Дуглас Адамс - Лосось сомнений (сборник рассказов, писем, эссе,а так же сам роман) Страница 35

Что вновь отсылает нас назад к Галилею и Ватикану. Собственно, что сказали ученому в Ватикане?

«Мы отнюдь не оспариваем ваши данные, но мы не согласны с тем, какое объяснение вы им предлагаете. Нет ничего дурного в том, когда вы утверждаете, будто Земля и другие планеты якобы вращаются вокруг своей оси и вокруг Солнца. Пожалуйста, утверждайте, но лишь с оговоркой «якобы». Но вы не имеете права заявлять, что так оно и есть на самом деле, потому что право на истину принадлежит нам. И вообще, то, что вы говорите, с трудом укладывается в голове».

Вот и я о том же — идея множественности вселенных пока что с трудом укладывается в голове, но вполне может оказаться, что это просто очередная идея, которая поначалу плохо укладывается в голове, но к которой постепенно привыкаешь. Кстати, в прошлом таких было немало, и ничего, привыкли же.

Второе, что проистекает из такого взгляда на вселенную, — это то, что, по сути дела, она состоит из пустоты. Даже как-то представить страшно. Куда ни посмотришь — пустота, и лишь кое-где малюсенькая пылинка вещества или лучик света. И вместе с тем, наблюдая, как ведут себя эти пылинки в черной бескрайней пустоте, мы начинаем улавливать определенные принципы, определенные законы, например, закон всемирного тяготения и так далее. В общем, это, если хотите, макроскопический взгляд на вселенную, который возник в первую эру песка.

Следующей эре песка мы обязаны микроскопическим взглядом. Мы вставили стеклянные линзы в микроскоп и принялись изучать вселенную микроскопическим взглядом. И до нас стало доходить, что стоит оказаться на субатомном уровне, как мир осязаемого вещества, в котором мы существуем, вновь куда-то исчезает, и мы вновь оказывается посередине «ничего». И даже если мы обнаруживаем «что-то», это «что-то» оказывается совсем не тем, к чему мы привыкли на нашем уровне бытия, скорее это вероятность того, что в данный момент в этой точке пространства «что-то» есть.

Так или иначе, наша вселенная полна неприятных сюрпризов. Куда ни глянь, везде обнаружишь нечто малоприятное, нечто такое, что заставляет критическим взглядом посмотреть на самих себя — а ведь мы привыкли считать, что мы, мол, сильные, способные, умные и обитаем во вселенной, которая была создана специально для нас. И вдруг оказывается, что все не так! Правда, мы все еще выводим из этого нового взгляда разного рода фундаментальные принципы. Например, пытаемся уяснить, что такое гравитация, каково действие сильных и слабых сил в атомном ядре и так далее, но, разработав эти фундаментальные принципы, мы все еще далеки от того, чтобы понять, как все это работает, потому что математика — вещь коварная. И нам ничего не остается, как смотреть на эти вещи как на своего рода часовой механизм; собственно, это все, что нам способна дать математика.

Нет, я ни в коей мере не пытаюсь принизить значение Ньютона; по-моему, он был первым, кто понял, что существуют законы, которые действуют вопреки тому, что мы видим вокруг. Взять, к примеру, его первый закон — что пока на тело не воздействует никакая сила, оно либо находится в состоянии покоя, либо движется с постоянной скоростью. Кто из нас, живущих на дне гравитационного колодца посреди газовой оболочки, когда-либо наблюдал нечто подобное? Ведь мы знаем, что любое движущееся тело рано или поздно остановится. Лишь только путем скрупулезных наблюдений, измерений и попыток уразуметь лежащие в их основе принципы Ньютон сумел сформулировать хорошо известные нам ныне законы движения, которые мы и не думаем оспаривать. И тем не менее это тоже в своем роде взгляд на вселенную как на часовой механизм. Повторяю, у меня и в мыслях нет принижать заслуги Ньютона, ведь то, что он сделал, сродни монументальной глыбе. Но с другой стороны, многое из этого с трудом укладывается у нас в голове.

Теперь у нас имеется много разных вещей, о которых нам в принципе известно, — частицы, силы, столы, стулья, камни и так далее, — но которые практически невидимы для науки. Практически невидимы потому, что науке практически нечего о них сказать. Я говорю и о собаках, и о кошках, и о коровах и о нас с вами. Мы, то есть живые существа, до сих пор остаемся вне пределов досягаемости научных выводов, вне пределов досягаемости собственного разума — с трудом верится, что в ближайшее время наука сумеет сказать о нас с вами что-либо вразумительное.

