Георгий Кублицкий - В стране странностей Страница 36

На этом скалистом побережье люди обитают с незапамятных времен. Они оставили после себя грубо отесанные каменные глыбы, поставленные торчком. На них высечены таинственные знаки. Это руны, или рунические письмена. Смысл некоторых рунических надписей на надгробных плитах, на деревянных дощечках, на бронзовых изделиях не разгадан до сих пор.

Но многое удалось прочесть. Так, на одном золотом роге написано: «Я Хлевагаст лз Хольта рог сделал». Деревянную медаль с портретом бородатого человека украшает надпись: «Ауда этим владеет колдовство чиню Вотве». Может быть, Ауда был жрецом и написал рунами заклинание на погибель своему врагу?

Гёта-канал называют «голубой лентой» Швеции.

И, наверное, в те давние времена вот так же приходили на стругах из синей морской дали рыбаки, женщины чистили на камнях рыбу и старик следил за мельканием проворных рук…

Гётеборг связан не только с морским побережьем, где прежде обитали древние гёты. У него давние связи и с землей свеев. Он получает из Свеаланда сырье и продукты, а также отправляет через свой порт изделия фабрик и заводов Средней Швеции. Поперек страны к нему тянутся железный, шоссейные, водные дороги.

Замечали ли вы, что на карте Швеции от Гётеборга к Стокгольму протянулась наискось полоса низменностей и больших озер, связанных между собой каналами? На карте она зелено-голубая. И не только на карте: чистые зеркала воды оправлены здесь в зеленые рамки густых лесов.

Было бы странно, если бы гусиная стая миновала стороной благодатный озерный край, где для нее всюду был готов и стол, и дом. Люди, заслоняя глаза от весеннего солнца, с завистью смотрели на птичий караван.

Гуси пролетели над школой, где только что прозвонил звонок на перемену. Когда Нильс громко крикнул, что стая летит туда, где нет ни книг, ни уроков, то, конечно, нашлось немало ребят, готовых тотчас отправиться в эти волшебные края. Нильс, не отличавшийся прилежанием, очень хорошо понял их и, перегнувшись с гуся, пообещал взять всех туда на будущий год.

Птиц окликали рудокопы, рабочие бумажной фабрики. Нильс кричал в ответ, что стая держит путь в вольные края, где нет тяжелых молотов, котлов, машин… И рабочие, которые не подозревали о существовании маленького человечка, летящего со стаей, думали, что это их жажда свободы превращает в человеческую речь гусиные крики.

Сейчас в озерном краю, разумеется, гораздо больше фабрик и заводов, чем было во времена Нильса. Средняя Швеция — ядро страны. Здесь выпускается большая часть шведских промышленных изделий. Едет ли путешественник из Гётеборга в Стокгольм по железной дороге, предпочитает ли он шоссе или соединяющий озера Гёта-канал — всюду он видит заводские окраины городов, фабричные трубы, бензиновые колонки.

Поездка из Гётеборга в Стокгольм по «голубой ленте Швеции» — так прозвали Гёта-канал — занимает три дня. Для человека, спешащего на заседание правления банка или на распродажу партии холодильников, это срок немыслимый. Но отпускнику или туристу прямой расчет взять билет на пароходик. И смотрите, какое имя написано на его спасательных кругах и белом борту: «Сельма Лагерлёф».

Гёта-канал построен в первой половине прошлого века и не похож на наш Волго-Балт или канал имени Москвы. На нем больше шестидесяти маленьких шлюзов. Суда втискиваются в них, что называется, впритирку. Пока пароходик медленно и осторожно поднимается по шлюзовой лестнице, можно сойти на берег, осмотреть ближайший город, пообедать там и вернуться на судно как раз вовремя.

Местами этот уютный, «домашний» канал не шире хорошего шоссе. Надо человеку перейти на другую сторону — он выкатывает передвижной мостик на колесиках до противоположного берега, а потом толкает его обратно. Ветви деревьев, растущих по берегам, задевают за палубу. Суденышко скользит в тени леса, словно по аллее. Дома кое-где поставлены вплотную к каналу. Кажется, что можно с палубы поздороваться за руку со стариком, читающим газету у раскрытого окна…

Через озерный край — посуху

Суда, идущие по Гёта-каналу, проходят через Венерн, Веттерн и Меларен, три самых больших озера Швеции. Главное же шоссе, ведущее из Гётеборга в Стокгольм, огибает только Веттерн и Меларен.

