Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6440 ( № 47 2013) Страница 36

– Ну, потому что рыжий, – улыбаюсь я.

Открываю синюю дверь из кухни туда, где, по моим соображениям, должна находиться ванная.

– Там туалет, – говорит она.

Я разглядываю бывшую ванную комнату, заваленную пыльными банками всяческих размеров. Ещё одна дверь, и она уже точно должна вести в туалет. Я толкнула дверь. Темно. Включила свет. Ну, по сравнению с кухней неплохо. Есть унитаз, и он смывается. Но где она сама смывается? Моется, в смысле?

– Якщо хочешь мытыся, оно в каструли нагривай воду та мыйся…

Я возвращаюсь в кухню. На засаленной, будто залитой нефтью, плите стоит высокая голубая кастрюля. У самого дна – дырка. Надо сказать Катьке, что буду ездить мыться к ней в общагу. А есть я вообще не собираюсь. Деньги лучше на билеты в театр тратить и на водку. Закусывать буду, но и это не у бабушки, уж точно.

– Ще в мене дуже багато тараканив, – говорит баба Маша.

Я открыла дверцу обшарпанного комода, и действительно эти самые гурьбой пронеслись по моей руке, до локтя, упали и рассеялись кто куда. Я захлопнула дверцу и пообещала себе больше никогда туда не заглядывать. Мы прошли в зал.

– Ось твоё лижко. Ось моё. А це мий чоловик. Вин погиб на вийни.

Я с опаской огляделась – не лежит ли, а то и не сидит ли где труп чоловика. Небольшая кровать затянута серым покрывалом с давно затёртым рисунком, на стене – фотографии. Над кроватью – светильник!

Уже вечером перед сном под ярким светильником я склонилась над «Двенадцатью стульями» и – ни храпящей старухи, ни засаленных стёкол, ни шума проезжающих машин, ни падающих на страницы тараканов… Захотелось в туалет. Сунула ноги в тапочки. Толпы козявищ ринулись по ногам, я… Но! Можно визжать, прыгать и топать ногами среди ночи! Ночью можно здесь делать всё, что угодно! Старушка – не услышит.

Теги: Юлия ПИЛЯВСКАЯ

Русскоязычие неизлечимо

Шесть лет издаётся в Финляндии альманах мировой русскоязычной диаспоры "Под небом единым", охватывая словом пишущих по-русски поэтов и прозаиков из 80 стран мира.

География впрямь богатая: от Австралии через весь мир - Бельгия, Болгария, Велико­британия, Германия, Голландия, Греция, Грузия, Дания, Израиль, Иордания, Ирландия, Испания, Италия, Канада, Кипр, Молдавия, Новая Зеландия, США, Таиланд, Финляндия, Франция, Чехия, Швеция, Эстония...

С каждым новым номером журнала список стран увеличивается.

Изначально это был альманах, потом к нему добавились приложения в виде отдельных тематических изданий (авторских сборников или, например, недавно вышел сборник «Поэзия Женщин Мира»). Так альманах превратился в журнал.

Осенью 2013 года в Хельсинки состоялось торжественное вручение премии имени Владимира Набокова (Сирина) при поддержке культурных организаций России и Финляндии. Наш автор, поэт и прозаик Лариса Васильева была среди почётных гостей этого меро­приятия.

Почему Набоков? Потому...

Писательница-эмигрантка Нина Берберова уверенно говорила, что в эмиграции среди русских поэтов и прозаиков ярче и сильнее других состоялся Владимир Набоков, а если так, то состоялась и вся русская литература в изгнании.

Однажды, в середине 80-х, замечательный писатель Владимир Солоухин сказал мне:

– Ты была в Лондоне корреспондентом «Литературки». Поди, есть у тебя «Лолита» Набокова. Леонов Леонид Максимович хочет почитать. Дай ему, он вернёт.

Я отвезла Леонову «Лолиту». Спустя некоторое время, он позвонил и пригласил к себе. Говорил, смущаясь, что не мог поверить разговорам, будто бы «Лолита» – порнографическое сочинение, и оказался прав. Какая же порнография, если в конце книги герой встречает выросшую, некрасивую, беременную от простого рабочего Лолиту и чувствует, что любовь его не только не прошла, но стала ещё сильнее. Леонид Максимович, сам великий стилист, сказал, что божественный стиль Набокова не изменяет ему, о чём бы ни писал. Поблагодарил меня за возможность прочитать книгу и улыбнулся:

– Теперь мне легче будет его защищать.

Это единственные леоновские слова, которые я могу процитировать точно.

