Журнал современник - Журнал Наш Современник 2008 #10 Страница 35

И лишь свистульки никто не лепит… Кто-то уехал, а кто-то умер. Город казахский приходит в трепет, Если убили кого-то в Думе.

В нём ещё русские есть покамест: Мама и дочка, алкаш и бабка… И ни в кого не бросают камень, Когда в квартирах бывает зябко.

Есть даже поезд, который прямо Связан с Москвой и кого-то возит. Но мертвецы не имут срама, И в городок забредает осень…

ГРИГОРИЙ ХАБУЛАВА

Мой город, мой ковчег,

Где львы теснят грифонов,

Где сфинксов и медуз на битву собрала

Невидимая власть. И ветер полон стонов,

И ангелы крыла сложили в купола.

Здесь гордые мосты, согнув повинно спины, Что прачки, небеса трут о костей гранит И высекают ночь холодным шпилем длинным. Над арфою Невы стотонный храм парит…

И не затронет след, что оставляет гений, — Ни Герострата смех, ни инженера гимн. Вот слышен Божий глас в миру столпотворений: "Куда плывёт ковчег? И кто спасётся им?"

Душа моя, расправи плечи! В тебе во славе говорит Листвы весенней красноречье В молчании святых молитв.

День светлый нежными руками Благословение принёс, Тёмно-зелёными платками Одеты головы берёз.

А в храме — образ человечий И негасимый Божий глас… Душа моя, расправи плечи! Под сводами молись за нас.

Безнадёжная Русь!

Безнадёжно любимая Русь!

Узнавая сынов за версту,

Ты, увы, не даёшь им стареть.

Безнадёжная Русь!

Я боюсь, ты похожа на ту

Чародейницу глаз и волос,

За которую мне и не жаль умереть.

Безнадёжная Русь!

Безнадёжно любимая Русь!

Здесь лучина безвинной вражды

Вновь и вновь обращала в золу храмы и терема,

Но над полем, где грусть,

Свет твоей одинокой звезды

И надежда и вера заблудших сводили с ума.

Безнадёжная Русь!

Ты, как я, целый век влюблена!

Посмотри: позабыл я про стыд

И руками бесстыжими рвусь

Той в объятья, которая вечно одна

И что нынче грустна, словно реки твои,

А над реками ветер летит…

Безнадёжная Русь!

Как любовь обрести? Подскажи…

Ночкой наворожи:

При свече твоих светлых широт

Пригласи духов скованных род,

Поклонюсь им до горькой Земли,

Поутру этот грех замоли,

И, авось, всё простится. И вот

Я к тебе обернусь.

Санкт-Петербург

Раскрытое окно впустило звуки

прохлады, летнего дождя и лёгкой скуки,

гитары, мата, льющейся воды,

бибиканья, любви и прочей ерунды.

Такое ощущенье, что нет места

мне в этом воздухе,

что тесное пространство

меня выплёвывает в знак протеста,

а может, из обычного упрямства

обратно в черноту бетонных тюрем,

отгородившись белоснежным тюлем.

ШЁПОТОМ

Мне ли, упоминая о Нём всуе,

Ожидать приглашенья в покинутый дом,

Чтобы выслушать новость: кого как разули,

Раздели, как стал мой друг врагом.

Там обезвожен цветник, оживить его мне ли

Влажным вздохом воды иль другому дано.

Мне ли соки обиды и мести смешивать в теле.

Отскандалило. Лучше бессонницы ткать полотно.

Затонув в глубинах плюшевых кресел

(Где меня караулят полчища новых строк?),

Замереть и услышать скрипенье песен

Половицы, поющей бессонницу чьих-то ног.

Укачало унынье меня в своей колыбели,

Завело монотонный мотив.

А я руки тяну к Тому, Кто на самом деле

Может взять в свой дом, всё простив.

г. Ангара, Иркутской обл.