Я легко могу представить себе Ньютона. Вот он сидит и пытается разработать законы движения, пытается вычислить, каким же образом устроена вселенная, а тем временем вокруг него бродит кот. Причина, почему нам не приходило в голову, а как же устроен кот, заключается в том, что, начиная с самого Ньютона, мы придерживались того простого принципа, что, если мы хотим в чем-то разобраться, нам надо это что-то разобрать. И если мы вздумаем разобрать кота, чтобы понять, как он устроен, первое, что мы получим, это, увы, «неисправный» кот.

Жизнь представляет собой тот уровень сложности, что лежит практически за пределами нашего зрения, он вне пределов нашего разумения и средств этого разумения. Вот почему мы и считаем, что кот принадлежит к другому классу объектов, к другому классу вещества. «Жизнь» это нечто такое, что имеет привкус мистики, что дано самим Богом — кстати, единственное имевшееся у нас объяснение.

Но в 1859 году разорвалась бомба — Дарвин опубликовал свою книгу «Происхождение видов». Понадобилось несколько десятилетий, пока мы не примирились с этой идеей и до нас окончательно не дошел ее смысл. Потому что она на первый взгляд кажется не только невероятной, но к тому же и унизительной. А кроме того, в который раз оказалось поколеблено наше твердое убеждение в том, что мы — центр мироздания. Мы отнюдь не сотворены по образу и подобию, а начинали наше существование в виде комочка слизи и стали теми, кто мы есть, через промежуточную ступень пребывания в шкуре обезьяны. Нет, это просто возмутительно. А главное, мы не имели возможности наблюдать все эти якобы имевшие место метаморфозы.

В некотором смысле Дарвин подобен Ньютону; как и великий физик, он первым узрел основополагающие принципы, которые на первый взгляд отнюдь не очевидны, по крайней мере в том мире, в котором протекала его ежедневная жизнь. Нам пришлось как следует поднапрячь мозги, чтобы разобраться в том, что же происходит вокруг нас, и при этом в нашем распоряжении не было ясных, наглядных примеров эволюции, на которые можно было бы сослаться. Даже сегодня это продолжает оставаться проблемой, особенно если вы возьметесь убедить противника идеи эволюции в ее состоятельности. Первое, над чем вам придется поломать голову, — это убедительный пример, а их сегодня у нас нет, и никакое наблюдение не поможет.

И так мы вступаем в третью эру песка. В течение этой третьей эры мы научились делать из песка еще одну вещь — силикон. Мы сотворили силиконовый чип — и нам мгновенно открылось, что вселенная состоит не только из частиц и сил. Нам открылось то, чего раньше недоставало, что объяснило бы принцип их устройства. Силиконовый чип открыл нам процесс. Силиконовый чип позволяет нам производить математические вычисления с головокружительной скоростью, моделировать те самые что ни на есть простейшие процессы, которые — как оказалось — аналогичны жизни в своей простоте: повторение, ответвление, замыкание на самом себе, петля обратной связи — все то, что лежит в основании всего, что происходит в процессе эволюции. Иными словами, все, что является выводом информации в одном поколении, становится ее вводом в поколении следующем. Неожиданно мы имеем рабочую модель — не сразу, конечно, потому что теперешние машины пока еще слишком медлительны и громоздки, — но постепенно мы выработаем рабочую модель той самой вещи, которую мы могли поначалу только угадать или вычислить. К тому же надо обладать поистине первоклассными мозгами, чтобы разглядеть, что это уже происходит, когда на самом деле все еще совсем не так очевидно, как хотелось бы, и порой противоречит всякой логике, — особенно для таких разумных существ, как мы, гордых своей способностью логически мыслить.

Компьютер породил третью эпоху и новый угол зрения, потому что мы наконец видим, по какому принципу устроена жизнь. И это в высшей степени важный вывод, ибо стало очевидным, что жизнь, во всем своем многообразии и сложности, течет не сверху вниз, а снизу вверх, и это сродни той грамматике, которую знает любой, кто имеет дело с компьютерами. То есть эволюция перестала быть уникальным явлением, и любой, кто мало-мальски знаком с компьютерным программированием, скажет вам, что простейший повторяющийся код, каждая строчка которого проста и понятна, порождает в компьютере вещи умопомрачительной сложности — а под вещами умопомрачительной сложности я понимаю и текстовый редактор, и многое другое.

Помню, как много-много лет назад я впервые взял в руки пособие по программированию. Мое знакомство с компьютерами началось где-то году в 1983-м, и мне захотелось чуть больше о них узнать. Вот я и решил немного изучить программирование. Я купил пособие и прочел первые две или три главы, на что у меня ушла примерно неделя.