Юрий Петухов - Тайны древних русов Страница 39

Ангирас породил целый класс полубогов-ангирасов, через которых и осуществляется связь между богами и людьми. Самые настоящие «ангелы», только не двухтысячелетней давности, а как минимум четырёхтысячелетней. Лингвистическое совпадение также абсолютное: переход «и» в «е» — дело попятное, «л» при переходе из праиндоевропейского и славянских превращается в «р», пример тому мы уже приводили — это «слава» — «сравас». Ангирас = Ангелу. И без всяких посредников-переводчиков! Интересен и тот факт, что Ангирас одновременно сын Брахмы — высшего бога — и сын Агни, одного из наиболее упоминаемых «Ригведой» божеств, идущего следом за Индрой.

Бесспорно, христианство вложило в понятие «ангел» и свою особенность, но сам образ существовал задолго до оформления христианского учения и к древнееврейской мифологии отношения не имел. Агни — Ангирас — ангирасы — ангелы и Огонь. Вот эта «огненная» сущность полубогов-посредников, на наш взгляд, очень характерна, ведь именно она отвечает требованиям к какому-то переходному состоянию между реальной, физической материей, которую можно взять, пощупать, и чем-то «божественным», неощутимым на ощупь. В сознании людей тех времён Огонь и был таковым «посредником», несущим от богов вполне определённые блага. В дальнейшем образ развивался.

Что ещё? Богиня Вяч-Вач древнеиндийского, а точнее, ведийского пантеона. Это богиня речи. Вяч-Вач так и переводится — «речь», «слово». Хотя и не следовало бы переводить то, что понятно и так. «Вяк», «вякнуть», «вякать» — это просторечные «говор», «сказать», «говорить». Само древнеиндийское понятие «вякти» — говорить — полностью совпадает со славянским «вякати».

Разумеется, индоарии унесли с прародины слово-понятие вместе с соответствующей богиней. Ничего близкого к славянскому и древнеиндийскому слову у их соседей нет. Латинское «вокс» отдалено и вообще сомнительно. Персидское «ванг» — шум — также не совсем укладывается в образно-лингвистические рамки. Ну и, конечно, всем нам известно новгородское, да и во всех иных славянских местах распространённое «вече». Нет сомнений в том, что оно произошло именно от «вякати», «вакти». «Вече-вяче» — это «говорильня», место, где можно «говорить, обсуждать». Иные предположения нам не представляются серьёзными, хотя они, конечно, есть.

Сплошь и рядом мы встречаем в древнеиндийских языках и мифологии образы и слова, унесённые с прародины индоевропейцев. Но ни у одного народа мы не найдём стольких «совпадений», как у славян с индоариями. Взять, например, женское начало, сияющую и парящую жену Индры — Вирадж (правильно Вира-жь). Это сам «женский дух». В славянской мифологии «женские духи» — вилы. В единственном числе — Вила, летающая женщина с распущенными волосами, олицетворяющая саму женственность и вместе с тем способная и навредить при случае недругу (чисто по-женски). Совпадение? Случайность? Памятуя о переходе славянского «л» в древнеиндийское «р», это не скажешь. Вила = Вира-жь и лингвистически, и по образу. Снова — прародина и периферия, автохтоны и переселенцы.

Проверим себя. Причём проверим не на «мелочи» какой-либо, а на верховном божестве ведийской мифологии. Кто такой Брахма? Кто такие брахманы?

Ну, со вторыми более или менее ясно, для нас брахманы — это соответствующая категория жрецов, обслуживающих Брахму (в более сложные, многотрудные для понимания значения, развившиеся на поздних этапах, мы вникать не будем). Итак, брахман — жрец, волхв. Ну а Брахма? В слове заключён праиндоевропейский корень «бел», о котором мы уже говорили, ещё он звучит «бхел», «бхелг» и означает «раздуваться», «вспучиваться», «разбухать». Знакомые нам вещи, характерные для Волоса-чудища.

