Сергей Кремлёв - СССР — Империя Добра Страница 34

Так, я ещё ни слова не сказал о той стороне жизни СССР, которая в россказнях современных антикоммунистов и антисоветчиков — особенно доморощенного образца — была единственно значимой и всеохватной. Я имею в виду, конечно, тему пресловутого ГУЛАГа. Но я коснусь её — позже, в главе «Человек проходит как хозяин». А сейчас — о действительно главном, о том, чем действительно жили тогда все здоровые силы России.

В ПОЛИТИЧЕСКОМ отчёте ЦК XVI съезду ВКП(б) Сталин летом 1930 года говорил:

«Самое замечательное в соревновании состоит в том, что оно производит коренной переворот во взглядах людей на труд, ибо оно превращает труд из зазорного и тяжёлого бремени, каким он считался раньше, в дело чести, в дело славы, в дело доблести и геройства (везде выделено Сталиным. — С. К.)…

Там, у них, у капиталистов, самое желанное дело, заслуживающее общественного одобрения, — иметь ренту, жить на проценты. Быть свободным от труда, считающегося презренным занятием. У нас, в СССР, наоборот, самым желанным делом, заслуживающим общественного одобрения, становится возможность быть героем труда, возможность быть героем ударничества, окружённым ореолом почёта среди миллионов трудящихся».

Это было сказано не поэтом (хотя Сталин не был чужд тонкого поэтического дара), а политическим лидером. Но то, что он говорил, само просилось в хорошую песню и песней становилось:

Труд наш есть дело чести,Есть дело доблести и подвиг славы…

Вот такое это было время, когда тезис политического отчёта большевистской партии естественно становился песенной строкой.

Социалистическая революция — революция, утверждающая идеалы Добра, произошла в отсталой — по европейским меркам — стране. Причём в стране, полуразваленной в результате изнурительной и разорительной мировой, а потом гражданской войн.

И вот спустя два десятка лет после Октября, из которых не менее пяти пришлось на Гражданскую войну и окончательную ликвидацию её последствий в виде широкого бандитизма и прочего подобного, Россия не просто обрела грандиозные перспективы, но и в реальном масштабе времени добилась до ошеломления многого. А 5 декабря 1936 года Чрезвычайным VIII Всесоюзным съездом Советов был принят Основной Закон Союза ССР — сталинская Конституция.

«Успехи» страны Ельцина — Путина — Медведева у всех на глазах, и я, как и обещал, ещё скажу о них — в своё время. А вот успехи СССР Сталина во всех сферах жизни поражали и Европу, и Азию, и Америку. В США — тогда стране умело работающей, а не умело обдирающей как липку остальной мир — сразу же принялись внимательно и въедливо анализировать эти успехи и доискиваться — в чём же их причина? Американцы рассуждали просто и здраво — русским удалось резко поднять показатели производства без резкого повышения оплаты труда. Русские сумели увлечь трудящуюся массу не столько длинным рублём (или там долларом), а всего лишь — в конечном счёте — словами. Что же это за такие волшебные слова, гадали в США.

И пришли к выводам, в общем-то, верным: надо увлечь человека самим процессом труда, так, чтобы именно в ходе этого процесса человек получал моральное удовольствие от него и испытывал гордость за то, что он участвует в этом процессе как умелый и деятельный его работник.

В условиях капитализма подобный способ повышения эффективности труда имел, конечно, ограниченные возможности, но даже капиталисты воспользовались опытом Советского Союза и стали разрабатывать методы морального поощрения трудящихся. Это было — если иметь в виду привычные доселе нормы — чем-то для капитала совершенно новым. Было осознано, что к рабочим тоже надо относиться как к людям, что у них тоже может быть чувство самоуважения и достоинство. Это был один из впечатляющих результатов русского Октября во внешнем мире. Но так же, как чёрного кобеля не отмоешь добела, так и сделать труд делом чести, доблести и славы капитализму было не под силу.

