Сергей Кургинян - Суть времени. Цикл передач. № 11-20 Страница 35

Итак, в результате оказано воздействие (с чего я и начал), воздействие на процесс — хотя бы в виде прозвучавшей здесь сейчас весьма сдержанной оценки президента Российской Федерации, который, тем не менее, сказал уже нечто из того, что крайне важно для нас всех: что кампанейщины не будет. (А то, что предлагалось Советом при президенте, — это оголтелая кампанейщина. Это оголтелая карательная психиатрия политическая). Кампанейщины не будет, каждый будет высказывать свою точку зрения, все получат доступ к информации. Точки зрения будут формироваться на равных.

Ну, вот они и формируются на равных с тем самым убийственным результатом, который мы сообщили, проведя анкетирование. Результатом, который не может игнорировать никто из тех, кто хочет управлять страной и, тем более, избираться. Эти результаты проигнорировать невозможно.

Что же касается дальнейшего, то, конечно, в послевыборный период можно опять чего-то захотеть. Но, как только это будет возможно, я считаю, что надо инициировать референдум — окончательный референдум по ряду ключевых вопросов, включая данный вопрос. И, поскольку этот референдум должен быть референдумом прямого действия, то после этого уже никакая политическая конъюнктура и никакие внешние воздействия не могут повлиять на результаты подобного референдума. Это нужно будет сделать. Это стратегическая перспектива завтрашнего дня.

Что же касается того, что мы намерены делать сейчас, то мы будем проводить исследования дальше? и я хотел показать, каким именно способом…

Вот эта точка, которая называется «десталинизация», — это очень важная точка. Поэтому каждый раз, когда надо проводить исследование, — надо уходить в другую область и опять возвращаться к этой точке, потом уходить в какую-то область и возвращаться к ней. И вот так всё время… Я не говорю — во всех исследованиях, но в значительном комплексе исследований вот какую-то такую фигуру, взаимнопересекающуюся, выстраивать.

Почему? Потому что я лично как политолог, который занимается политологией всё-таки более 20-ти лет, мягко говоря (на самом деле, более 30-ти)… Я как человек, занимающийся тем, чем я занимаюсь, категорически настаиваю на том, что вот эта кампания по десталинизации, декоммунизации является частью большой мировой игры.

Это не конъюнктура, не происки отдельных третьестепенных сил. Ну, я понимаю, конечно, что Парламентская Ассамблея ОБСЕ — это не конечная инстанция в мировом процессе. И затеяли всё это несколько наших бывших союзных республик, испытывающих к нам особо страстную нелюбовь. Всё понятно. Но кампания эта совершенно иного масштаба. Это одна из крупнейших мировых кампаний. Если хотите, то это ось идущей мировой игры.

Постараюсь объяснить, почему. Коротко.

Для России, для русского сознания признание собственных недостатков, вот эта критика, какое-то внутреннее раскаяние в какой-то неправоте, острое осознание неправоты — это, если хотите, ещё и часть духовно-религиозной традиции. Покаяние — это огромный позитивный соблазн для русской души. Это принцип самоумаления, после которого должен начаться колоссальный подъём.

И очень легко профессиональным холодным людям, принадлежащим к другим культурам, просчитать этот момент, понять структуру этого соблазна и попасть в него, задеть его своими интеллектуальными провокационными инструментами с тем, чтобы превратить этот позитивный соблазн в негативный соблазн самооплёвывания. Превратить вот это самоумаление во имя подъёма — в самооплёвывание и самоликвидацию.

Там настолько всё трагически рядом находится — вот эта возможность самоумаления и возвышения, невозможность самоумаления без возвышения, — что достаточно сдвинуть это на несколько миллиметров духовных, и всё превратится в свою противоположность. Там, как в русской душе всегда, всё очень рядом, очень полярно.

Сделано было именно это.

Шквальная шоковая кампания, именовавшаяся «перестройкой» и не имеющая ничего общего с модернизацией, развитием как таковым, преобразованием нашей жизни, с какой бы то ни было революцией и т. д., и т. п., — вот эта шквальная подлая кампания, она как раз и апеллировала к очень большому позитивному духовному соблазну русской культуры и превращала его в этот негатив. Она сдвигала его таким способом, чтобы началась самоликвидация, которая уже никакого возвышения в себе содержать не будет.

