Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6440 ( № 47 2013) Страница 38

В сердце гул непрестанный.

Воспоминанья (как валидол)

под язык –

может, поможет...

Ночью разбудит

крик:

«Всё это ложь,

никто, поверь,

не должен

жить только в мечтах!»

Выглянула в окно:

«Вот безобразие?!

раскричались...»

А там – никого...

Только качели качались,

вздыхали:

ах[?]

Надежда ЖАНДР

Родилась в Ленинграде, в Финляндии с 2000 года. Образование филологическое (немецкий язык и литература). Автор пяти поэтических сборников, печатается во многих периодических изданиях. Шеф-редактор антологии переводов «Небо без границ».

Живёт в г. Вааса.

ДНЕВНИК

Не дай по датам памяти босой,

как по стеклу хрустящему кружиться.

Морозный гелий, пудра и корица,

пыльца ли, прах, да с неба снег и соль,

где воздух индевеет, бога ради, –

лёд пальцев липнет к шёлковой груди, –

не дай увидеть то, что впереди,

не дай прочесть себя в пустой тетради.

То глянцевые блещут зеркала,

а не листы у дневника пустого,

ловушка, прутья строк, и нет живого,

и мел скрипит: пока не умерла…

Нет, это – молоко, его разводы

в горенье синем верно узнаю,

зрачками ос впиваюсь, боль мою

лелеет медленный огонь природы,

и от себя не можно убежать,

и каторжник цепями лёгкий почерк

всё тянет сны пуховой зимней ночи

на остриё бумажного ножа.

* * *

Ракушек скорлупу перетираю – хруст,

порез об острый край – загадка хиромантам.

Мой домик меловой и полый чист и пуст:

картавым голубям надёжная приманка.

От белизны сужается зрачок,

куриный ультразвук в движенье вёртких крыльев.

Вдыхает аллергично звездочёт

труху от перьев?

Взвесь алмазной пыли?

И, запертая, мечется душа,

и заплетаются морщинистые лапки,

и вечность теплится и тает не спеша,

и на ладони капает украдкой.

Людмила КИРПУ

Родилась в Ленинграде. Образование гуманитарное. Автор поэтического сборника «Недоигранная гамма» (Санкт-Петербург, 2007). Печатается в периодических изданиях Хельсинки – поэзия, переводы с финского. Участник коллективных поэтических сборников. Победитель конкурса «Мюнхен-2007».

Живёт в Хельсинки с 1991 года.

* * *

На въезд и на выезд

закрыта граница...

Без визы на счастье

не надо мне сниться.

Не надо, мой бывший,

твой паспорт просрочен!..

Но чувства толпятся

в «предбаннике ночи»...

– Впустите, нам тесно!..

Нам тесно и больно!

Но разум, таможенник,

с криком – Довольно! –

им объявляет,

что кто-то и где-то...

вписал эти чувства

в реестр запрета,

что издан приказ:

«В течение лета

границы держать

на замке... до рассвета».

* * *

Ты возьми меня за руку, мама,

посиди или рядом постой.

Помнишь, раньше кричала упрямо:

«Никого не возьму на постой!»

А теперь, когда нет уже сада,

вместо дома лишь тень на плетень,

я, безумная, с недругом рада

разделить угасающий день.

Ты возьми меня за руку, мама.

Посиди или рядом постой.

У стареющей дочери драма –

нет желающих на постой. 

Моя Родина – русская культура

Сара СМИТ:

"Родители сегодняшних студентов задают вопрос: что вы будете делать дальше с русским языком? Мои родители говорили то же самое 40 лет назад..."

В 2010 году за заслуги в области популяризации русской культуры за рубежом Сару Смит, профессора кафедры русского языка и славистики Дублинского университета Тринити, почётного доктора Литературного института имени Горького, наградили в Кремле медалью Пушкина.

- Сара, как получилось, что вы, ирландка, жившая во многих странах, знающая несколько языков, посвятили б[?]льшую часть своей профессиональной деятельности русскому языку? Каковы мотивы вашего выбора?

