Валери Триервейлер - Благодарю за этот миг Страница 35

Я должна перевернуть страницу. Каждый день я повторяла заученную наизусть потрясающую фразу Тахара Бен Желлуна: «Молчание любимого человека — это тихое преступление», — и держалась. Кто из нас двоих больше страдает? Неизвестно. Он старался разузнать обо мне у друзей или у моего сына, с которым по-прежнему общался. Он у них выведывал, что я делаю, с кем встречаюсь, о чем думаю. Расспрашивал всех подряд, чтобы выяснить, почему я не хочу его видеть.

Когда мы впервые встретились после заявления о разрыве, он сказал:

— Не буду говорить о твоей книге: не хочу, чтобы ты решила, будто я из-за нее к тебе возвращаюсь.

Ничего не хочу знать ни о его жизни, ни о том, что происходит в Елисейском дворце. Не включаю телевизор, не читаю газет. Попадающиеся по дороге киоски кажутся мне источниками радиации, объектами, представляющими для меня опасность.

Я замкнулась в узком мирке, в хрупкой капсуле. Пытаюсь бороться, но энергия отчаяния первых дней уже иссякла. Кажется, это называется двойным ударом. Когда первый удар оказался недостаточно болезненным. Тогда наносят второй. Туда-сюда. Две пощечины. С одной стороны, потом с другой. Не успеешь подняться, как на тебя кидаются снова.

Франсуа причинил мне столько боли! И все же иногда мне его не хватает, это правда. Мне не хватает прошлого, нашей любви, не хватает нашей беззаботной страсти, часов, когда все казалось таким простым, когда краски были ярки, а воздух невесом. Но прошлое никогда не возвращается. Или налетает жестокими порывами, разметающими в прах: прошлое не желает умирать, особенно то, до Елисейского дворца, когда Франсуа был другим. Вернее, когда был самим собой.

Его послания говорили о любви. Он писал, что я — вся его жизнь и без меня он ничего не может. Это искренне? Он верил в то, что писал? Или это всего лишь последний каприз мужчины, который ненавидит проигрывать? Он писал, что вновь завоюет меня, но разве я президентский пост? Теперь-то я хорошо его знаю: если он сумеет меня вернуть, совершить немыслимое, то тогда ему, вполне вероятно, удастся вновь завоевать сердца французов, ведь сейчас он самый непопулярный президент за всю историю Пятой республики.

Мое доверие к нему умерло. Что касается французов, тут совсем другое дело. Могу засвидетельствовать: власть изменилась. Я не узнаю того Франсуа, которого страстно любила, в человеке, с презрением относящемся к своим соратникам, как еще недавно относился ко мне. Я видела, как день ото дня под бременем ответственности он становился все более бесчеловечным, как он постепенно хмелел от власти, теряя способность сопереживать. Однажды он ужинал со своей личной гвардией — сокурсниками по Национальной школе управления, и я была потрясена: оказалось, они тридцать лет ждали власти. И теперь, получив ее, почувствовали себя полубогами и пыжились от высокомерия.

В другой раз во время прогулки он заговорил о Лоране Фабиусе. Фабиус — министр иностранных дел в его правительстве. В 1984 году, когда ему было 37 лет, он стал самым молодым премьер-министром Франции. Так вот, Франсуа произнес:

— Для него это просто ужасно, жизнь не удалась.

— Почему ты так говоришь?

— Потому что он никогда не был президентом.

— Но это же не значит, что его жизнь не удалась! По-моему, он доволен тем, что делает, и счастлив со своей подругой. А ты счастлив?

— Нет.

Дни текли медленно, ритм им задавали приходившие от президента эсэмэски. Я не могла удержаться и читала их. Первую, третью, пятую. В конце концов сдалась. Ответила на последнее послание. Он тут же отреагировал. Все вновь пошло по кругу и завершилось тем же, чем началось. Я устала от бесконечной переписки, которая ни к чему не привела. Его слова теперь не имели для меня никакого значения. Я снова положила этому конец. Интересно, до каких пор? Мне хотелось оказаться как можно дальше от Франсуа и от Елисейского дворца, который я объезжала стороной, даже если приходилось делать изрядный крюк.

Я была готова уехать куда глаза глядят, лишь бы не оставаться больше в этой обители печали. Мне позвонили из «Пари-Матч» и спросили, не соглашусь ли я отправиться в Нигерию, по следам школьниц, похищенных сектой «Боко харам», и написать репортаж. Каждый день я старалась привлечь внимание к их судьбе всеми доступными мне средствами, чаще всего при помощи моего аккуанта в Твиттере или медийных акций. Я приняла предложение моей редакции уехать в тот же час, в ту же минуту, когда это будет необходимо. Но проект натолкнулся на визовую преграду. Нигерия в визах отказала.

