Олесь Бузина - Утешение историей Страница 38

Артем. Символ Донбасса.

Как бы то ни было, ровно через четыре дня в вольном городе Одессе вспыхнуло восстание против Центральной Рады. Как и в Петербурге, большевики захватили почту, телеграф и телефон. Потом, как бы между прочим, еще и вокзал. А на закуску — прихватили штаб Одесского военного округа, перешедший на сторону Рады от павшего в Петрограде Временного правительства. Одна часть гарнизона встала на сторону Киева, другая — решила, что главный тот Секретариат, который в Харькове. Юнкера военных училищ поддержали Центральную Раду. Черноморский флот, наоборот, — Украинскую советскую республику. Но перелом в битве за город принесли именно моряки в клешах, изрядно покрасневшие на тот исторический момент. Старые потрепанные броненосцы ЧФ «Ростислав» и «Синоп» с примкнувшей к ним яхтой «Алмаз» (эта посудина благополучно пережила в свое время даже Цусиму!) ударили главным калибром по позициям киевских гайдамаков и юнкеров в районе станции Одесса-Товарная и закрепили «жемчужину» за большевиками. Вместо «вольного города» была объявлена Одесская Советская Республика — сокращенно ОСР. Главой ее вооруженных сил стал эсер подполковник Муравьев — тот самый, который через несколько дней возглавит наступление на Круты.

ДОНЕЦКИЙ ОТВЕТ. А в это время на Донбассе происходили не мене эпохальные события. Везде, как грибы, стали возникать новые государства и возрождаться старые. Край угля и стали не мог остаться в стороне от такого процесса. Донецкий феномен возник во второй половине XIX столетия, когда британский предприниматель Джон Хьюз (по-русски его чаще всего называют Юзом) приобрел у князя Кочубея в тогдашней Екатеринославской губернии на берегу Кальмиуса добрячий шмат земли и начал строительство металлургического завода. Пришлый бритт одним из первых сообразил, что именно в этой пустынной тогда земле по счастливому стечению обстоятельств находятся руда, коксовый уголь и асбест — три основных ингредиента для выплавки металла. А по соседству еще и Мариупольский порт, через который удобно вывозить сталь и чугун на экспорт. На Донбассе начался промышленный бум. Чтобы наняться на шахты, тысячи бывших крестьян хлынули на земли Дикого Поля, где совсем недавно бродили только редкие кочевники и табуны диких коней. Зарплата была необыкновенно высокой. У шахтеров всегда водились деньги. Опасная работа под землей и стабильная зарплата создали тут особый тип человека — по сути, новый русскоязычный субэтнос.

Похороны погибших в Одессе. Между ОСР и Центральной Радой тут шли жестокие бои.

КУЛУАРНЫЕ ПЕРЕГОВОРЫ. Когда летом 1917 года Временное правительство в Петрограде стало договариваться с Центральной Радой о границах будущей автономной Украины (на тот момент Грушевский и его соратники претендовали только на автономию в составе России), встал вопрос о Донбассе. Рада, естественно, желала заполучить и его, отлично осознавая экономическую мощь этого края. Но один из местных олигархов, Николай фон Дитмар, в ответ заявил: «Весь этот район как в промышленном отношении, так и в географическом и бытовом представляется совершенно отличным от киевского. Весь этот район имеет свое совершенно самостоятельное первостепенное значение»…

К словам Дитмара — влиятельного бизнесмена и одного из вождей Совета съездов горнопромышленников Юга России (в революционные времена даже буржуазия создала свои советы!) было сложно не прислушаться. В результате переговоров с Центральной Радой правительство Керенского оставило ей под контроль только пять губерний — Волынскую, Киевскую, Подольскую, Черниговскую и Полтавскую.

Только когда Временное правительство в Петрограде было свергнуто Лениным и Троцким, аппетиты Рады возросли, и она снова стала претендовать на Донбасс. Но к тому времени там уже усилилось влияние местных большевиков. Во главе их стоял харизматичный лидер Федор Сергеев по партийной кличке Артем — профессиональный революционер и близкий друг еще мало известного на тот момент Сталина.

