Игорь Ефимов - Аркадий Северный, Советский Союз Страница 38

И, конечно, не забывает Северный послать привет нарвским музыкантам, с которыми совсем незадолго до этого спел уже многие песни из репертуара этого концерта. Песня о Нарве, которую Аркадий предваряет посвящением "старому кафе" и "оркестру, который скучает без меня", — надолго вошла коронным номером в репертуар нарвских музыкантов. А Северный с чувством исполнит её в концерте с "Химиком", заставив поверить всех, что у него действительно под окном не Нева, а Нарова.

Собственно, мы добрались уже и до песен самого концерта. Разумеется, это продолжение уже разработанного сюжета "Песни Северного на стихи Раменского", довольно удачного, как наглядно показали предыдущие записи. Мы недаром говорили о новом этапе в творчестве Аркадия. Ведь все эти концерты были сделаны в достаточно новом для того времени жанре. Оркестрованная авторская песня, получившая распространение к концу 80-х годов, и занявшая большое место в современном жанре, именуемом "шансоном", тогда ещё только-только начиналась. Хотя, конечно, формально стихи Раменского не подходили под определение самодеятельной авторской песни, столь популярной в те годы на фоне убожества официальной эстрады. Правильнее было бы, наверное, говорить о "песенной поэзии" Владимира Раменского. Правда, его творения вряд ли можно было бы назвать "поэзией" в высоком смысле этого слова, но, тем не менее, в оригинальном артистическом изложении Аркадия Северного под оркестр они обрели вполне достойное звучание. Жаль только, что таких концептуальных записей, построенных целиком на авторском материале Раменского, было сделано не так уж много.

А в концерте с "Химиком" Владимир Николаевич выступает к тому же не только как лирик, он делает ещё и стилизации под настоящий блат, и гражданские, можно даже сказать — протестные песни! "Мне не дадут звезду героя" — это же просто-таки манифест подпольного артиста Северного:

Да, я отлично всем известенВ огромном доме у Невы,Как сочинитель гадких песен,Как автор двойственной молвы…

А "Осень Петербурга"! Хоть она и не такая острая на первый взгляд, — но это опять песня о старой России, угробленной большевиками; а значит — противостояние официальной идеологии.

И на этом моменте мы считаем нужным немного остановиться. Михаил Шелег в своей книге писал, что Северного не прельщала роль трибуна и бунтаря, и однажды он отказался петь текст со словами "долой правительство ЦК КПСС", — потому что блатной жанр по сути своей не приемлет политику. Но нам этот вопрос представляется более сложным и неоднозначным. С одной стороны, у Аркадия, конечно, было очень мало песен с политической окраской. Но с другой — мы уже говорили о том, что блатная тематика и сама по себе оппозиционна режиму, и Аркадий Северный был, безусловно, нонконформистским певцом. А уж в случае с "Химиком" всё было однозначно — здесь некоторые песни отличались именно прямой политической остротой. И можно признать: Раменский и Северный сделали достаточно смелый по тем временам шаг.

В заключение надо сказать, что в этом концерте были интересны не только стихи Раменского. Для "историков" здесь, пожалуй, не меньший интерес, чем сами песни, представляют и вступительные слова к ним, в которых наши "герои" решили запечатлеть для истории многих своих знакомых: и Мироновского, и Соколова, и братьев Кадниковых, которые, по версии С. И. Маклакова, оплатили всё это мероприятие, и халдея из самой крутой шашлычной Питера "Мерани" — Володю Николаева, и "худенького мальчика" Сашу Давыдова по кликухе "Негр". Впрочем, Давыдов с Аркадием "повстречались в ресторане "Мотылёк" уже на втором концерте " Химика".

Этот концерт был записан почти сразу же вслед за первым — в марте 1978 года. Ободрённые успехом мероприятия Тихомиров с Раменским, разумеется, решают продолжить это дело. И даже при более солидном музыкальном сопровождении, для чего приглашают скрипача, старого знакомого Аркадия, сыгравшего с ним уже Бог знает сколько концертов — Женю Фёдорова. А вот новых текстов на целый концерт Раменский, вероятно, подготовить не успевает. Поэтому в программу включают много песен известных авторов-исполнителей: Высоцкого, Абдрахманова, Дольского, Клячкина. От оценки исполнения этих песен мы в очередной раз воздержимся. Пусть читатели сделают это самостоятельно — ведь вкусы у всех разные.