Город неоном заполнен, как хмелем, В душных домах — пьяный смех, В полуагонии смяты постели, Всё перевёрнуто — и, в самом деле, Улица падает вверх. Вот она — чёрная пасть небосвода, Звёздный, холодный оскал, Каждое сердце закрыто на годы;

Ты не узнаешь пароля и кода,

Ты перед тайною встал…

Улица вертится в пенном забвении:

Вывески, бешеный свет,

Крыш черепа и скелеты растений,

Сквозь темноту — вой слепых привидений -

В мире покоя им нет.

Скалятся, странники, рвутся к живым ещё, Пленники стылых миров… Город чернеющим камнем весь вымощен, Город сегодня не брошен, а выброшен — Брызжет фонарная кровь.

г. Владимир

Он убит в предместье Кандагара. Кандагар… раскаты хмурых гор, Кандагар… речитатив гитары, Но, скорее, очередь в упор.

…Кто-то там рыдает без утайки, Прядь волос приклеилась ко лбу. Как щемящ прощальный росчерк чайки Сквозь окошко в цинковом гробу…

Лента трепетала боязливо,

Вдруг — к венку прильнула, как змея…

Ты его зароешь торопливо

И забудешь, Родина моя!

А венки "от близких и знакомых" Запылятся в несколько минут. В сущности, и тот, от исполкома, Срок придёт — и тоже унесут…

Будут речи, будет суесловье. И лимана сморщенная гладь. Солнца шар, как бы умытый кровью, Над Вапняркой будет нависать…

В полдень, убегая от загара, Брошу взгляд на холмик… Экий вздор! Ну какая там, к чертям, гитара, Если просто очередь в упор!

РЯЗАНСКИЕ ДОРОГИ

Дорог рязанских пластилин… Российское Нечерноземье

Лепилось издавна из глин, Труда, попоек и везенья…

Над нами облака плывут, Как будто умершие кони. Деревья мокнут там и тут, И ветер стынет, как покойник.

Домов холодных череда В оглохшем вечере утонет. Уже никто и никогда Не позовёт и не прогонит.

Протяжных песен не споёт

И не смутит скабрёзной шуткой.

И только месяц зацветёт

На небе скорбной незабудкой.

Нам этот путь дано свершать, Темнеть от подступившей боли… Рябых работников рожать Российское устало поле.

И где-то там, где мир ревёт, Где век двадцатый беспокоен, Последнюю рубаху рвёт Последний пахарь или воин.

г. Видное, Московская обл.

Звёзды — ручные, тёплые — низко, Прямо в ладони и светом — в сердце. Небо — далёкое. Небо — близкое. Это весна, и опять не верится В холод, в неверье твоё и разлуку, В слабость твою и мою силу. Я на прощанье в горячую руку Нежность, как яблоко, положила.

Опять не спится. Я молчу. Мне груз бессонниц по плечу И по душе родство печали, Весны, надежды и стиха. И ночь томится на причале — Как колыбельная, тиха.

Зовёт свободная дорога, И даже время не спешит. Сейчас до неба и до Бога — Одно движение души.

г. Тамбов

О, край апухтинских осин, холмов, церквушек и развалин, крестов могильных и низин, домов купеческих и ставен…

Ушёл, сгорел двадцатый век, и, как солдат, в бою пропавший, лежит в овраге первый снег… Листва шуршит: что будет дальше?…

Предугадать бы каждый шаг, в поту холодном замирая, но пусть останется всё так, как есть… Страна моя чужая!…

Легки и печальны прохладные звёзды: за августом поле накроют сугробы, и машут косматыми лапами сосны в лесу, где мечтают о счастье коровы.

Без боли нельзя видеть сельских развалин, убогих домов и крестьянских пожитков, пусть лучше открытки небесных проталин приходят под вечер к закрытым калиткам.

Пусть лучше, проспавшись, скупой зоотехник отдаст ломоть хлеба быку племенному, чтоб он, словно рыцарь, примерил доспехи быка-рекордиста и жил по-другому.

Не знаю, как выжить российской деревне (повсюду разруха и бесчеловечность). Наверное, так, пробираясь сквозь дебри, придёт пониманье о том, что мы — вечность!