Вячеслав Миронов - Я был на этой войне Страница 37

— Правильно. На рожон мы тебя пошлем. По второй?

— Давай, и идем в штаб на совещание. Штурм назначен на сегодня на полдень.

— Звиздец! — я был шокирован.

— Они что там, на «Северном», гребанулись совсем? — Юрка покраснел от злости.

— Звиздец бригаде! — выразил общее мнение Пашка.

— Заткнись, дурак, не каркай! Наливай лучше, и, пока будем на совещании, заполни фляжки коньяком и водкой. Одну фляжку — спиртом. Сам знаешь, где бутылка спрятана. И никому ни слова, что здесь слышал. Ты понял? — Юрка уже не говорил, а кричал. Злость, страх, бессилие, — все это читалось на его лице.

— Да понял я, понял, что орать-то, — бурчал в ответ Пашка.

Мы закурили. Не хотелось ничего говорить, надо было переварить, обкатать ситуацию. Пашка тем временем налил всем и, после кивка Сереги себе тоже, коньяку.

— Поехали?

— Давай.

Мы выпили. Начали жевать «братскую могилу». Никто опять не проронил ни слова. Я посмотрел на часы, было 7.40.

— Пошли?

— Пошли. С Богом! — Юрка перекрестился.

И мы, взяв с собой бушлаты и оружие, вышли на улицу и направились к штабу. Там уже стояли штабные офицеры и ждали, когда все соберутся и мы войдем в зал для совещаний. Уже облетела всех весть о том, что почти всех офицеров штаба бригады распределят и закрепят за батальонами и отдельными ротами. Судя по немногочисленным диалогам, никто не понимал своего положения в данной ситуации. И речь шла не о трусости, а о том, что любой батальонный офицер по уровню занимаемой должности находился ниже, чем штабной офицер бригады. Поэтому и положение было у нас двоякое. С одной стороны, командир батальона и его начальник штаба целиком должны были подчиняться нам как посредникам, наблюдателям от штаба бригады. Но нам ни в коем случае не хотелось подменять командиров, унижать их авторитет перед подчиненными. С другой стороны, мы тоже по своему положению не могли им подчиняться, вот и получалось, что мы нужны в этих частях, как зайцу стоп-сигнал.

Поискал комбата второго батальона. О нем ходили легенды. Рассказывали, что он при обстреле на руках вынес механика-водителя и командира подбитой БМП, на которой ехал на броне. Что он выходил в эфир и приглашал чеченцев на дуэль. Когда она состоялась, а стрелялись из автоматов, духи его зауважали. Он с первого выстрела пробил противнику с пятидесяти метров плечо и не стал добивать. Дух промахнулся. За своих солдат он так воевал, как за родных детей. По радио договаривался с духами, чтобы дали ему возможность вывезти раненых. Первый раз ему позволили, а во второй расстреляли МТЛБУ с ранеными. Погибло шесть солдат и один офицер. После этого он уже не выходил в эфир с предложением постреляться на дуэли, он посылал бойцов, и под покровом ночи те вырезали обкуренных духов. Не боялся пули и где на брюхе, а где на коленях, но ежедневно обходил, оползал все свои позиции, смотрел на каждого бойца. Не чурался с солдатами и поговорить, и пошутить, и сто грамм выпить. Не был он никогда с ними запанибрата, но знали все, что смерть каждого из них он тяжело переносит, не хочет он свою офицерскую карьеру заработать на солдатских костях. Не боялся он высказывать свое личное мнение. И мнение было продиктовано не личными амбициями и обидами, а обстановкой, самой жизнью. Может, поэтому в свои сорок два года, имея за плечами академию, он так и остановился на уровне командира батальона. Личность сама по себе колоритнейшая. Ростом под метр восемьдесят пять, под сто пятьдесят килограммов весом, но не жира, а мяса, мышц. В ладони мог спрятать граненый стакан. Полон сил и энергии. Работать — так работать, воевать — так воевать. С ним и его людьми мне выпала судьба и решение командиров штурмовать Минутку. Вот только завяз он основательно у этой гостиницы «Кавказ». Много она у него крови выпила.

Я увидел командира второго батальона, подошел к нему:

— Здорово, Александр Петрович.

— Здравствуй, Вячеслав Николаевич.

— Слышал уже про затею со штабными?

— Слышал. Тьфу! — этим плевком он очень образно выразил свое отношение к происходящему и инициативе. — Получается, что мне уже не доверяют. Так?

— Хрен его знает, Петрович, в какие они игры играют. Мне самому эти игрушки не по нутру. Знаешь уже, наверное, что меня к тебе направляют.

