. Негры — агенты ФБР, и бляха удостоверяет это. Голубые каски нехотя отдают фашистов неграм, Один ведет их к автомашине, другой несет на руках потерявшего сознание вашингтонского Гавроша.

Так вот оно что! Я давно заприметил в толпе этих двух негритянских парней. Да и мудрено было их не заметить. Они на целую голову возвышались над остальными. Когда «доктор физики» нес расистскую околесицу о черных, которые «только на три пятых человеческие существа», я думал, они испепелят его своими взглядами. Странным было только то, что они ничего не кричали, не потрясали кулаками, не рвались к помосту, как остальные. В рваных джинсах, в цветных тельняшках, в сандалиях на босу ногу — типичные обитатели вашингтонского гетто — кто мог заподозрить в них детективов! Они явно дожидались своего часа. И дождались. Они отомстили фашистам «по закону», и в этом была вся прелесть их мести. Наверное, они никогда еще не исполняли свои служебные обязанности с таким рвением и упоением. Даже самозабвением. Главное здесь было не в том, что они скрутили фашистов, а в том, что голубые каски не смогли отстоять их. Недаром доброе лицо сержанта исказила гримаса ненависти.

Иногда и позолоченная бляха ФБР может на что-то пригодиться...

Тем временем остальные фашисты спешно прыгают в «пикапы», отбиваясь от наседающей толпы ногами и палками. Голубые каски задерживают нормальное уличное движение и открывают зеленую улицу фашистам. (Пока что только на углу 9-й стрит и Конститюшн-авеню в Вашингтоне.) Коричневорубашечники, набившиеся в «пикапы», с гиком проносятся мимо Смитсоновского музея естественной истории и Национальной галереи искусств. Настанет время, и они превратят их в руины.

Если только это время настанет...

Вашингтон.

Июль 1971 года

 Будда из ФБР

Если бы Д. Эдгара Гувера не существовало, его надо было бы выдумать, говорят в Америке, перефразируя знаменитое изречение Вольтера. Впрочем, некоторые вашингтонские остряки считают, что так и произошло на самом деле. Д. Эдгар Гувер — лицо не реальное, а вымышленное, утверждают они. Его породила воспаленная фантазия реакционного журнала «Ридерс дайджест». За несколько лет он стал настолько популярной фигурой, что уже никто, включая самих президентов США, не осмеливался раскрыть тайну его происхождения.

А тайна-де такова. В 1925 году «Ридерс дайджест» опубликовал статью о только что созданном Федеральном бюро расследований (ФБР). Статья была подписана «Д. Эдгар Гувер». Инициал Д означал первую букву слова «джейл», то есть «тюрьма». Имя Эдгар позаимствовали у племянника издателя журнала. Наконец, фамилия Гувер была подсказана пылесосом фирмы «Гувер» (намек на то, что ФБР обещало очистить страну от преступности). И вот с легкой руки «Ридерс дайджест» Д. Эдгар Гувер перекочевал из мифологии в жизнь.

Властям не оставалось ничего другого, как включиться в мистификацию. Из фотографий нескольких агентов ФБР был скомпонован портрет мифического шефа бюро. Вскоре он замелькал на страницах печати. Затем стали подыскивать людей, похожих на этот портрет. Их посылали для участия в торжественных церемониях, для дачи показаний в конгрессе, для выполнения иных представительских функций. Всего с 1925 года было 26 Гуверов, вернее, 26 актеров, исполнявших эту роль. В самом деле, говорят остряки, разве было под силу одному человеку бессменно возглавлять ФБР на протяжении сорока пяти лет? Еще ни одно реальное лицо за всю историю американской бюрократии не занимало так долго столь могущественного поста. Как мог один и тот же человек во плоти и крови руководить ФБР при четырех демократических и четырех республиканских администрациях? Как мог он служить, не переводя дыхания, стольким президентам подряд — Кулиджу, Гуверу, Рузвельту, Трумэну, Эйзенхауэру, Кеннеди, Джонсону, Никсону?