Хотя я не так давно вернулась из Демократической Республики Конго, где вместе с доктором Муквеге оказывала поддержку бездомным детям и женщинам — жертвам сексуального насилия, у меня появилась мысль снова туда отправиться, и это придало мне сил. Встреча с обездоленными людьми заставляет думать о главном: так было и во время моей поездки на Гаити с представителями ассоциации «Народная помощь».

Бывает, что гуманитарная акция подвергается критике и это обсуждается в СМИ. Кто прав, кто неправ? Несколько лет назад по поручению «Пари-Матч» я сопровождала певицу Барбару Хендрикс, когда она отправилась в Эфиопию, в лагерь беженцев. Эта обаятельная, удивительно талантливая женщина использовала свою известность для осуществления гуманитарной миссии. Она родилась в Америке времен сегрегации, оставившей в ее сердце неизгладимый след. Унижение она превратила в силу. Я была потрясена ее даром убеждения, способным уничтожить любые препятствия. Мне, как и ей, чужда идея, что ребенок рождается без малейших шансов выкарабкаться.

Опыт пребывания в статусе первой леди еще больше убедил меня в полезности таких путешествий. Когда команда прибывает на место, энергия людей собирается воедино и, словно луч прожектора, выявляет проблему.

Ко мне пришли руководители программы «Движение против голода». Мы обсуждали запланированную до конца года поездку в зону военных действий. Как и в Нигерии, бои в Конго меня не пугали. Возможно, я просто неразумная. Моя жизнь во многом потеряла смысл. Что было бы со мной, если бы не мои дети? Но чтобы найти свою дорогу, не грех немного рискнуть.

На следующий день после того, как агентство Франс Пресс обнародовало заявление Франсуа Олланда о нашем разрыве, я уехала в Индию, и теперь мы вспоминали о той поездке с представительницей «Движения против голода», которая меня туда сопровождала. Она с жаром проговорила: «Вы устояли под напором массмедиа и отлично проявили себя. Я встречала мало таких, как вы».

Вместе с нами была моя подруга, актриса Шарлотта Валандре, заразившаяся ВИЧ и перенесшая пересадку сердца. Она прекрасно понимала значение слова «выжить» и несколько раз рассказывала об этом в своих прекрасных книгах. Она объяснила мне, как снова одержать победу, как взять себя в руки.

Ее слова мне очень пригодились. На глазах у всего мира меня вышвырнули как безделушку. Поездкой в Индию я хотела показать кучке тех, кого обрадовало мое изгнание, что я сохранила достоинство. Что не следует смотреть на меня свысока. Я хотела показать Франсуа, что выживу и без него.

Другие люди дали мне силы. Дети из трущоб поделились со мной своей жизнерадостностью. Две недели назад один журнал опубликовал фото из того путешествия. Я сижу по-турецки прямо на земле. У меня на коленях сидит маленькая девочка. Моя рука лежит у нее на ноге, ее рука — на моей ноге. И Париж так далеко! Там я почувствовала себя счастливой.

В Южной Африке, куда я приехала как жена президента, дети из сиротского приюта пригласили меня с ними потанцевать. Я с удовольствием согласилась. Меня не пришлось долго упрашивать, под бешеные ритмы ноги двигались сами.

То же самое приключилось в Бурунди: я приехала туда на конференцию по приглашению Мэри Робинсон. Музыканты попросили меня подыграть им на ударных. Я радовалась всякий раз, когда во время официальных визитов удавалось избежать «программы мадам». Когда меня приглашали в музей или на экскурсию по достопримечательностям, я пользовалась любым предлогом, чтобы отказаться. Не хотелось идти проторенной тропой.

После Бурунди и первой самостоятельной поездки в статусе первой леди в июле 2013 года в моей памяти навсегда запечатлелось лицо Оливье. Я увидела его, когда посещала приют для бездомных детей, только мальчиков: они жили там по полгода, чтобы за это время вернуться к нормальной жизни. Они собрались в кружок. Трое из них с нами общались, один из них — Оливье. Некоторые люди производят поразительное впечатление, привлекают к себе внимание. Он из их числа.

— Я не хочу возвращаться на улицу, хочу учиться, хочу стать врачом. А если снова окажусь на улице, тогда кем я стану?

Уезжая, я попросила об услуге жену нашего посла. Я не хотела терять из виду Оливье, пока не решу его проблемы. Спустя два дня после моего возвращения в Париж бездетная супружеская пара, оба врачи, согласилась взять на себя расходы по обучению и содержанию мальчика в приемной семье у него на родине. Оливье не придется ехать в чужую страну, и он сможет осуществить свою мечту.