Эрнесто Че Гевара - Опыт революционной борьбы Страница 38

Испанец Моран, посланный в разведку с двумя другими товарищами, вернулся один и сообщил, что вокруг никаких солдат нет, а вдали виднеются пять самолетов. Продолжали путь впятером, неся на себе большой груз. Перед нами открылось печальное зрелище: полностью сгоревшие дома наших друзей-крестьян. Лишь около одного из них нам удалось найти жалобно мяукающего котенка да какого-то поросенка, который захрюкал, почуяв приближение людей. О Куэва-дель-Умо мы знали только понаслышке, и путь туда нам был неизвестен. Ночь наша группа провела в полной неуверенности, опасаясь столкнуться с противником. Надежды встретиться с нашими товарищами никто из нас не терял.

30 января мы заняли позицию на вершине господствующей над местностью горы. Нам представлялось, что это и есть Куэва-дель-Умо. Однако посланные разведчики никого не нашли. Одному из нас, Серхио, показалось, что он видел двух людей в бейсбольных кепочках, но сообщить об этом он промедлил, и мы уже не смогли никого догнать. Затем я и Гильермо вышли на разведку долины реки Ахи, где Гильермо встретил одного своего приятеля, который дал нам перекусить. Из рассказа этого приятеля нам стало известно, что здесь ночевали солдаты под командованием майора Касильяса. Утром они сожгли лавку Сиро Фриаса, отобрали все товары, реквизировали мулов, а погонщика убили. По приказу Касильяса была арестована жена Фриаса.

1 февраля после марша предыдущего дня мы отдыхали в нашем маленьком лагере под открытым небом. В одиннадцать часов утра послышалась стрельба на противоположных склонах возвышенности, а затем, уже ближе, крики о помощи. Нервы Серхио Акуньи не выдержали, и он, бросив подсумок и винтовку, оставил порученный ему пост. Я записал в своем дневнике, что он унес с собой соломенную шляпу, банку сгущенного молока и три копченые сосиски. Мы очень горевали тогда, что он лишил нас сгущенного молока и сосисок. Несколько часов спустя до нас донесся шум приближающейся колонны, и все приготовились к бою, считая, что дезертир мог выдать нашу группу. Но это были основные силы отряда, которые сопровождал Кресенсио. Среди своих товарищей мы увидели новых бойцов из Мансанильо во главе с. Роберто Песантом. В рядах же нашего отряда не было Каликсто Моралеса, Каликсто Гарсия, Мануэля, Акуньи, пришедшего к нам накануне воздушного налета новичка и дезертира Серхио Акуньи.

Мы вновь спустились в долину реки Ахи. По дороге были розданы некоторые вещи, которые принесли с собой мансанильцы, включая перевязочные материалы и смену белья для каждого. Нас очень взволновали инициалы на белье, вышитые девушками Мансанильо. На следующий день, 2 февраля, когда исполнилось два месяца со дня высадки с «Гранмы», наш отряд был снова в сборе, к нему присоединились десять человек из Мансанильо.

Все чувствовали себя сильнее, и наше настроение было лучше, чем когда-либо раньше. Мы много спорили о том, как попали под неожиданное воздушное нападение, и пришли к общему выводу, что тому причиной был дым кухни. В течение многих месяцев, да, пожалуй, и всей войны, бойцы помнили об этом и до самого конца войны старались не разводить костров даже днем, опасаясь неприятных последствий.

Тогда никому из нас не приходила в голову мысль о том, что Эутимио Герра мог находиться в самолете-разведчике и показывать врагу место нашего расположения. Но это было именно так. Болезнь матери была лишь предлогом для него, чтобы уйти на встречу к убийце Касильясу.

Еще в течение некоторого времени Эутимио Герра продолжал наносить большой ущерб делу развития нашей освободительной борьбы.

Засада у Альтос-де-Эспиносы

После внезапной воздушной атаки, о которой было рассказано выше, мы покинули гору Каракас и пошли обратно, в знакомые места, чтобы установить прямую связь с Мансанильо, получить помощь и узнать о положении в остальной части страны.