Для переселенцев образ начал развиваться в ином направлении, в сторону «верховника», по всей видимости, очень давно, ещё до начала переселения. И в него вошло в основном то, что имелось в первоначальном властителе-волостителе «подземных пастбищ», владыке. Но распространилось это «володение» уже на весь обитаемый мир, заключавший в себе и подземные сферы, и земные, и надземные. Всё «вредительское» и «злое» полностью ушло в Валу-Балу и Вритру. Осталось всемогущество, величие. Почему мы говорим с такой уверенностью? Потому что такой взгляд отвечает не только самому образу и его эволюции, но и лингвистическим закономерностям. Снова вспомним «слава»-«сравас», вспомним переход «б» в «в». Из первого получим: Брахма — Блахма. Из второго: Блахма — Влахма. Влах — это Волох, так же как «град» — это «город». Дополнение «ма(н)» в слове по естественным причинам, из которых образовалось сложное слово, отпадает, ведь основа — Брах. Получается: Брахма = Волоху. И соответственно «брахманы» это «волхвы». Непривычное толкование, не так ли? Но другого, столь же аргументированного и осмысленного, просто не существует в природе. Все попытки вывести Брахму, да и прочих богов и демонов древнеиндийского пантеона из каких-либо иных языков и мифологий разбиваются вдребезги ввиду отсутствия даже единичных, даже случайных совпадений. В нашем же варианте всё укладывается в очень стройную и логичную систему, не входящую ни в одну из бытующих поверхностных схем. И система эта — сама жизнь, сама эволюция на протяжении шести-семи тысячелетий праиндоевропейцев и их потомков.

Много ещё придётся поработать нашим исследователям, прежде чем им удастся создать доподлинные представления в своём сознании и сознании читателя о древнеиндийском этнокультурном сообществе и его родстве с праславянами.

Изучая древнеиндийскую культуру по отражению в «английском зеркале», это не сделаешь. Нам предстоит начинать почти с самого начала. Да и немудрено, лишь в 1987 году издательство «Наука» выпустило более или менее системное описание самой архаичной разновидности древнеиндийского языка. Книга так и называется: «Ведийский язык». Но, прямо скажем, маловато.

Продолжим наш поиск. Культ умерших, так называемых «предков», существует у всех народов мира. Славянские деды, дзяды, нави, предки нам отчасти знакомы. У древних индийцев таковых называли «преты», ушедшие. Некоторое время преты продолжали жить среди людей невидимыми. И надо было совершать ряд обрядов, чтобы «проводить» их в мир иной, приобщить к прочим усопшим и успокоившимся. Иначе они превращались в «бхуту» — демонов из свиты злого бога Шивы.

Всё, до деталей почти, совпадает с соответствующими ритуалами славян. Вспомните хотя бы «девятины», «сороковины» и прочие «юбилеи» усопшего. Всё это нехристианские обычаи. Они пришли из древности. Души усопших надо было препроводить по всем правилам, иначе они превращались в навей — злых духов, которые преследовали живых, в бесов.

Древнеиндийское «бхута» так и переводится — бывший. Бесы, нави, бхуты бродили вокруг деревень, могли загрызть человека и съесть его, жили они, как правило, на кладбищах. Слово «предок» можно понимать как «предшествующий». Но одновременно он и «ушедший», так как живых предками называть не полагалось, это достижение лишь XX столетия — жаргонное выражение.

Понятия-слова «предки» и «преты» полностью совпадают. Совпадает и весь комплекс представлений, связанных с ними. И опять из далёкой Индии прийти на родину индоевропейцев этот комплекс в самом архаичном виде не мог. Он был унесён переселенцами с исконных земель.

Нет сомнения, что и славянский Ядрей связан с древнеиндийским Атри, что переводится как «едящий». В ведийской мифологии образ изукрашен. Но теоним, конечно, не случаен. Ядрей же, разумеется, происходит не от «ядра» и не от «ядрицы». Здесь заключены корни, связанные с едой и «ядрением», то есть «набиранием сил». Недаром ведь Ядрей — дух, отвечающий за урожай. Хотя в данном случае вполне возможны и варианты самостоятельного развития двух слов-образов из общего праиндоевропейского или доиндоевропейского корня.

Здесь мы сделаем совсем короткое отступление. У читателя может возникнуть сомнение и даже подозрение — дескать, все эти случаи — самые обычные совпадения. Хорошо, предоставим такому читателю возможность обложиться всеми существующими справочниками, энциклопедиями и соответствующей литературой. И если его многолетние (тут месяцем-другим не отделаешься) старания по нахождению совпадений между какими-либо иными мифологиями, их персонажами и их образной и лингвистической сущностью увенчаются хотя бы десятком более или менее приемлемых примеров, признаем, что бывают и «случайные» совпадения. Но не советуем впустую тратить время.

Все мы слышали про латинскую Аврору — богиню утренней зари. Мало кто знает про древнеиндийскую Ушас, соответствующее божество. И никто наверняка не ведает про славянского Овсеня. Этот бог олицетворяет приход весны, он связан с началом весеннего солнечного цикла. Через балтского Усиньша он сближается с древнеиндийской тёзкой. У всех троих был один общий предок. Как звучало его имя? К какому было ближе?