В ответ на притязания Грушевского в Харькове собрался Съезд советов Донецко-Криворожской области. Он был уже четвертым по счету и отнюдь не собирался уступать Киеву. Решительно настроенные донетчане (среди них были представители различных революционных партий, но большинство составляли большевики и эсеры) 12 февраля 1918 года в гостинице «Метрополь», что в переводе означает «столица», провозгласили создание Донецко-Криворожской республики.

КРЫМСКОЕ КРАЕВОЕ. К тому времени Центральная Рада находилась накануне падения. Не обладая достаточной военной силой и поддержкой масс, ее вожди призвали на Украину германские войска. Отстаивая свой выбор, новой Донецкой республике пришлось воевать уже с ними.

Пока развивались эти события на материке, в Крыму возникла Советская Социалистическая Республика Тавриды, провозглашенная 19 марта 1918 года. Как и Донецкую, ее победили наступавшие немцы. И тут же признали Крымское Краевое правительство Матвея Сулькевича — бывшего царского генерала татарского происхождения. В конце апреля в Киеве произошел военный переворот — Центральную Раду сменил гетман Скоропадский. Недолго думая, он заявил права на Крым, обратившись к Сулькевичу с письмом по-украински. «Я ответил, — вспоминал глава независимого Крыма, — что я не «староста», а глава правительства самостоятельного края, и что я прошу установить сношения между нами на общественном языке — на русском. Этот мой поступок объявили в Киеве «разрывом дипломатических отношений». Мы, то есть крымское правительство, послали своего уполномоченного в Киев для установления экономического соглашения, но оно там натолкнулось на абсолютно закрытые двери».

Глава Крымского краевого правительства генерал Сулькевич разошелся со Скоропадским в вопросе языковой политики.

Такая обстановка сложилась на Украине в разгар лета 1918 года, когда под германским протекторатом война всех со всеми временно прекратилась. Но происходившее тогда стоит вспомнить и в наши напряженные дни, чтобы осознать, из чего на самом деле складывалась наша страна, и о каких «швах» постоянно забывали в Киеве.

19 апреля 2014 г.

«Нехай гiрше, аби iнше»

Революции никогда не способствуют процветанию общества. Они надолго создают зоны нестабильности. Умные страны стараются идти другим — эволюционным путем.

В последние дни мне все чаще вспоминается эта украинская поговорка. Разве она не характеризует самым точным образом нынешнюю ситуацию? Хотелось «перемен»? И как вам они? Крым ушел. Юго-Восток требует то ли федерации, то ли отделения. В Славянске — «антитеррористическая» операция. Гривня падает. Квартплата дорожает. Те административные здания еще не освобождены, эти — уже захвачены. Одни люди гибнут. Другие — перепуганы до смерти. В каких границах будет существовать Украина, не скажет ни один «эксперт». Зато… подписана политическая часть ассоциации с Европейским союзом! Какое фантастическое счастье, правда? Не знаю, как вас, а меня оно не греет. Я предпочел бы Украину без всяких ассоциаций, зато без гражданской войны — с тихими водами и ясными зорями.

Зачем Европа? Хорошо жить можно и в Украине. Главное, чтобы соседи попались хорошие.

Может, у кого-то другое мнение. Но я никогда в жизни не получал денег ни от одного иностранного фонда «на развитие демократии», не собираюсь становиться за ними в очередь и испытываю вполне законное желание, чтобы правительство в Киеве (какое бы оно ни было) принимало решения не после консультаций с главами иностранных спецслужб, а на основе наших собственных национальных интересов. Пока украинцы не договорятся с украинцами (причем без крови и террора по отношению друг к другу), никакие ассоциации или Таможенные союзы не принесут нам счастья. В этом меня убеждает печальный исторический опыт моей родины.

«СМЕШНОЙ ПРОЦЕСС ПЕРЕГОВОРОВ». Чем, скажите, плох был тот же гетман Скоропадский? Судимости? Ни одной! Богатство — наследственное, устоявшееся и не такое уж большое. По-немецки и по-французски говорил, как по-русски. Украинский язык — внедрял. Русский — уважал. Ежедневных газет при нем в Киеве выходило то ли четыре, то ли пять (это в разгар гражданской войны!), политические противники разгуливали свободно, где хотели (Петлюру гетман немножко подержал в тюрьме и тут же выпустил), булки и колбасы чуть ли не росли на деревьях (в то время, когда даже Германия под финал Первой мировой войны голодала).