Это могла сделать лишь Страна Добра — СССР. Ведь её главным успехом был новый человек. В 1924 году русский металлург Владимир Ефимович Грум-Гржимайло, имея в виду начало послереволюционного строительства новой России, писал:

«Процесс длительный, мучительный, но необходимый. От благополучного его разрешения зависит, останется ли Россия самодержавным государством или сделается, к восторгу наших „друзей“, колонией и цветной расой, навозом для процветания культурных народов…»

Сегодня надо говорить, увы, о необходимости длительного и мучительного процесса отрезвления народов СССР от ельциноидного похмелья. От его благополучного разрешения зависит, возродится ли Россия как единое Союзное советское государство, или она сделается, к восторгу и облегчению всех её «друзей», окончательной колонией Запада и станет навозом для процветания «культурного» «золотого миллиарда».

Что же до Грум-Гржимайло, то он даже в 1924 году — когда ещё ничего толком не начиналось — не только понимал необходимость социалистического преобразования России, но и видел его будущий успех.

Он писал:

«Железный закон необходимости заставляет нас учиться работать, и мы выучимся работать. А выучимся работать — тогда будем и богаты, и культурны. Тогда мы благословим революцию и забудем всё то горе, которое она принесла нам с собой. Я всегда боялся, <…> что иностранное вмешательство помешает русскому народу исцелиться от той болезни, которою заболел русский народ под глупым управлением последних Романовых. Как ни горько нам приходится, я вполне уверен в том, что переживаемые нами бедствия сделают нас великим и смелым, культурным народом-тружеником».

Через пятнадцать лет после написания этих строк вместо «сделают…» можно было уверенно писать: «сделали»!

Я мог бы привести мнение не только «Грума» относительно того, чем явилась для России её Октябрьская революция — так, как мыслил старый металлург, мыслили и многие другие русские интеллектуалы. Или — стали мыслить со временем. Чего стоят, например, одни позднейшие оценки профессора-историка Павла Николаевича Милюкова! Того самого — политического идеолога русской крупной буржуазии, главы кадетской партии, думца, министра иностранных дел Временного правительства. Как много усилий он затратил, пытаясь свалить Советскую власть! — даже к немцам на поклон не погнушалея пойти! А вот же — перед войной фактически признал историческую правоту большевиков!

Да и один ли он!

Можно привести и оценки, злобно не приемлющие Октябрь даже после его убедительных успехов к концу 30-х годов. Чего стоит, например, одна брошюра монархиста Бориса Бразоля, изданная «к 40-летию трагической гибели Царской Семьи» Исполнительным бюро Общероссийского монархического фронта в 1958 году в Нью-Йорке! Я познакомлю с ней читателя в главе о «Чёрной книге коммунизма»…

Однако неприятие Октября его противниками всегда оказывается злобным и недобросовестно пристрастным. А вот позднейшее оправдание Октября его бывшими противниками всегда носит характер элегического раскаяния или — во всяком случае — признания сквозь зубы, что, мол, «и так можно было спасать Россию», как это сделали большевики.

Но чёрт с ними, со злопыхателями, раскаявшимися и нераскаявшимися! Вернёмся в ту великую эпоху.

Советские люди пели тогда:

В буднях великих строек,В весёлом грохоте, в огнях и звонахЗдравствуй, страна героев,Страна мечтателей, страна учёных!

А кстати, об учёных! Знаменитый русский кораблестроитель, математик, основоположник отечественной теории корабля академик Крылов свидетельствовал:

«Русская наука в прошлом не пользовалась уважением царского правительства. Тогда учёный-одиночка работал в основном „на свою науку“. Сейчас учёный работает на народ: он решает задачи гигантского строительства, он создаёт новую промышленность, новую технику. Впервые в нашей стране учёный стал подлинно государственным деятелем».

Кавалер трёх орденов Ленина, лауреат Сталинской премии 1941 года Алексей Николаевич Крылов знал, что говорил. Родившийся в 1863 году и скончавшийся в 1945-м, он имел все возможности сравнить старую и новую Россию. Крылов был адмиралом в царском и в советском флоте, был действительным членом Императорской Академии наук и Академии наук СССР, до 1917 года возглавлял Морской технический комитет, преподавал в старой Морской академии, а после Октября одно время ею руководил.

Так что сравнивать науку старой и новой России Крылов и его давние коллеги-учёные могли квалифицированно. Но и без того, невооружённым, как говорится, глазом было видно, что одно с другим не шло ни в какое сравнение — ни по объёму научных исследований и широте их тематики, ни по научным результатам.