И, заканчивая наше повествование об этом замечательном "химическом" проекте, считаем нужным затронуть ещё одну, совсем не музыкальную тему. Пожалуй, все, видевшие фотографии с этих концертов, поражались внешнему виду Аркадия — он выглядит настоящим доходягой из слабосилки. Что же с ним случилось? Многие тут же вспоминают слова Калятина: "… Он в Одессу уехал, и когда вернулся — я его не узнал. Живой скелет, кожа да кости. И совершенно пустые глаза, стеклянные. Причём, он не пил тогда. Я сразу понял — появились наркотики". Лично нам этот вывод Калятина кажется совершенно бездоказательным. "Стеклянные глаза" — не обязательно признак наркомании. Такое бывает и у алкоголиков, и при различных психических расстройствах. Есть у этого состояния различные мудрёные названия типа "симптом Вестфаля-Бумке". Думается, что у Северного просто была очередная депрессия, усиленная ещё к тому же сильным нервным истощением. Отсюда — и похудел так. Кстати говоря, мы уже отмечали ранее, что Аркадий вообще мало ел, а при том настроении, что у него сейчас, аппетиту вообще неоткуда взяться. Кроме того, его поведение и сама манера пения на "Химиках" никак не похожи на пребывание под воздействием наркотиков. Сравните, к примеру, с последними выступлениями Курта Кобейна. Да и где бы он мог, при его-то образе жизни, постоянно доставать наркотики? У Высоцкого, с его возможностями и связями, и то были проблемы с этим делом. И последнее: менее чем через год у Аркадия случится очередной срыв и начнётся его уже последний запой. А соскочить с наркотиков на водку — очень редко у кого получалось. Да простит нас читатель за это отступление, но так как разговоры о наркомании Северного ходят до сих пор, мы сочли просто необходимым остановиться на этом столь подробно, чтобы обосновать своё мнение. Которое, конечно же, не является истиной в последней инстанции.

Итак, концерты с "Химиком" завершены. "Я покидаю гостеприимный мне всегда Ленинград и возвращаюсь опять в Одессу. До новых встреч. Где-то уже в конце весны я опять приеду к вам и надеюсь, что мы ещё с вами встретимся", — говорит Аркадий в заключительном слове. И это опять-таки правда, Аркадий действительно снова отправляется в Одессу. Причём без ведома Коцишевского на этот раз. Зачем ему теперь чьё-то приглашение, когда он сам уже почти что одессит! Осталось что? — Расписаться с Зиной да получить одесскую прописку, — так, наверное, думалось Аркадию этой весной. Может быть, именно поэтому и его музыкальная деятельность в нынешнее посещение "Жемчужины у моря" начинается так неожиданно.

Первый концерт он записывает не у Коцишевского и не у Ерусланова, а. Честно говоря, мы сами не знаем, кто в этот раз принимал Аркадия, и вместе с ним участвовал в записи. Сведений об этом не сохранилось, к сожалению. Может быть, кто-то из знакомых его новой подруги Зины? Кто знает. Некоторые коллекционеры, желая восполнить этот пробел, просто зачислили Аркадию в "соратники" наиболее известных одесских деятелей: кто Коцишевского, а кто и Сорокина. Хотя голос этого человека абсолютно не похож на голоса ни того, ни другого. Да и сам концерт получился совершенно неожиданным для почитателей таланта Северного. Неожиданным — потому что он там практически не поёт, а только рассказывает анекдоты попеременно с этим неизвестным нам товарищем. Когда-то и Фукс организовывал нечто подобное, но в тех концертах анекдоты чередовались с песнями, а здесь они идут сплошным потоком. Северный поёт за полтора часа всего-навсего три песни: "Над тихоней-речкой рос с берёзой клён.", "Все говорят, что моряки — большие пьяницы." и "Где среди пампасов бегают бизоны." из кинофильма "Двенадцать стульев". И, что примечательно, эти песни он никогда не пел ни до того, ни после.

Но вскоре Аркадий встречается, наконец, со своим товарищем и музыкальным продюсером Владиславом Коцишевским. И это естественно: он же не собирается, в самом деле, завязывать с музыкой! Аркадий всё-таки хочет петь, как и раньше; да и гонорары за концерты никогда не лишние. А Владислав Петрович, конечно, тоже весьма рад тому, что знаменитый блатной певец снова в Одессе; и, более того! — дело-то идёт к тому, что он здесь, глядишь, и осядет! Что ж тут остаётся Коцишевскому — только работай! И работа начинается.

Причём начать Владислав Петрович решает сразу с чего-нибудь необычного. И вот он записывает гитарный концерт "Для Жоры Миргородского" — чрезвычайно насыщенный ненормативной лексикой. Запись получилась достаточно спорной, можно сказать — экспериментальной. Матерные песни в таком объёме не звучали у Аркадия, пожалуй, со времён знаменитого "Луки Мудищева". Но на этот раз Коцишевский предложил Северному для исполнения ещё и большой массив песен из репертуара очень популярного в ту пору Кости Беляева. Включая "Куплеты про евреев" и матерные частушки. Константин Николаевич до сих пор жутко ругается, слыша эти записи. И в чём-то он, конечно, прав. Беляевские песни в исполнении Аркадия в этот раз совершенно не прозвучали. Нет ни куража, ни экспрессии, столь свойственных Северному. Хотя другие вещи, к примеру — "Я настроил гитару на лирический лад", получились у него действительно замечательно… А если задаться вопросом — почему Коцишевский всё же предложил Северному такой репертуар, то ответ, как нам кажется, очевиден: в пику Ерусланову. Ведь это именно с лёгкой руки Станислава Яковлевича пошли гулять по белу свету записи Беляева. Но, в общем-то, надо признать, что на этот раз эксперимент Владислава Петровича получился не шибко удачным. Вероятно, он и сам почувствовал что-то неладное, потому что в эти глубины русской субкультуры их с Аркадием больше не заносило. Разве что в следующем концерте попытались малость изобразить что-то похожее, но вовремя остановились — не пошло.