Это было сделано. И миром воспринято, как подписание моральной капитуляции. Осудив себя таким способом, осудив таким способом собственный проект, собственную идею, во имя которой были принесены огромные жертвы… И тут жертвами являются все. Жертвы коллективизации — это тоже жертвы на алтарь великого проекта. Белые, погибшие в гражданской войне, — это жертвы на алтарь великого проекта. Мой дед, пострадавший в 37-м году, — это жертва на алтарь великого проекта. Великого проекта, имеющего своим апофеозом победу во Второй мировой войне — уничтожение фашизма. Так распорядилась мировая история. Это место она отвела России. Так она расставила фигуры на великой шахматной доске.

К тому моменту, как было сказано, что этот проект — гадость, пакость… Мне вспоминается здесь всё время фильм Антониони «Блоу ап», где гитаристы бьют гитары о стены, потом куски кидают в зал. В героя попадает один из кусков, он дерётся за него, прижимает его к себе. Выходит на улицу, смотрит — дождь идёт, лужи вокруг, какой-то кусок дерева у него в руках… Он выкинул его и пошёл дальше.

Вот этот вот жест выкидывания того, на что так молились, во что так верили, что так любили, на алтарь чего принесли такие жертвы, пролили такую кровь — вот это отбрасывание, оно и по сути было чудовищной моральной капитуляцией, и воспринято было в мире именно так, потому что в мире к этому очень чутки.

Это в России (особенно, в советской) всё происходит более небрежно. Я говорил уже, что я вообще никогда не разводился, но знаю по знакомым, которые разводились, что всё делалось «на глазок». Когда больше было совести у главы семейства — он, уходя, всё оставлял семье. Когда меньше — ну, как-то ещё делили… А на Западе это всё происходит не так. Поэтому там супруге или супругу, сказавшим: «Извини, я хочу покаяться…» — говорят: «Так, так, так… А можно под диктофон? Ага! Ваши сведения будут приобщены к делу! Брачный контракт будет расторгнут не так, как Вам надо, а так, как мне надо.» То есть там (и это принцип модерна) за слово отвечают. Покаялся — плати.

Моральная капитуляция, безоговорочная, осуществлённая Горбачёвым, привела к политической безоговорочной капитуляции, подписанной в Беловежье и одобренной тем же самым Горбачёвым. А безоговорочная капитуляция предполагает, что оккупант в своём праве. И осуществляет он любой «Гарвардский проект». И грабит он твою территорию так, как хочет.

Теперь наступило новое время, в которое нужно, чтобы Российская Федерация — услышьте меня! — Российская Федерация как правопреемник СССР и член Совета Безопасности подписала новую моральную безоговорочную капитуляцию и начала истерическую кампанию по самооплёвыванию, оплёвыванию сначала своей 70-летней истории, а потом и далее со всеми остановками.

Эту кампанию надо довести до пересмотра результатов Второй мировой войны — вдумайтесь! — до пересмотра результатов Второй мировой войны, потому что Россия должна признать свою ответственность за развязывание Второй мировой войны, а значит, отказаться от своего вклада в победу. А, отказываясь от этого вклада в победу, она позволяет переустроить мир. И речь идёт именно о постъялтинском переустройстве мира, в котором её выводят из числа победителей, заставляют каяться, подписывать уже не от СССР, а от самой себя, — этого обрубка, всё-таки достаточно большого, хотя и чудовищно обкромсанного, — подписывать моральную, политическую и иную капитуляцию.

А далее, оказавшись в состоянии субъекта, подписавшего оное, потерять юридическую, геополитическую, экономическую и прочую правосубъектность, получить опеку и полное право того, кто опекает тебя, делать с тобой что угодно. Это смысл безоговорочной капитуляции. Она так построена.

Когда японцы спорят по поводу Курильских островов, все им говорят: «На „Миссури“ была подписана безоговорочная капитуляция. О чём же вы спорите? Вас можно было, как угодно, дальше членить…» Они говорят: «Нет, император оставался императором, капитуляция была не совсем безоговорочная. Всё-таки император был». А германская была совсем безоговорочная… В этом разница между обычной капитуляцией и безоговорочной, между подписанием поражения в войне, при котором ты сохраняешь геополитическую, духовную и прочую правосубъектность, и подписанием безоговорочной капитуляции.

Русских тянут туда — к полной самоликвидации. Это огромная игра в переустройство мира за счёт России. Русские должны оплатить очередное переустройство мира — собой. Услышьте меня! Собой. Все — кто любит красных, кто не любит красных, белые, не белые — поймите, о чём идёт речь! Об окончательном конце.