Александр Коростелёв - Дело «Норильский никель» Страница 36

С экранов телевизоров полилась пропагандистская информация, направленная на дискредитацию тех нескольких тысяч храбрецов, успевших пробиться сквозь блокаду к Белому Дому, полных решимости защищать действовавшую Конституцию России и продолжавший функционировать Верховный Совет Российской Федерации. Средствами массовой информации самое пристальное внимание уделялось не президентскому указу № 1400, а проблеме камуфляжной формы на некоторых защитниках права на жизнь по Закону, на эмблемы и нагрудные знаки, как будто бы от смены одежды правые действия лиц, руководствовавшихся благородным порывом защитить истинно демократическую законность, в одночасье могли сделаться преступными.

К концу сентября 1993 года единомышленникам первого российского президента стало ясно, что затяжные переговоры с верными Конституции защитниками Белого Дома в итоге приведут к краху их долгоиграющих реформаторских планов и тайных замыслов. Кроме этого была реальная опасность, что в этом случае, как внутри страны, так и за её пределами, действия Бориса Ельцина и его сподвижников были бы истолкованы как путч, недотянувший даже до «пальмовой революции» в какой-нибудь «банановой стране». В связи с тем, что как-либо по-другому квалифицировать попытку неконституционными методами, опираясь лишь на президентский указ и военную силу, отстранить от власти всенародно избранный Верховный Совет Российской Федерации было невозможно (!).

Следовательно, исходя из своих собственных интересов, окружение Президента России Бориса Ельцина, почему-то причислявшего себя к демократам, могло исподволь или напрямую подталкивать его к решительным, практически диктаторским действиям. Факт наступления этих действий нельзя отрицать, весь мир стал свидетелем того, как 2-4-го октября 1993 года прилегавшие к Белому Дому улицы Москвы были в буквальном смысле залиты людской кровью, а 120-миллиметровые танковые орудия били прямой наводкой бронебойными и зажигательными зарядами по зданию Верховного Совета Российской Федерации.

Сегодня, когда с тех дней прошло более чем тринадцать лет, как-то не особенно часто вспоминают события того этапа новейшей истории российской государственности, а тем более изучают их. Только на первый взгляд может показаться странным, по какой причине события тех дней до сих пор не имеют внятной, аргументированной правовой, политологической и историко-государствоведческой оценки. Если, конечно, не брать в расчёт официально спущенного сверху мнения о какой-то победе демократии над краснокоричневыми путчистами, что для думающих людей выглядит более чем нелепо.

Возможно, это был совершенно уникальный случай в мировой истории, когда одна демократия в лице Президента России, избранного всенародно, по другой демократии — Верховному Совету Российской Федерации, депутаты которого также избирались всем населением страны, в качестве последнего аргумента оппоненту в пользу собственной доктрины развития «демократических процессов» била из танковых орудий (!).

Однако можно ли назвать настоящими демократами тех, кто хотя бы рядом стоял с людьми, отдававшими и исполнявшими преступные приказы, являвшимися таковыми и по людским законам и по естественному праву сосуществования человеческого сообщества, чтобы как на военно-тренировочном полигоне вкладывать заряд за зарядом в символ верховенства власти народа.

Белый Дом сгорел, на какое-то время критиковать команду единомышленников Бориса Ельцина стало некому. Сотни людей были убиты или получили тяжёлые ранения, в потайных уголках душ живых поселился страх, а также обида от последовавшей за этим несправедливой приватизации, в течение многих лет выдавливаемые каскадом разного рода развлекательных телепередач, поддерживаемых Государством, как успокоительное средство воздействия на психику россиян.

Допустим некоторое историческое сравнение, которое возможно не всем покажется корректным. Тем не менее, подобные события разворачивались в Берлине, где вечером 27 февраля 1933 года тихо и очень быстро сгорело здание Рейхстага — символа демократии в германской республике. По основной версии его тайно подожгли те, с кем в годы Великой Отечественной Войны бился многонациональный, тогда единый народ Советского Союза. Национал-социалисты Германии открыто так никогда и не признали свою вину в поджоге этого символа германского парламентаризма. Их вина во многих деяниях, направленных против жизни и здоровья десятков миллионов людей, была доказана в Нюрнбергском трибунале. Однако даже проповедникам национал-социалистической идеологии и практикам становления и укрепления фашистского государства не пришло в голову открыто расстреливать из пушек или средь бела дня прилюдно сжигать здание высшей законодательной власти страны.