Переправившись через реку Ахи, мы вернулись в дом старика Мендосы. Путь в горах пришлось прокладывать с помощью мачете, потому что нога человека давно уже не ступала здесь, и наше продвижение было медленным. Ночь провели на вершине горы, за весь день практически не поев ничего. До сих пор я вспоминаю как одно из самых больших пиршеств в моей жизни, когда крестьянин Креспо пришел к нам с банкой, в которой были четыре свиные колбаски, сэкономленные им от своего пайка, и сказал, что они предназначаются для друзей. Креспо, Фидель, я и еще один наш товарищ очень обрадовались этой скудной порции как роскошному банкету. Наконец мы достигли дома Мендосы, находившегося справа от горы Каракас, и старый крестьянин приготовил для нас кое-что поесть. Будучи верным крестьянской солидарности и закону дружбы с Кресенсио Пересом и другими его приятелями, которые входили в наш отряд, он всегда принимал нас, хотя и испытывал при этом страх…

Для меня этот переход был очень тяжелым из-за приступа малярии. Гуахиро Креспо и незабвенный товарищ Хулио Сенон Акоста помогали мне идти. В этих местах мы никогда не останавливались на отдых в домах, но мое состояние, а также состояние испанца Морана, который никогда не упускал случая, чтобы заболеть, было таким, что нас послали ночевать в дом, в то время как остальные бойцы находились под открытым небом, охраняли окрестности и заходили в дом только поесть.

Нам пришлось освободиться от некоторых бойцов из-за их низкого морального состояния и оставить у крестьян наших товарищей, получивших серьезные травмы во время перехода. Среди последних были нынешний министр внутренних дел Рамиро Вальдес и один из сыновей Кресенсио – Игнасио Перес, который позднее стал капитаном и геройски погиб. Рамирито сильно ушиб колено, которое у него было ранено еще во время нападения на казарму Монкада. Несколько парней ушли из отряда сами, что, по правде говоря, пошло нам только на пользу. Я помню, как в тишине гор один из них в истерике стал кричать партизанам, что его посылали сюда, сказав, что отряд имеет достаточно продовольствия и может защищаться при воздушном нападении, а вместо этого самолеты, мол, сеют смерть, люди постоянно бродят голодными, у них нет даже воды, чтобы напиться. В первые дни такое чувство испытывали многие наши бойцы. Затем те, кто выдерживал первые испытания, оставались в отряде, привыкая к грязи, нехватке продовольствия и воды, к отсутствию крыши над головой, к опасности. Они привыкали жить, полагаясь лишь на винтовку да на сплоченность и стойкость маленького партизанского отряда.

Сиро Фриас привел с собой несколько бойцов и рассказал новости, которые сегодня вызвали бы у нас улыбку, но тогда мы поверили им. Он говорил, что Диас Тамайо (министр обороны в правительстве Батисты) готов сделать что угодно, лишь бы примазаться к революционным силам, что Фаустино сумел собрать много тысяч песо и, наконец, что саботаж растет по всей стране и правительство стоит перед началом хаоса. Он сообщил также трагическую, но поучительную весть. Серхио Акунья, дезертировавший несколько дней назад, добрался до дома своих родственников и там стал похваляться перед племянницами своими партизанскими подвигами. Об этом услышал некий Педро Эррера и донес на него полиции. Вскоре явился небезызвестный капрал Росельо (позднее за свои злодеяния он был казнен народом) и стал его пытать. Затем капрал выстрелил четыре раза в Акунью и убил его. Этот случай показал бойцам отряда, насколько важна сплоченность людей и сколь жалок дезертир, предавший своих товарищей. Нам пришлось срочно сменить место своего расположения, поскольку Серхио Акунья знал, что мы находимся в доме Флорентино, и во время пыток мог проговориться об этом. Эутимио Герра, услышав о гибели дезертира, сказал, что накануне он видел сон, будто Акунью убили и, как ни странно, его убийцей был капрал Росельо. Позднее, когда предатель был разоблачен, нам стало ясно, почему он видел такой сон. Но тогда рассказ Эутимио вызвал настоящую «философскую дискуссию» о том, сбываются сны или нет. Как отвечавший за культурно-просветительную и политическую работу среди бойцов, я стал объяснять, что это невозможно и что речь может идти лишь о случайном совпадении. Во время дискуссии Универсо Санчес сообщил, что за день до случившегося Герра уходил из отряда и, вероятно, от кого-то узнал об этом, а теперь, мол, разыгрывает нас. Эутимио действительно покидал отряд и принес с собой пятьдесят банок молока и военный фонарик.

Одним из тех, кто больше всех настаивал на том, что сны сбываются, был безграмотный 45-летний крестьянин Хулио Сенон Акоста. Это был мой первый ученик в Сьерра-Маэстре, которого я пытался научить грамоте во время привалов. Хулио Сенон учился читать с большим упорством, не обращая внимания на свои годы. Он понимал, что революции нужны грамотные люди. В тот год пример Акосты оказал большое влияние на его товарищей крестьян.

Хулио Сенон Акоста многое делал для отряда. Это был неутомимый человек. Он всегда помогал товарищам, и особенно тем, кто пришел из города и не умел переносить трудности походной жизни. Хулио хорошо стрелял, мог развести костер в дождливую погоду и быстро найти питьевую воду. Одним словом, это был мастер на все руки.