Гаральд Граф - Моряки. Очерки из жизни морского офицера 1897‑1905 гг. Страница 36

Долго и горячо мы рассуждали, гуляя по берегу. Таково было первое знакомство с абсентом! Наконец мы увидели, что за нами к пристани идет паровой катер.

Через несколько дней из Порт‑Саида пришел очередной пассажирский пароход и привез почту. Радость была большая, получили письма от близких и родных, повеяло далекой родиной, по которой уже успели соскучиться. Между почтой оказались и приказы, из них узнали, что лейтенант Ч. уволен в запас как слушатель высшего учебного заведения[83]. Таким образом, мы лишились последнего старшего офицера, и в эту должность пришлось вступить мичману Е.

С Ч. было тоже тяжело расставаться, так как все его очень любили. Начались сборы и проводы. Торопиться было некуда, так как пароход в Саид шел еще не скоро. Но неожиданно в Джибути пришла «Малайя», тащившая на буксире миноносец «Резвый», у которого произошла какая‑то серьезная поломка в машине, и он должен был возвратиться в Россию. «Малайю» тоже отчислили, как слишком тихоходный пароход, задерживавший эскадру. В Джибути они предполагали простоять дня два‑три и идти далее в Саид, следовательно, этой оказией можно было воспользоваться.

Офицеры «Резвого» и один списанный с эскадры лейтенант много рассказывали о строгостях и беспощадности адмирала Рожественского в вопросах дисциплины и исполнения приказов. Нас эти рассказы очень смутили, и мы с тревогой думали, что скоро кончатся вольготные дни в отдельном плавании.

Из разговоров с командиром «Резвого» наш командир выяснил, что эскадра на Мадагаскаре может простоять еще долго и что она, по политическим причинам, выбирает стоянки только в самых глухих местах. Из‑за этого снабжение свежей провизией трудно, и ее приходится доставать из самых случайных источников, платя наличными деньгами. Вот тут‑то и возник вопрос, откуда их доставать, так как командир не разменял судового кредитива, рассчитывая это делать по мере надобности или брать валюту от флагманского интенданта. Но поскольку стоянки предполагались только в глухих местах, то ни о каком размене кредитива там не могло быть и речи; на флагманского интенданта тоже не приходилось рассчитывать, и каждому кораблю полагалось иметь свои деньги. Благодаря этому «Иртыш» попадал в глупое положение и, имея кредитив на крупную сумму, не мог им воспользоваться. Посоветовавшись с командиром «Резвого» и лейтенантом Ч., командир решил рискнуть и послать меня, ревизора, в Саид достать из банка деньги: авось «Иртыш» еще простоит недели две в Джибути, и я успею вернуться.

Он вызвал меня и приказал заготовить необходимые документы. Надо было торопиться, так как на следующее утро «Малайя» уже уходила. Я страшно обрадовался неожиданному интересному путешествию, хотя и побаивался, как бы «Иртыш» не ушел без меня.

Хорошо, что Ч., опытный ревизор, еще не уехал, а то я понятия не имел ни о каких банковских операциях. Однако даже снятие денег от кредитива требовало выполнения известных формальностей и «выправления» документов, которые заготовлялись на корабле и подписывались командиром. Если бы я пришел в банк, не имея их, или они оказались бы неправильно составленными, то, естественно, денег не выдали и пришлось бы с позором вернуться на корабль. С помощью Ч. и моего помощника, старика‑комиссара[84], мы изготовили все нужное, но изрядно с этим провозились.

Наш комиссар был один из немногих еще оставшихся на кораблях чиновников. Он всю жизнь только и возился со всякого рода «ведомостями», «требованиями» и «отчетностями» и все же немилосердно путался сам и путал меня и баталеров. Казалось, у кого, как не у него, мне, неопытному ревизору, следовало бы поучиться, а на деле выходило, что его же приходилось учить и проверять. Часто и было жаль сердиться на старика, и его бестолковость доводила до бешенства, в особенности, когда он делал безнадежный вид и глупое лицо, как бы говоря: «Воля ваша, а я ничего сделать не могу, и мне на роду написано ошибаться».

Закончив с документами и выслушав поучительные наставления Ч., что и как мне надо сделать в Порт‑Саиде, я несколько воспрянул духом, так как в первый момент думал, что непременно запутаюсь. Долго командир, Ч. и я прикидывали, сколько снять с кредитива, чтобы было и не слишком мало и деньги зря не лежали в судовом денежном сундуке. Наконец остановились на цифре в восемь тысяч английских фунтов. Эта сумма не являлась уж очень страшной, но все же достаточно неудобной, чтобы ее долго таскать при себе.