— Слышал. И Юрку, и замполита тоже. Замполита-то зачем? Прямо как в тридцать седьмом году — особое совещание «тройки»! Кто приговор исполнять будет?

— Не пори чепухи.

— Слава, как мне чепухи не пороть, если остался без начальника штаба. Ротного поставить не могу ни одного, потому что роты оголятся, им замены тоже нет, взводных повыбивало. Всю ночь передавал эту гребаную гостиницу соседу, — комбат уже не говорил, а скорее рычал, басил. — Тут вы еще со своими фантазиями. Пойми, мил человек, против тебя с Юрием я ничего не имею, замполит тоже неплохой мужик, но зачем весь этот спектакль? Мне не доверяете?

— Да пошел ты, Петрович, тебе не доверяем. Я спал сном младенца, а тут такой наворот. Сам того же мнения. Я тебе палки в колеса вставлять не буду. Командуй, как опыт подсказывает, ты уже не мальчик. Что надо — помогу. Когда в батальон поедешь, если ничего нового не придумают, нас с напарником забери.

— Хорошо. Вы только никуда не теряйтесь. Водки много не берите, этого добра у меня хватает, а вот курева захватите — напряженка. Поесть тоже хватит.

Тут все присутствующие потянулись в помещение штаба. Там уже нас ждали и комбриг с Сан Санычем, и наш генерал. По всему выходило, что нам была отведена такая же участь, что и генералу при нашей бригаде, сидеть и наблюдать.

— Товарищи офицеры, — начал комбриг, — получен приказ начать операцию сегодня в 12.00. Также получен приказ о закреплении за каждым батальоном и отдельной ротой офицеров управления бригады и моих заместителей. Тем самым будет налажено бесперебойное взаимодействие.

Поднялся шум в зале.

— Тихо, товарищи офицеры, я понимаю ваше возмущение, но никто никого подменять не собирается, тем более не идет разговор, ни в коем случае, о недоверии. Сейчас начальник штаба зачитает, кто за каким батальоном закреплен.

Билич встал и быстро огласил список. Все получилось, как и рассказывал Казарцев, мы втроем попали во второй батальон.

— Каков план наступления? — спросил командир танкового батальона Мазур.

— Мы когда входили в город, был у нас план?

— Не было.

— Вот и сейчас его нет. Первая цель — Госбанк. Вторая — Дворец Дудаева. Остальное по обстоятельствам.

В зале опять поднялся шум. Все матерно обсуждали такой оборот дела.

— Первыми идут танкисты вместе со вторым батальоном, их прикрывают и поддерживают огнем первый и третий батальоны. Вопросы?

Но никто не стал задавать вопросов, понимая, что не услышит вразумительного ответа ни на один из них. Постепенно стали расходиться. Понимая, что я здесь бесполезен, вышел на улицу, Юрка следом. Замполит бригады и командир второго батальона остались у комбрига. Закурили.

— Ну, что по этому поводу думаешь? — спросил Юра, тоже закуривая.

— Ничего не думаю. Лучше ничего не думать. Пошли паковаться.

Следующий час прошел в собирании необходимого и допивании бутылки коньяка, оставшейся после завтрака. Потом зашел комбат второго батальона, и мы тронулись вперед. Прибыли на место минут через двадцать и тут же колонной поехали в сторону Минутки. Соседи, уже предупрежденные о нашей «славной» миссии, провожали нас, выкрикивая что-то ободрительное. Удивительно, но при подходе к Минутке нас никто не остановил, никто не обстрелял.

За четыре квартала от злополучной площади мы остановились, и комбат собрал своих офицеров на совещание. Вкратце он обрисовал то, что уже было нам известно. Представил нас как офицеров по взаимодействию со штабом бригады, добавил, что позднее присоединится и замполит бригады, также для оказания помощи. Многих офицеров мы уже знали. Трое из четырех ротных были кадровыми офицерами, а четвертый был назначен недавно вместо убитого Сереги Максименко. Но держался уже уверенно, как равный среди равных. Со стороны Минутки доносился грохот авиационного налета и артиллерийской подготовки. Сзади послышался грохот и лязг. Через пару минут показалась колонна танкового батальона. На третьей машине, сверкая белками глаз и показывая белизну зубов, сидел на башне Серега Мазур. Он остановил колонну и спрыгнул к нам.

— Здорово!

— Здорово, давно не виделись, и часа не прошло. Готов?

— Готов к чему?

— К своей «карусели». Наслышан уже. Толково придумано, лишь бы толк был.

— Поглядим. Когда начнем?

— Минут через пятнадцать авиация улетит, а артиллерия заглохнет, и начнем.

— Минут пять для верности надо выждать.

— Обязательно, а то по духам они, может, промажут, а по своим — в самое яблочко уложат.