Когда в третий раз за последние годы мне предстояло путешествие поперек страны в ее столицу, я воспользовался междугородними автобусами и останавливался там, где было интересно.

Озерный край начинается сразу за окраинами Гётеборга. Те часы, пока автобус бежал к городу Йенчёпингу, по сторонам где-нибудь обязательно посверкивала спокойная водная гладь. Но только на горе у йенчёпинга я понял, почему Нильсу казалось, что если и на небе есть разные страны, то они должны голубеть тем же райским светом, каким сияет Веттерн.

Я увидел озеро не с палубы пароходика, а с высоты птичьего полета. Был солнечный день. Озеро бросало отсвет на темные еловые леса, на холмы, на крыши и башни города, вот уже восемь столетий стоящего на берегу Веттерна.

Иенчёпинг родина шведской спички. Теперь тут построены большие заводы, выпускающие бумагу, а также автомобили*, однако каждый по-прежнему увозит из этого города неизменный сувенир: набор спичек в красивых лакированных коробках. Не сомневаюсь, что, когда спички всюду выйдут из употребления, в Иенчёпинге их будут делать специально для туристов.

Некоторое время наш маршрут точно совпадал с тем, который мудрая гусыня Акка выбрала для своей стаи. Автобус катил вдоль берегов озера. Скалы нависали кое-где над шоссе, и прочные металлические сетки защищали его от камней, готовых сорваться с высоты.

В одном месте мы попросили шофера остановиться и спустились к озеру. Пожалуй, только байкальская вода еще прозрачней, чем здесь. В синеватой глубине были видны камни, и быстрые тени рыб мелькали над ними.

Когда мы покатили дальше, шофер, придерживая баранку одной рукой, взял в другую микрофон:

— Если уважаемые господа пассажиры хорошо знают географию — а я не сомневаюсь в этом, — то, возможно, они обратили внимание, насколько контуры этого озера похожи на очертания одного из датских островов. Случайность, может быть, скажете вы? Никоим образом! Вы знаете, что прежде шведы были очень бедны, настолько бедны, что, когда умер король Густав-Адольф, государственный совет решил не приглашать на похороны ни одного иностранца. Почему? В решении совета было записано: если они приедут к нам, то увидят нашу нищету. Так вот, однажды королевская дочь полюбила сына датского короля. Состоялась помолвка. Но где взять приданое, если королевская казна пуста? И тогда король сказал: «Вот тебе, дочка, кусок гористой земли, но только бери его с собой». Дочь так и сделала. Там, где она взяла землю, образовалась глубокая выемка, ее заполнила вода, и получилось это озеро. Датчане же опустили полученное приданое в море, и теперь у них есть остров Лангеланн… Но внимание: мы въезжаем в Хускварну!

Это был именно тот город, школьники которого не прочь были улететь вместе с гусями в волшебную страну, где нет ни книг, ни уроков. Затем мы проскочили еще один город, известный тем, что в нем вот уже триста лет выпускают замечательные конфеты «полька-грис», не похожие ни на какие другие. Они оказались чуть солоноватыми.

Так катили мы вдоль лазурного озера, и разноцветные паруса яхт- красные, оранжевые, желтые — самоцветами горели на нем в солнечных лучах. Промышленные городки чередовались со старинными замками и крепостями.

Одна из них оказалась подделкой: это был придорожный ресторан, построенный в стиле крепости, и сквозь его бойницы виднелись белые куртки официантов.

Возле города Мутала мы пересекли Гёта-канал. Из его тесного ложа как раз вышел на озерный простор пароходик. После пересечения Веттерна он преодолеет еще одну лестницу шлюзов и окажется в водах Венерна, самого большого из шведских озер. А у северных берегов Венерна начинается родина сказки, провинция Вермланд, знакомая мне› по прежним поездкам.

Какой человек не любит родные места? Состарившись, он с нежностью вспоминает рощу, в которой гонялся за белками, речку, где пускал пузыри, учась плавать, школу, где впервые раскрыл букварь.

Провинции Вермланд особенно повезло — с ней связано детство нескольких крупных писателей Швеции.

Но можно ведь также говорить и о том, что писателям повезло родиться в Вермланде: с давних пор жителей этой провинции отличала склонность к поэзии и музыке. В деревнях летними белыми ночами парни сочиняли песни, а деревенские скрипачи подбирали к ним мелодии. Зимними вечерами старухи без конца рассказывали удивительнейшие истории, всяческие были и небылицы, и недаром Вермланд называли волшебным ящиком шведских сказаний.