– Это очень сложный вопрос. В детстве я совершенно не хотела читать, и мои родители очень волновались из-за этого. Я даже запретила дарить мне книги на Рождество и день рождения. И однажды, когда мне было лет одиннадцать, мы с родителями посмотрели советский фильм по автобиографии Горького. Сейчас я смотрю этот фильм совсем другими глазами, а тогда я воспринимала его наивно, и мне захотелось прочитать «Детство» Горького. Книга неожиданно понравилась. С этого момента я проснулась к чтению. А потом стала читать Тургенева, Толстого, позже Достоевского...

– Однажды вы произнесли фразу, которую я запомнила и люблю цитировать от вашего лица: «Когда человек много переезжает из страны в страну, он не утрачивает Родину, а приобретает новые, и у человека может быть много родин». Вошла ли Россия в ваш список?

– Да. Должна сказать, что у меня даже несколько русскоязычных родин, как ни странно. Первая – виртуальная Россия. Я по-настоящему стала заниматься русским языком, когда поступила в университет на кафедру русского языка и погрузилась в русскую культурную духовную атмосферу. Читала только русскую литературу, смотрела только русские фильмы, но не с кем было разговаривать. Я не говорила по-русски, даже когда окончила университет. Такой возможности не было. Но мы, выпускники, читали довольно бегло, писали более или менее грамотно.

Второй мой русскоязычный мир, вторая родина – та, которую я встретила, когда поступила в аспирантуру. Я училась во Франции в Сорбонне, но жила в Мёдоне – маленьком пригороде на полпути от Парижа в Версаль, где с начала XX века традиционно селились русские. В Мёдоне существовал Центр изучения русской культуры, при котором жили эмигранты из СССР. И там же – студенты и аспиранты, желавшие находиться в русскоязычной среде. Это было удивительное место, в котором я познакомилась с диссидентами Гинзбургом и Синявским. Так мой русскоязычный и виртуальный мир стал в Мёдоне почти настоящим.

С начала 80-х я стала летать в СССР на летние курсы по повышению квалификации. Училась в МГУ.

Именно с этого начались настоящие отношения с невиртуальной страной.

Может быть, это странно прозвучит, но я считаю русскую культуру своей родиной больше, чем страну.

– Как менялось лицо студента на кафедре? Ну, скажем, со времён перестройки до настоящего момента?

– Да практически никак. Русскоговорящих студентов поступает примерно 3–4 человека на 30 новых студентов. Большинство студентов у нас ирландцы. Это очень интересные люди, потому что они чаще всего к нам поступают если не против воли своих родителей, то абсолютно без поддержки. Наша кафедра считается не очень престижной. Родители сегодняшних студентов задают вопрос: что вы будете делать дальше с русским языком? Мои родители говорили то же самое 40 лет назад. Никто тогда не мог представить что я буду работать в качестве профессионала-русиста. Это и мне тогда не приходило в голову.

– Не иссяк ли интерес к русскому языку и культуре за последние 20 лет?

– Во время перестройки, когда к нам поступало много студентов. Но это был единственный момент, когда в нашей прессе говорили о России положительно. Ни до этого, ни потом никогда ничего доброжелательного не писали. Так что студенты приходят к нам, несмотря на то, что у них в головах сложился негативный образ России, что вдвойне удивительно.

г. Кобх (ИТАР-ТАСС)

– На вашей кафедре изучают и русский язык, и русскую литературу?

– Да. На английском языке название звучит как «русская кафедра». Подразумеваются и литература, и язык. И история, страноведение, лингвистика.

– Как вы выбираете произведения для изучения? Есть ли определённая программа? Или вы собираетесь все вместе на кафедре и решаете этот вопрос?

– И то, и другое. Студенты обязаны на втором курсе пройти программу по культуре XIX века, на третьем курсе – по культуре XX века. Преподаватели этих курсов каждый год обсуждают тексты, над которыми будут работать со студентами.

– Изучают ли студенты современную литературу?

– Практически нет.

– А вы сами отдаёте предпочтение каким-то современным российским авторам?

– Я очень люблю Улицкую. Хотелось бы, конечно, больше читать и больше быть в курсе современной русской литературы. Только что была в Москве и привезла 10–12 книг. Я специалист по литературе XIX века, а мой коллега Джастин Догерти – специалист по литературе XX века. Нас всего двое на кафедре, кто преподаёт литературу, и мы не можем охватить всё. Это просто нереально.