Утром, после сердечных проводов Ч., которые длились всю ночь, напутствуемые добрыми пожеланиями друзей, мы отправились на «Малайю». Одновременно командир протелеграфировал в Главный Морской штаб о моей командировке.

Глава шестнадцатая

Скоро «Малайя» снялась с якоря с «Резвым» на буксире. Ее парадный ход не превышал восьми узлов, а с буксиром она с трудом давала 5–6. Этот пароход был самым простым «купцом» и, даже несмотря на то что входил в состав эскадры, плавал под торговым флагом. Весь командный персонал состоял из коммерческих моряков, по‑смешному воинственно настроенных и потому чрезвычайно обиженных, что адмирал отказался от «Малайи» и отослал ее в Россию. Им хотелось идти до самого конца и геройски разделить общую участь.

Меня и Ч. устроили в одной каюте, так как свободных мест больше не имелось. Было, конечно, приятно оказаться в роли пассажиров, всегда располагать временем и спокойно спать ночами, но время тянулось чрезвычайно медленно, и иногда становилось нестерпимо скучно. «Малайя» медленно ползла по Красному морю, и я опять мог наблюдать те же островки, которые меня так заинтересовали. Первые три дня море стояло тихое, а потом задул свежий ветер, поднявший легкую волну. К счастью для «Резвого», погода все же держалась сравнительно хорошая.

Я часами просиживал в кресле на юте «Малайи», наблюдая, как тащится миноносец. Белые и серые чайки огромными стаями носились над ним и с дикими криками ныряли за кормой. Их привлекали остатки еды, выбрасываемой с кораблей, и они все время сопровождали нас.

Получалась живописная картина: узенький длинный миноносец, сверху сам похожий на большую рыбу, и над ним бесчисленные стаи птиц, которые кружатся, взлетая, опускаясь, ныряя и пронзительно перекликаясь. Ночью при луне картина становилась еще красивее: из‑за сильной фосфоресценции струи, идущей от судов, образовывалась как бы широкая серебряная дорога, и по ней, освещенный луной, покачиваясь, точно сказочный корабль плыл «Резвый». Это действительно было очень красиво.

Пять суток шла «Малайя» из Джибути до Порт‑Саида. По прибытии я немедленно отправился в консульство и узнал, что обратный пароход будет только через десять дней. Следовательно, все это время придется жить без всякого дела в гостинице. Взять деньги из банка имело смысл лишь в день отъезда, чтобы их не держать при себе, тем более что город славился темными элементами.

Первый вечер в Саиде я провел еще с Ч. и офицерами «Резвого»; на следующий день они отправлялись дальше. В обществе любезного, все того же драгомана Д. мы опять побывали в кафе и проделали обычную программу, которую, очевидно, проделывают все моряки, съезжающие в Саиде на берег. Но после ухода «Малайи» я остался совершенно один и сразу же почувствовал одиночество. Было очень трудно придумывать, чем бы заполнить время: обойдешь, бывало, город вдоль и поперек и вернешься в гостиницу. Если в городе царит тишина, значит, в порту никого нет, заметно оживление, откуда‑то вылезают торговцы, слышится громкий говор, значит, пришел пассажирский пароход или военный корабль.

Единственное лицо, с которым я мог проводить время, был драгоман консульства, но он целые дни работал, и только по вечерам мы с ним встречались. Увидя, что я скучаю, он посоветовал съездить осмотреть Каир. Эта мысль мне понравилась. Ведь неизвестно, забросит ли меня еще когда‑нибудь в эти края, а они так интересны. Это не банальная, «прилизанная» цивилизацией Европа, а колоритная Африка.

Расспросив Д., как ехать, где остановиться и что осмотреть, я забрал чемоданчик и отправился в путешествие. По железной дороге до Каира было всего 4–5 часов, и шли прекрасные поезда. Д. любезно меня проводил и усадил в вагон первого класса. Когда поезд тронулся, я с наслаждением стал наблюдать открывающиеся виды. Мы неслись по краешку пустыни. Изредка попадались верблюды, нагруженные товарами, мелькали оазисы с группами пальм, и на редких полях виднелись пашущие крестьяне, погоняющие запряженных в один плуг верблюда и вола.

Поезд останавливался на нескольких маленьких станциях, переполненных пестрыми толпами горланящих жителей и торговцев фруктами. Все было так ярко и типично, что в уме невольно всплывали известные картинки из сказок и романов о жизни этой когда‑то великой и сказочной страны. Путешествие было занимательным. Но в таких случаях особенно всегда ощущается, что не с кем делиться своими впечатлениями. Кругом сидели англичане‑туристы и флегматично курили, отнюдь не располагая к знакомству с ними. Впрочем, я и английского языка почти не знал и потому все равно с ними разговориться не мог.