Девяностые годы XX века для России были годами значительной криминализации гражданского общества. Это было также связано с проходящей в стране промышленной приватизацией государственной собственности. Перераспределение собственности иногда переходило в настоящие войны между отдельными криминальными группировками, когда лихие люди переставали считаться как с законами гражданского общества, так и с неформально существовавшими воровскими правилами поведения. Такой беспредел, безусловно, подлежал и подлежит самому жёсткому общественному порицанию, а в идеале, при наличии правильно работающей системы правоохранительных органов и соответствующих доказательств, также и уголовному преследованию.

В то же время стоит задуматься, а не высшая ли исполнительная власть государства в 1993 году сама заложила основу для этого, применяя при решении спорных вопросов внутренней политики против своих оппонентов вооружённую силу? Власть, стрелявшая из танковых орудий по парламенту и избивавшая мирную демонстрацию трудящихся, не имела морального права осуждать тех, кто в процессе дележа имущества или денежных средств не гнушался применять насилие по отношению к себе подобным, к тем, кто сам привык жить, придерживаясь принципов жёсткой и бескомпромиссной борьбы за лучшую жизнь. Аморальное поведение власть имущих всегда неминуемо отражается на духовном состоянии всего гражданского общества, будь то неоправданное физическое насилие или коррупция.

Президент страны, отказавшийся придерживаться принципов и правил поведения, заложенных в действовавшей Конституции России (в её редакции на 21 сентября 1993 года — день выхода в свет указа № 1400), едва ли был вправе в дальнейшем рассчитывать на безупречное подчинение Закону граждан государства, главой исполнительной власти которого он являлся. После осени 1993 года, по-настоящему потрясшей общественные устои и ввергнувшей в состояние стресса миллионы россиян, наверное, пройдут многие десятки лет, прежде чем уже новые поколения граждан России постепенно научатся уважать законы государства так, как это без принуждения делают лица, живущие в цивилизованном обществе, представляемом и руководимом цивилизованной властью.

Один из соавторов книги «Приватизация по-российски» Максим Бойко в заключение подготовленной им главы писал: «Оглядываясь сегодня назад, мы можем с полным основанием говорить: отделение экономики от государства в конце XX века — это первое масштабное событие в истории России, осуществлённое не путём насилия и диктата, а в результате проведения политики политических компромиссов. Вспоминая сплошь и рядом кровавую историю государства российского, остаётся только удивляться, что перераспределение собственности удалось осуществить бескровно и ненасильственно». (Под редакцией А.Чубайса, «Приватизация по-российски», стр. 66)

Звучит достаточно цинично, если вспомнить реальную цену этого «бескровного» перераспределения. Действительно, была проведена огромная работа, чтобы российское население не смогло ассоциировать развал Советского Союза и расстрел парламента с переделом промышленной собственности, найти какую-либо взаимосвязь между этими событиями. Однако всё же нет никакой уверенности, что большинство граждан России, а также её нынешних неграждан, в полной мере познавших вкус жизни в странах так называемого ближнего зарубежья, но ещё помнящих единый и могучий Советский Союз, несмотря на всю пропаганду, согласятся с автором приведённой цитаты.

В отсутствие действующего законодательного органа власти до избрания нового за этот короткий промежуток времени команде первого российского президента нужно было обязательно успеть выпустить в свет множество подзаконных нормативных актов, регламентировавших процессы промышленной приватизации.

Прошло совсем немного времени после того, как сгорел Белый Дом, и Президент России Борис Ельцин Указом от 24 декабря 1993 года № 2284 «О государственной программе приватизации государственных и муниципальных предприятий в Российской Федерации» утвердил совершенно новую Государственную программу приватизации, введя её в действие с 1 января 1994 года.