В Хельсинки съехались русскопишущие авторы из разных мест. Интересной была петербургская группа: прозаики Георгий Попов и Сергей Арно, а также от Музея Набокова в Питере молодой научный сотрудник Данила Сергеев. Это он напомнил ответ Веры Набоковой, жены писателя, на вопрос, что она считает главным в его творчестве. Жена якобы ответила нечто, по-моему, неопределённое, расплывчатое. Думаю, её неверно поняли. Или же она не захотела открывать тайну, и без того открытую всем: главным двигателем творчества Набокова был ностальгический синдром – тоска по России. Он и жил-то в гостиницах, понимая, что на чужбине у него не может быть своего дома.

Особенно сила тоски по Родине выражается в его романе «Возвращение». И в стихах.

Бывают ночи: только лягу,

в Россию поплывёт кровать;

и вот ведут меня к оврагу,

ведут к оврагу убивать[?]

Проснусь, и в темноте, со стула,

где спички и часы лежат,

в глаза, как пристальное дуло,

глядит горящий циферблат.

Закрыв руками грудь и шею –

вот-вот сейчас пальнёт в меня! –

я взгляда отвести не смею

от круга тусклого огня.

Оцепенелого сознанья

коснётся тиканье часов,

благополучного изгнанья

я снова чувствую покров.

Но сердце, как бы ты хотело,

чтоб это вправду было так:

Россия, звёзды, ночь расстрела,

и весь в черёмухе овраг.

(«Расстрел»)

Все эти нежнейшие, не изувеченные патриотические чувства в первой четверти ХХI века с его технологическим прогрессом, способным изувечить их, сошлись нынешней осенью в Хельсинки на вручении премии имени великого эмигранта Набокова.

Кто же стоит за этим действом, кроме официальных организаций Финляндии и России, отчасти помогавших его проведению?

Ищите женщину! Елена Лапина-Балк. Русская. Поэт и прозаик. Создательница и главный редактор журнала «Под небом единым».

Сегодня в разных странах русскоговорящие и по-русски пишущие люди сбиваются в творческие стаи для встреч-общений, для публикаций своих произведений.

Разрозненные группы людей, объединённых русским языком, явно нуждаются в мягкой, ненавязчивой централизации. Они уже начали ссориться между собой, по образцу советских размежеваний в литературном процессе, исключительно потому, что мало и поверхностно знают друг о друге.

Журнал «Под небом единым», с его уникальным и многогранным опытом, мог бы стать таким центром, при непременном отсутствии сегодняшней политики и её конъюнктуры. А их в журнале и не наблюдается.

Возвращение в реку

Нынешняя эмиграция не та, что прежде. Трагически невозвратные пути были перед людьми литературы и искусства прошлой эпохи. Максим Горький и Алексей Толстой – положительные исключения, подтверждающие отрицательное правило – трагедию невозвращенства в СССР. Оба вернулись.

Анна Ахматова осталась на Родине, но путь её был сопряжён с многолетним кошмаром незаслуженного насильственного забвения при жизни.

Марина Цветаева вернулась на Родину и в итоге выбрала петлю вместо тяжкой жизни в СССР. Это громкие имена, а тихие, но тоже талантливые имели каждый свою судьбу с непременной трагедией.

Нынешняя эмиграция другая. Да и эмиграция ли она, если всегда можно приехать туда, откуда уехал? Поэтессы, живущие в замужестве повсюду на Земле, разве эмигрантки?

Поэт, живущий в Хельсинки, свои стихи книгами издающий в московском издательстве ««Кругъ», разве эмигрант?

Ещё не придумано для них определение. Этих людей, может, и не следует определять одним словом. Они – люди мира, пишущие по-русски.

Об одном из них хочу рассказать по­дробнее.

Роберт Винонен

1964 год. В комсомольской школе в Вишняках издательство «Молодая гвардия» устроило семинар молодых поэтов, чтобы с помощью мэтров советской поэзии отсеять неталантливые рукописи.

Я оказалась в семинаре Сергея Наровчатова. Быть оценённой им считалось равносильным попаданию в клетку к тигру. Разорвёт? А может, милостиво одобрит? Нас в семинаре было четверо. Каждому Сергей Сергеевич посвятил по нескольку часов и по четверти пухлой общей тетради с замечаниями.

Один из нас, Роберт Винонен, был родом из-под Ленинграда. Окончил Литературный институт и его аспирантуру. Позднее переехал в Хельсинки, наверное, почувствовав себя финном. Помню, тогда, в Вишняках, его зримо звучащие строчки «и как семья Лаокоона, увитый трубами оркестр» восхитили Наровчатова, предсказавшего Роберту прочный, серьёзный литературный успех, если он пройдёт испытание городом. Каждый из четверых запомнил эти слова, но вряд ли мы их поняли. Главное то, что их не просто понял, а увидел Винонен. Вместе с женой, грузинкой Лианой Элиава, он ныне живёт на три страны. Не имея в душе невозвратности эмигранта, Роберт свободен быть самим собой, насмешником и философом.